Кисть ее руки. Книга 2 - Содзи Симада

Черные зубы трупа должны были напомнить об обычае чернения зубов, распространенного среди жен самураев в период Эдо. И, в свою очередь, привести к названию водостока Охагуро («Черные зубы»), фигурировавшего в деле об убийстве с расчленением в Таманои. Поэтому не было необходимости красить в черный цвет что-либо, кроме зубов Онодэры. Потому что убийство Онодэры – единственная имитация инцидента в Таманои. Но это какое-то странное ребячество. Оно как-то не вяжется с убийством.

Но в любом случае я добился немалого прогресса. Однако я чувствовал, что здесь остаются странно необъяснимые моменты.

Постепенно я понял, что это своего рода показное убийство, как его описывают в детективных романах. Иными словами, сознание преступника как будто находится под влиянием детективных романов. Это открытие также можно рассматривать как шаг вперед. Однако мне показалось, что это означало бы поставить телегу впереди лошади. Не слишком ли сложна подобная загадка для современных людей?

Действительно, задача слишком сложна. История слишком старая. О событиях 1932 года никто ничего не знает. Поэтому ни один из детективов полиции префектуры Окаяма, до которых попытались это донести, не понял, что это воспроизведение реальных происшествий 1932 и 1936 годов. Мне самому пришлось очень много поработать, чтобы добраться до этого. Потребовалась помощь библиотекаря, изучение нескольких старых материалов и поход к местному историку, прежде чем я наконец пришел к пониманию.

Все это имело какой-то смысл. Разве не было целью покрасить зубы Кэйгёку Онодэры в черный цвет и поместить голову Сатико Хисикавы на плот, чтобы заставить публику вспомнить известные случаи, на которых основаны эти преступления? Но только мы, люди, живущие в 1995 году, ничего не знаем о деле с расчленением в Таманои или деле Масубути в Нагое. Для этого надо быть исследователями современной истории, такими как Камияма.

Или целью преступника было заставить следственную группу испытать серьезные трудности? Тогда помогут ли мои сегодняшние изыскания найти преступника?

Нет, это все-таки как-то странно. Ведь здесь есть вопиющее противоречие. Дело в интеллекте преступника. Если все так, как я предполагаю, то преступник должен обладать невероятным интеллектом. Но, с другой стороны, нельзя упустить из внимания и бумагу хаторон, и комнаты для приезжих. Не указывает ли это на то, что преступник не только далек от мощного интеллекта, но образован в лучшем случае на уровне ученика начальной школы? Это разваливает всю мою конструкцию.

– Связаны ли дела Таманои и Масубути в Нагое с нынешним инцидентом в «Рюгатэе»? – спросил Камияма.

Теперь, когда он так мне помог, у меня нет другого выбора, кроме как довериться ему. Однако можно ли рассказать ему о том, что пока известно только полиции? Но я решился.

– Да, это правда. Я хочу сейчас вам об этом рассказать, я приведу и факты, о которых полиция просила меня никому не сообщать. Так что прошу вас по крайней мере в течение трех лет хранить их в тайне. Даже от родственников.

– Я обещаю, – сказал Камияма.

Говоря про три года, я просто вспомнил слова, которые сказал мне человек, причастный к делу холма Кураями[17], в расследовании которого я участвовал раньше.

Затем я рассказал Камияме всю имевшуюся у меня информацию по делу, ничего не утаивая. Я чувствовал, что ему можно полностью доверять. Итак, хотя я очень колебался по этому поводу, я также признался ему, что видел обнаженное тело хозяйки «Рюгатэя» и что у нее на нижней части спины были келоидные рубцы. У меня было чувство, что этот факт, вероятно, имеет значение.

При этом выражение лица Камиямы изменилось. Это было как будто выражение недовольства, словно он услышал что-то неприятное. Я не понял, почему он так отреагировал, и несколько удивился.

– Да, очередной очень серьезный инцидент… – с чувством сказал Камияма, когда я закончил рассказ.

Он сложил руки на груди и некоторое время молчал. Я тоже молчал, и наше молчание продолжалось долгое время. Я начал думать, что, возможно, этот старик способен не только поделиться знаниями о необычных преступлениях прошлого, но и предложить свои версии решения стоявших передо мной загадок. Он хорошо образованный человек, много знает и, кажется, обладает достаточным умом. Его величайшим достоинством было необычайное знание истории этих мест, включая инцидент с Муцуо Тои. Такого рода информация совершенно необходима для расследования. Если инцидент в «Рюгатэе» действительно связан с прошлым, то докопаться до истины без этих знаний невозможно.

– Прежде всего я могу сказать одну вещь, – сказал Камияма, нарушив молчание.

– И что же это? – я подался вперед.

– Судя по всему, положение, в котором были обнаружены тела работницы «Рюгатэя», госпожи Кураты, если не ошибаюсь, и господина Инубо, владельца гостиницы, ясно указывает на то, что это имитация двойного самоубийства на Сакатаяме.

– Двойного самоубийства на Сакатаяме?

– Да.

– Что это?

– Среди этих документов должно быть много сообщений об этом деле. Это еще один странный инцидент, который произошел в Оисо, в префектуре Канагава.

– Когда?

– Я думаю, это было в мае, значит, позже, чем события в Инуяме и Таманои. Пожалуйста, дайте-ка мне это на минутку.

Получив от меня папку, Камияма начал переворачивать страницы слегка дрожащими пальцами.

– Значит, и это произошло в седьмом году Сёва… Получается, в том году часто происходили такие странные события, которые оставили след в истории? – спросил я. – А сейчас у нас седьмой год Хэйсэй.

– В том-то и дело. По какой-то причине все эти события происходили в том году. Возможно, потому, что в Японии это было очень мрачное время…

– Однако у меня сложилось впечатление, что и дело Сады Абэ, и дело Масубути из Нагои имеют сексуальный оттенок.

– Да, это правда.

Листавшие папку руки Камиямы замерли. Некоторое время он смотрел в пространство и о чем-то думал.

– Вопрос в том, как это интерпретировать. Одна из причин может заключаться в том, что такие истории связаны с чувственностью японцев, берущей начало в период Эдо. Вы, конечно, знаете, что изображения, которые сейчас признаны произведениями искусства и публикуются в учебниках, представляют собой лишь вершину айсберга и составляют только лишь одну десятую или двадцатую от общего числа гравюр укиё-э[18]. А по большей части это были картинки, изображавшие сексуальные сцены. В начале периода Сёва их распространение хоть и считалось преступлением, но все равно в обществе сохранялось влияние традиционных сексуальных обычаев прошлого. Может быть, дело в этом… – сказал Камияма.

Его рассуждение произвело на меня впечатление, но похоже, что сам Камияма все еще не был удовлетворен.

– Наверное, так и есть, но дело не только в этом. Тогда в стране произошел поворот к милитаризму, и