Цикады - Анастасия Всеволодовна Володина

свете она ненавидела именно границы — те границы, что придумали взрослые, границы стран, границы страт, границы классов и полов. Каждая граница-грань квадрата обрамляла, сажала на замок, а море, где так вальяжно ходил паром между двумя странами, этот замок распахивало, пусть и волнуясь, но теперь это море волновалось без нее.

— Так что, похоже?

— Да. На острова, — соврала и не соврала, а он и не понял.

Никто бы не понял.

Антон вытащил из машины плед и бросил его на склон.

— Надеюсь, здесь нет камер, — пробормотал он, уже стаскивая футболку.

Выпрямилась и отшатнулась.

— Что? — нахмурился.

Покачала головой:

— Не могу. Прости. Не смогу.

Вздохнул и оделся обратно. Досадливо пнул камень:

— Тебе не за что извиняться. Плохо получилось, что все это в тебя прилетело. Не в меня. Хотя я тоже там, но меня как будто и… не заметили.

— Им все равно, с кем бы я была. Главное, что была.

Солнце почти зашло, последние лучи цеплялись за деревья. Деревянные лодки мерно покачивались на волнах внизу.

— Можно я спрошу тебя кое о чем?

Догадывалась.

— Алекс. У тебя с ним что-то было?

— У меня с ним было что-то, — усмехнулась, но, поймав его взгляд, сразу поправила: — Но не это. У меня ведь до тебя…

— Это я понял, — он сказал серьезно. — Так что же?

Взяла травинку и стала ее кусать. Тянуть было некуда и незачем. Пришлось рассказать все еще раз — только теперь по-настоящему.

Как ее вырвали из места, которое она считала домом с пяти лет, и перевезли в огромный шумный город, который будто все время трясло, и ей казалось, что его вот-вот вырвет людьми и отходами.

Как после дома у моря они въехали в только отстроенный высотный ЖК с бесконечным ремонтом, где звук отлетал от каждой стены, а из окна было видно лишь чужие окна.

Как она объявилась после зимних каникул, когда класс не ждал новеньких, и все смотрели на нее словно на инопланетянку, которую занесло непонятно откуда, а когда узнали откуда, начали дразнить.

Как ее отдали в школу с совсем другой программой, и она с трудом переучивалась учиться на другом языке.

Как ее посадили на единственное свободное место — рядом с Алексеем Костенко, главным хулиганом класса. И потом он всем говорил, что Алекс, а ей еще успел сказать — Алеша.

Как на биологии ей показалось, что она написала все правильно, а ей поставили двойку, и она скомкала работу и бросила ее в мусорку, а Алеша вытащил бумажку из мусорки, расправил ее и пошел к Геннадию Ильичу, который при проверке перепутал варианты, но признал ошибку и поставил ей пять.

Как Алеша сказал: если кто обидит, ты только скажи.

Как им задали проект по биологии — сделать доклад об одном из вымерших динозавров, и ее парой стал Алеша.

Как после учебы они шли вместе к ней домой, сидели допоздна и болтали, мама делала бутерброды и какао, а Алеша, не прожевав до конца, говорил о родителях, которые работали где-то за границей.

Как однажды после школы Алеша дал ей прикурить, а она долго кашляла и не могла взять в толк, зачем люди дышат этой гадостью.

Как он после этого ее поцеловал.

Как они лежали на кровати, держась за руки, — только за руки, больше ничего, но и этого хватало, чтобы она верила, что все будет хорошо.

Как через пару дней, когда на биологии она пришла и села на свое место, Алеша вдруг вскочил, собрал вещи и пересел за другую парту — там, в конце ряда.

Как он сказал вполголоса, но так, что весь класс услышал: у нее изо рта пахнет.

Как она сидела за партой одна и слышала смех.

И только его она все следующие годы и слышала.

— Только из-за этого? — Антон тихо спросил. — Или было что-то еще? Я просто слышал…

Когда отсел Алекс — уже не Алеша, к ней повернулся Билан и показал рисунок: динозавр выпускает изо рта зеленое облако, а у его ног валяется парень.

— Не надо было так делать, я знаю. Но я сама не поняла, как это случилось. Просто закрыла глаза, а когда открыла — он уже весь в туши. Потом мама сидела у директора, а я должна была извиниться. А я не стала, вот так. И мне это не простили. Я же была для них чужой. Приехала непонятно откуда, явилась посреди учебного года, а еще и пошла против. Наверное, можно было прогнуться, можно было извиниться, подлизаться, но…

— Но ты не стала.

— Нет. За это они меня и наказывают. Все они.

— И ты так и не знаешь почему? Почему Алекс так сказал?

— Может, потому, что от меня и правда воняло?

Антон нахмурился:

— Что-то не бьется. Он ведет себя так, будто ему не все равно.

— Потому что он знает, что это он все начал. И жалеет, — сцепила зубы. — Жало-сть — от слова «жало». Ненавижу это. Ясно? И он это знает. Он тоже не хочет, чтобы его жалели.

— А его-то с чего вдруг жалеть?

— С того, что не было никаких родителей за границей. Отец их бросил давно, а мама… — она покачала головой, — исчезла.

— В смысле, бросила его? — Антон усмехнулся чему-то своему.

— В смысле, вышла из дома и не вернулась. Ее так и не нашли, просто признали погибшей. У нее даже могила есть — пустая, с вещами какими-то. Украшения, фотографии, всякое такое. Так жутко — а вдруг она все еще жива, а ее похоронили?.. И каково ему было, когда все случилось?.. Иногда я думаю: может, поэтому он это и сделал — из-за мамы, из-за отца…

— Ты-то здесь при чем? — он покачал головой и прижал ее к себе.

— Наверное, хочется все объяснить — логически. Он так поступил со мной, потому что кто-то плохо поступил с ним. Как на картинке, помнишь, где все друг на друга кричат, а в итоге котенок вешается? Но иногда все проще. Иногда люди просто злые. Это и страшно. Без мотива все страшнее — как в хорроре, знаешь. Только здесь непонятно, кто злодей. Это же, выходит, я напала первой. Билан вообще под руку просто попался. Он сам ничего