Риск просчитать невозможно - Михаил Серегин

Тут и у нормального-то человека крыша поедет, а что говорить о тех, кто от природы псих? Видимо, горько заплачут те, кто попадется ему впоследствии на пути. Валентин же старался не поддаваться внушаемому настроению, воспринимая картинки лишь как дурной сон, оставляющий неприятный осадок. Порой он даже пытался отворачиваться, но тут же срабатывал браслет, и тонким намеком ему давали понять, что отлынить от освоения всего курса программы не удастся. Пришлось терпеть.

Когда кино все же закончилось, принесли обед. На этот раз он состоял из более приемлемых для желудка продуктов, хотя сами блюда и выглядели не особенно живописно. Но голод сделал свое дело и, не став отказываться от предложенного, Грачев смел все за милую душу и даже добавки бы попросил, если бы это было возможным.

А тут снова начался урок. На этот раз он представлял собой загрузку в мозг исходных данных по самым разным наукам. Транслировались какие-то рассказы о том, как ведут обследование мест происшествия криминалисты, что считается вещдоком, как верно определить характер травм и ускорить приближение смерти при наличии у будущей жертвы врожденных патологий к тем или иным заболеваниям.

Весьма занимательно, и Валентин это отметил, рассказывалось о свойствах разных медикаментозных препаратов, особенно опасных для человека при неправильном их использовании. Затрагивались иногда и психологические темы, особенно условные рефлексы и намеренное создание конфликтных ситуаций. Слушая то, что ему было ближе всего, Грачев даже немного расслабился, позабыв, где находится, но, когда эту тему сменила другая: способы умерщвления человека, ему снова стало не по себе. Как назло, этой проблеме отводилось наибольшее количество времени. Его учили обыгрывать естественную смерть клиента, просчитывать все до единой мелочи, чтобы в конечном итоге ни один человек даже не заподозрил, что на самом деле это было попросту убийство.

В этот-то момент Валентин почему-то отчетливо вспомнил ситуацию со змеей, и в голове мелькнула неприятная мыслишка: «А не выпускник ли этой школы осуществил вывод из игры Круглякова? Похоже, там тоже пытались натурализовать произошедшее, вот только улики убрать позабыли: лед, шприц из-под сыворотки, змею… Интересно, что стало с тем парнем, который провалил операцию и так грубо наследил?»

Ответ напрашивался сам собой, но Валентин не хотел думать о плохом. Не хотел, но не мог – мысли не слушались его, текли в своем русле. Валентин почувствовал, как его внутреннее состояние ухудшается. Ему опротивела жизнь как таковая, все начинало раздражать. Ведь если убить человека так, чтобы никто даже ничего не заподозрил, уже учат, то куда вообще катится мир?

Необходимо было как-то разгрузить центральную нервную систему, возможно, напиться и немного побуянить или же покричать, но кто позволит? Сразу долбанут током, и привет.

Лишь умение держать себя в руках и воспринимать все как плохой сон помогало ему не сорваться и не сдвинуться по фазе, как, видимо, произошло у того, кто все это придумал. Он однозначно был ненормальным, с серьезным психическим бзиком на почве… Валентин даже не знал, чего именно.

А тут еще эти уродцы выдумали какой-то экзамен. Планировалось, что он станет отвечать на вопросы по пройденному материалу. Вопросы задавал невидимый диктор, тогда как на экране творился полный хаос из бессвязных картин, только мешающий сосредоточиться. Поэтому Валентин отвернулся, чтобы ничего не видеть, но не вышло: легкий укольчик, и пришлось вновь устремить свой взор на экран. Тем временем промежутки между задаваемыми вопросами начали все стремительнее сокращаться, соображать, о чем тебя спрашивают, удавалось с трудом или не удавалось вовсе. В качестве меры наказания тут же срабатывал браслет, хотя и без него психика была на пределе.

Сколько длилась эта странная проверка, больше напоминающая собой пытку, Грачев не знал. Но когда она все же завершилась, он сам был охвачен немыслимым напряжением. Такое за всю его жизнь ему ни разу не приходилось испытывать, даже во время службы на Кавказе, где тоже, в общем-то, было не сладко. И все же там было куда проще и легче, чем здесь и сейчас. Он был почти уверен, что по возвращении отсюда станет неврастеником. Но, видимо, таковой и была цель зачинщиков всего этого – они хотели сбить его с истинного пути и перековать по образу и подобию своему.

Он ждал ночи как какого-то чуда. Но до нее было еще достаточно далеко, а позволять ему расслабиться никто не собирался. Ощущая животную необходимость как-то защитить себя от постороннего влияния, Грачев собрал все свои силы в кулак и, стараясь контролировать эмоции и чувства, попытался адаптироваться к этой нестандартной обстановке.

Поначалу было сложно, затем он потихоньку начал привыкать к общему потоку данных и усилием воли пускал их в обход собственного уха, пропуская мимо, таким же фоном, каким для любого гоpожанина является шум машин. Чуть выводили из себя лишь покалывания браслета, осуществляемые совершенно спонтанно, чтобы напрячь обстановку. Но и к этому можно было привыкнуть. Конечно, потребовалось активировать все защитные силы организма, которые делали возможным отсутствие чувствительности к боли, снижали напряжение от ожидания следующих ударов.

Психологическая обработка закончилась только около пяти. Если в голове еще и жила когда-то мысль о том, что лишать жизни себе подобных противоестественно, то сейчас от нее не осталось и следа. Умелые учителя разгромили ее в пух и прах, не оставив камня на камне от этой мысли. А коль так, то пришло время познакомить новоявленного бойца с его новой жертвой. О том, что это состоится именно сегодня, Валентин узнал из того же громкоговорителя в потолке, важно поделившегося этой новостью.

Вскоре вместе с ужином ему принесли несколько папок. Все они содержали информацию на одного и того же человека, которого ему предстояло убить. Взглянув на первые несколько фотоснимков, украшающих подборку, Валентин просто не смог не усмехнуться – отдел аналитики и сбора поработал на славу, не только подобрав жертву, как говорится, нужного калибра, но еще и представил ее в таком виде, что не возненавидеть ее было просто невозможно. Все фото, как одно, вызывали отвращение и неприязнь к тому, кто на них был. А был на них самый вроде бы обычный, слегка полноватый мужичок с совершенно невыразительной внешностью, высоким морщинистым лбом и поврежденной какой-то давней травмой правой бровью, рассеченной надвое посередине.

Человек как человек, если не брать во внимание то, что заснят он был в таких ситуациях, которые никак, кроме фотомонтажа, воспроизвести и невозможно. У Грачева был острый глаз, и он, внимательно всмотревшись в один из снимков, довольно быстро понял, что хоть и старался фотограф, но обман скрыть не удалось. Нет, сделано все было по высшему классу, ни один профи не прикопается, но вот то несоответствие выражений лица и творимых дел ему, как психологу, остро бросалось в глаза. Что ни говори, а взгляд человека – это самый откровенный рассказчик, и изменить его какими-то спецсредствами пока не по силам. Оно и хорошо.

Чисто ради интереса пересмотрев все фотки, Грачев перешел к остальному. В папке оказались какие-то документы, вырезки из газет, статьи, распечатанные на принтере, видимо, где-то в соседней комнате. Нет необходимости говорить о том, что вся эта подборка обливала грязью несчастного приговоренного, выставляя его перед Валентином в самом жутком свете. Его называли убийцей, изменником родины, бессердечным монстром, изломавшим не один десяток людских судеб. Как ни крути, а по всему этому выходило, что Валентин должен начать страстно ненавидеть того, кого ему показали, пусть пока и заочно.

Проблема была только в том, что Грачев не умел ненавидеть. То есть раньше он был даже в этом уверен, всегда видя хоть что-то человеческое даже в самом плохом и жестоком убийце, но и теперь вера в то, что не все так плохо, как ему подносят, еще теплилась где-то в глубине души. Валентин просто мысленно искал оправдание всем поступкам этого человека, пусть даже и понимая, что все обвинения – сплошная липа. И все-таки от легкой, но все же личной неприязни к нему полностью избавиться так и не удалось.

Хорошо понимая, что ответ на все возникшие у них вопросы может дать только кто-то из работников клиники, а вовсе не посторонний, спасатели в конце концов пришли к выводу, что придется рискнуть и вновь заглянуть в институт. А тут Ашот еще вспомнил, что при первом посещении клиники, когда он ехал в лифте, видел там одного старика, которого все называли дядей Федей, и предположил, что уж тот-то точно может это расшифровать, да и вряд ли в отличие от остальных сдаст их кому-либо. Его и решено было найти.

Величко сразу позвонил в клинику, попросил к телефону Федора Скупова, но ему ответили, что тот уже отбыл домой. Кое-как выпросив у дамочки его адрес, Алекс быстро начеркал его на листке и, повесив трубку, радостно махнул им в воздухе.