Плач под душем - Ирина Лобусова

– От такого – отказываюсь! Такой адвокат мне не нужен!

– Ты же получишь пожизненное, кретинка!

– С такой защитой я во всех случаях получу пожизненное, мне нечего терять!

Охранник смотрел на нас, с трудом скрывая любопытство.

– Ну ладно! Ты обэтом ещё пожалеешь!

– Уже жалею! Отведите меня в камеру!

Снова коридор, и с тяжёлым лязгом за мной захлопнулась очередная дверь.

Я открыла глаза и увидела склонившегося над кроватью Никитина. Как всегда, его лицо не выражало ничего. После разговора с медсестрой прошло два с половиной дня, но я так и не получила никаких известий от Рыжика. Это означало, что нет никакой надежды. Нет – именно для меня. Я дошла до последней стадии отчаяния. От малейшегослучайного слова меня бросало в слёзы. Я не могла их остановить, и от нервов не осталось почти ничего. Моя жизнь заканчивалась так бесславно и страшно…. Я умирала. И этот последовательный, чудовищный процесс умирания уже ничто не могло остановить. Это было страшно – знать, что всё закончено. Словно тебя живьём закопали в могилу. Закончилось отчаяние и одиночество, и в полное отупение ввергала глухая, никогда не проходящая боль.

Я открыла глаза и увидела Никитина. Я часами лежала в кровати, либо гипнотизируя стенку, либо прикрыв глаза рукой. От постоянных уколов кружилась голова, от недоедания уходили последние силы – иногда я не могла пошевелить даже рукой. Вся нелепость заключалась в том, что я до безумия хотела жить. Я хотела жить до отчаяния, до пены у рта, до самого страшного крика! Но молчаливая степень безысходности, словно рваный панцирь, закрывала любой путь. Даже путь назад.

– Притворяешься, что тебе плохо? – сказал Никитин.

– Почему притворяюсь? – я прикрыла глаза.

– Говорил с врачами. Они утверждают, что ты удивительными темпами идёшь на поправку!

– Твоими стараниями! Не полез бы с наркозом – сдохла быуже давно и не мучилась!

Я перестала говорить Никитину «вы», и получилось это как-то непроизвольно. Может, от жестоких страданий я почувствовала не равенство, а своё превосходство над ним. Между нами завязалось что-то типа дружеских отношений – если уместно такое слово. Разумеется, тайно скрытых дружеских отношений, в которых невозможно даже отдать себе отчёт. Поэтому вместо нормальных разговоров я всё время огрызалась. Огрызалась довольно злобно: во-первых, чтобы скрыть, что он может быть мне симпатичен, а во-вторых потому, что мнебыло всё равно.

– А ты хочешь сдохнуть? – в голосе послышалась насмешка.

– Хочу, только кто мне даст?

– Послезавтра тебя выписывают, – внезапно он стал очень серьёзным, – выписывают-и ты знаешь, куда вернёшься?

– Знаю. Разве можно это предотвратить?

– Второй раз счастливого исхода не будет.

– Меня убьют? Я знаю это давно. Никакой разницы нет.

– Я мог бы предотвратить, если быты прекратила валять дурака! Как говорят, клеить полную несознанку. Стоит сказать пару слов – и я изменю всё!

– Хочешь, чтобы я призналась? Этого не будет! Не дождёшься! Я лучше сдохну!

– Дура! Сдохнешь мучительно, страшно. Больно! И мне, между прочим, не всё равно! Давай сделаем так…

– Мы никак не сделаем. Я не признаюсь. Ты ждёшь, что я скажу, как убивала этих двух придурков, расскажу все подробности? Этого не будет! Потомучто я их не убивала! Если быя сделала это, я быпризналась, я всегда говорю правду, как последняя дура. Но я их не убивала. Не знаю, кто меня подставил. Наверное, тот, кому всё это нужно. Только я здесь нипри чём.

– Всё это я уже слышал! Неужели нельзя измениться?

– Нет! Если я стану лгать, я изменю себе, а зачем? Чтобы избежать смерти? Жизнь для меня – не такая уж большая ценность! Знаешь, я вообще не люблю изменять. Никому. Это очень подло. А я не люблю подлость. И когда ты поймёшь это, ты поймёшь, что я никого не могла убить.

– Послезавтра тебя выписывают из больницы и возвращают обратно в СИЗО. И перестань валяться на кровати и корчить из себя умирающую! Ты достаточно здорова, чтобы ложиться в гроб!

Никитин резко поднялся, чтобы выйти, но в этотмомент дверьпалаты приоткрылась, и внутрь заглянула та самая хорошенькая медсестра, которую я просила позвонить.

– Вечерний обход! – сказала она, ни на кого не глядя, и решительно избегая встречаться со мною глазами. Она демонстративно отворачивала от меня лицо, и я с удивлением почувствовала в ней какую-то скрытую неприязнь. Никитин поспешил ретироваться. Он сделал это слишком быстро. Мне было смешно: как все мужчины, он боялся врачей.

Через пару секунд двери распахнулись, и внутрь ввалилась толпа в белых халатах – студенты. Несколько солидных врачей. Все в белом. Один из них поравнялся с моей кроватью…Я онемелаи вцепилась в одеяло, чтобы не закричать! На меня смотрел одетый в докторский халат…. Рыжик! Рыжик, для конспирации нацепивший на шею стетоскоп! Поравнявшись с кроватью и поймавмой взгляд, он заговорщицкиморгнул глазом.

– Так, ну здесь всё хорошо… – врач, ведущий обход, махнул рукой, даже не посмотрев в мою сторону.

– Всёхорошо. Всё будет хорошо, – сказал Рыжик, – врачам нужно доверять.

В его глазах плясали озорные чёртики, я видела, что ситуация несказанно его забавляет. Значит, он проник в больницу и вырядился специально ради меня? Что-то внутри дрогнуло – и впервые я по-настоящему сдержала подступающие к глазам слёзы. Как он сказал? Всё будет хорошо?

Тем временем, продефилировав по палате и ни на кого не обращая особого внимания, исчез вместе с остальными, Рыжик умело затерялся в толпе. Он был прав: выделять меня на глазах у всех было опасно. Но что он собирается делать дальше? Я нервничала так, что не могла ни лежать, ни сидеть. Я вскочила и почти побежала по направлению к туалету: охранник, как всегда, тащился за мной.

И, тем не менее, это было бесполезно: никто не окликнул меня, никто не встретился по дороге. И туалет, и коридор были пустынны – так, будто здесь совсем недавно не бродили толпы врачей. Я снова оказалась в кровати, не сомневаясь, что он придумает способ передать мне хоть что-то. Так и произошло.

Через два часа в палату заглянула медсестра, другая, пожилая, дежурившая в прошлую смену и почему-то оставшаяся в больнице ещё на день.

– Ты! – ткнула в меня пальцем. – На выход! В процедурную, быстро! Врач назначил укол!

Укол, на ночь глядя? Почувствовав надежду, почти побежала. Она завела меня в манипуляционную. Охранник хотел зайти следом, но в этот момент из глубины комнаты возник Рыжик и нагло захлопнул перед ним дверь со словами:

– Перед уколом её нужно осмотреть! Не буду же я её перед вамиосматривать! Имейте совесть! Она выйдет через пять минут! Не бойтесь, отсюда никуда не убежит!

Он завёл меня внутрь, медсестра вышла. Напару секунд мы остались наедине. Всё это было так естественно, что ничего нельзя заподозрить. Рыжик схватил меня за руку, приблизил к себе и быстро зашептал:

– Слушай внимательно. Завтра утром будет обход. После этого я зайду в палату якобы за тем, чтобы переписать фамилии. Ты окликнешь меня и скажешь, что тебе плохо. Сильные боли. Корчисьи хватайся за живот. Когда я подойду, начинай орать. Можешь кататься по кровати, кричать, стонать, делать всё, что хочешь. В общем, постарайся, чтобы действительно было похоже на приступ. Сможешь?

– Я постараюсь. Но что будешь делать ты?

– Я сделаю озабоченное лицо и скажу, что тебя необходимо срочно везти в операционную.

– А дальше?

– Дальше не твоя забота! Тебе скажут, что нужно делать! Ты должна всё выполнять беспрекословно. Всёчто скажут, запомни!

– Ты поможешь мне бежать?

– А зачем, по-твоему, я всё это делаю?

– Разве меня нельзя освободить официально?

– Нет, к сожалению. Но об этом – потом.

– А у нас получится?

– Да Я не один. У меня есть помощники. Я вытащу тебя отсюда!

– Я плохо выгляжу?

– Ничего, это поправимо! Всё. Времени больше нет. Помни: завтра утром, после обхода. У тебя две задачи: кричать и молча делать всё, что говорят.

Я уверена: ни одна больница мира не знала второго такого дня! Это было просто изумительно, бесподобно! Жаль, что я не могла до конца присутствовать на всём этом… Жаль, но не каждая сцена нуждается вприсутствииглавного героя в финале. Я не смогла увидеть финал. Я должна была исчезнуть – задолго до финала, задолго до каких-либо подозрений, задолго до того, как в стенах самой обыкновенной больницы разыгралась комедия, похожая на сценку со времён Комедии Дель арте (разумеется, в современном стиле). Жаль, я не могла увидеть её до конца. Может, если бымнеудалось, это искупило бы полную чашу моих страданий и вознаградило – в какой-то мере. Но я не видела, а потому страдания остались со мной.

Впрочем, меня вполне вознаградило детальное описание происходящего от других действующих лиц, не менее важных, чем я. Много позже, когда за плечами остались пережитые страдания и часы, сидя в уютной гостиной загородной дачи, возле камина, с бокалом шампанского в руках, нахохотавшись до рези в боках, до спазм, до боли, я вдруг очнулась на минутку, словно выплыла из окружающего мира, чтобы просто сказать: