Впереди — Днепр! - Илья Маркин

Неудержимый взрыв аплодисментов покрыл последние слова майора. Как и другие, Алеша не мог усидеть на месте, порывисто вскочил и что было сил захлопал в ладоши.

— Ой, ты доля, моя долюшка, ой, ты доля, разнесчастная, — лежа на спине, дурашливо распевал Гаркуша и изредка лукаво посматривал на командира расчета, впервые надевшего новенькие сержантские погоны.

— Что ты ноешь и ноешь? — не выдержал Чалый. — Завел волынку и тянешь без конца.

— Эх, товарищ сержант, — особо подчеркивая новое воинское звание Чалого, с притворной горестью отозвался Гаркуша. — Тут не то, что заноешь, а по-волчьи заголосишь. Вон они, — кивнул он в сторону редкой рощицы, где приглушенно урчали танковые моторы, — ревут, як оглашенные, гусеницами скрежещут, а пид ними наш брат солдатик дрожмя дрожит и матку ридну вспоминае. Ох, ты, мати, моя мати, зачим ты мэнэ родила? — вновь несуразно затянул Гаркуша.

— А ну, прекратить кривлянье! — грозно прикрикнул Чалый, и Гаркуша мгновенно смолк, закрыл глаза и, по-кошачьи подогнув ноги, притворился, будто решил уснуть.

Алеша Тамаев лежал рядом с задремавшим Ашотом и сквозь полузакрытые веки смотрел на расстеленные в необъятной вышине серебристые облака. Бившее справа солнце ласково пригревало, и по всему телу разлилась приятная нега. Только натруженные руки и ноги все еще ныли, напоминая о долгих ночах непрерывного рытья окопов и траншей, что вместе с дневной боевой учебой было теперь самым главным на всем фронте. Никогда еще в жизни не приходилось Алеше столько перекопать и перебросать земли, как в эти последние две недели, когда после короткого отдыха от учебы с наступлением сумерек роты уходили в свои районы обороны и до рассвета долбили пахнущую весной черную землю. А утром, позавтракав и поспав всего три часа, вновь разбредались по лощинам и рощицам, отрабатывали и совершенствовали перебежки, переползания, стрельбу, маскировку, метание гранат, рукопашный бой и многое другое, что может потребоваться на войне.

После незабываемого комсомольского собрания характер занятий резко изменился. Теперь не кололи больше соломенные чучела, не зубрили до отупения параграфы уставов и наставлений, не повторяли десятки раз взаимодействие частей пулемета и причины неисправной работы механизмов. Теперь все это осталось позади. По плакатам, по брошюрам, газетным статьям и листовкам бойцы изучали новые немецкие танки, отыскивали и запоминали их самые уязвимые места, узнавали старые и придумывали новые способы борьбы с «тиграми», «пантерами» и «фердинандами». Такие занятия особенно увлекли Алешу. Он на лету схватывал все новое, читал и перечитывал все, что попадалось в руки, и теперь, никогда не видев «тигра», мог точно сказать, где у него самая толстая броня, где самая тонкая, куда выгоднее и как удобнее бросить гранату и бутылку с горючей жидкостью, по каким местам лучше ударить простой пулей, противотанковым ружьем и пушкой. Он на память знал и словно очевидец, мог описать все известные в полку случаи борьбы с вражескими танками и настолько, как говорил сержант Чалый, «был теоретически подкован», что сам Гаркуша частенько обращался к нему с вопросами, все реже и реже вышучивая и высмеивая его.

Удачно пошло и овладение приемами противотанковой борьбы. Еще в раннем детстве, играя на берегу Оки, научился Алеша далеко и метко швырять камушки, а потом в осоавиахимовском кружке освоил технику броска гранаты. Поэтому еще на первом занятии он так удачно метнул тяжелую болванку противотанковой гранаты, что Гаркуша присвистнул и не удержался от одобрительного возгласа: «Вот те и суслик, а швырнул, що тот чемпиен на олимпияде!» Но следующие Алешины броски разочаровали и его самого и Гаркушу. Болванка, словно заколдованная, то не долетала до большого кольца, очерченного вокруг воткнутой в землю палки, то перелетала через него, то упорно и настойчиво уходила в сторону. Из десятка попыток Алеша всего дважды попал в самый центр кольца и с занятий возвращался задумчивый и недовольный.

— Как метаем гранаты? — во время обеда поинтересовался Саша Васильков.

— Неважно, — чистосердечно признался Алеша. — То недолет, то перелет, никак в центр угодить не могу.

— Тренировка нужна и больше ничего, — сказал Саша. — Главное — руку набить так, чтобы гранату чувствовать и бросать не спеша, прицеливаясь, рассчитывая силу броска в зависимости от расстояния до цели и веса гранаты. А этого можно добиться, упражняясь. Никакой особой теории тут не требуется.

Под вечер, когда выпало минут сорок свободного времени, Алеша и Ашот ушли на огороды и начали тренироваться. Первые броски, как и днем, были удачны, но все последующие, сколь ни старались молодые солдаты, не достигали цели. Раздосадованный Ашот сердито плюнул, что-то зло пробормотал по-армянски и, безнадежно махнув рукой, сел на мокрую землю. Алеша пытался уговорить его еще попробовать, но Ашот только упрямо мотал головой и озлобленно морщился.

— Что, неудача? — неторопливо подходя к ним, спросил Козырев.

— То хорошо, а то все мимо и мимо, — вскакивая, выкрикнул Ашот. — Товарищ старший сержант, зачем мимо? Так старался, так бросал, а он совсем не туда полетел.

— И руку, небось, ломит, плечо побаливает, — тая усмешку под вислыми усами сказал Козырев.

— Совсем больной и рука, и плечо, и спина тоже, — словно радуясь чему-то, весело сказал Ашот и смущенно улыбнулся.

— С непривычки все это. И… — помедлил Козырев, — и, пожалуй, от неумения, Вы, когда размахиваетесь и бросаете гранату, всю свою силушку, небось, вкладываете. И руки напряжены, и ноги, и все тело. Так, что ли, Тамаев?

— Конечно. А иначе не добросишь и не попадешь, — дивясь словам помкомвзвода, сказал Алеша.

— Нет, дружок! — возразил Козырев. — Главное в любой работе не дуриком брать, не силушкой неуемной, а умением, ловкостью, привычкой. Работа на лад тогда пойдет, когда делают ее не с натугой, а играючи, вроде бы шутя, а на самом деле с толком и серьезно, по-мастерски. Вот смотрите, — показал Козырев на черневший в средине поляны округлый камень, — туда, что ли, бросить?

Алеша и Ашот согласно кивнули головами. Козырев подбросил болванку на ладони, совсем не напрягаясь и, как показалось Алеше, даже не размахиваясь, едва уловимым движением послал ее к самому камню.

Восхищенный Ашот, раскрыв рот, удивленно смотрел то на лежавшую у камня болванку, то на улыбающегося старшего сержанта и, видимо, не в силах подобрать нужные слова, только беззвучно шевелил губами.

— Ну-ка, давай еще, — посмеиваясь, сказал Козырев и тем же легким движением, действительно словно играючи, положил вторую болванку рядом с первой.

— Как же это, товарищ старший сержант? — не удержался от вопроса Алеша.

— Очень просто, — погасил усмешку Козырев. — Гранату держи свободно, не напрягайся, легко размахнись и вот так, — обвел он Алешиной рукой полуокружье, — бросай. Легонько, спокойненько, без натуги.

Алеша сделал все точно как показывал старший сержант, но граната, словно привязанная к руке, плюхнулась почти у самых ног.

— Не беда, — ободрил Козырев. — Поначалу всегда не ладится. Давайте-ка еще разок!

Второй раз болванка тоже не долетела до цели, но упала уже ближе к камню, и Алеша на какое-то мгновение уловил особый смысл всего, что говорил старший сержант. Он опрометью бросился за болванкой, схватил ее, возвратился на прежнее место, нешироко расставил ноги, прищурился и легко, без всякого усилия, метнул. Болванка описала плавную траекторию и совсем неожиданно для Алеши упала почти около камня.

— Подождите, я еще раз, — прошептал Алеша и, забыв о Козыреве и об Ашоте, бросил вторично, опять положив болванку рядом с камнем.

Алеша сам не верил в свою удачу и только на следующий день, бросив несколько болванок точно в самый малый круг около палки, с радостью почувствовал, что постиг это с виду простое и легкое, но в действительности трудное и сложное дело. Чалый ничем не выказал своего одобрения, только значительно мягче говоря с Алешей, больше стал наседать на Гаркушу и Ашота. Скоро и они, подобно Алеше, научились бросать гранату в малый круг.

Началась отработка новых упражнений. Солдаты метали гранаты лежа, с разбегу, из окопа, сидя; метали в круг, в прямоугольник дощатой стены, в темное углубление окопа и наконец в фанерный макет танка, который то шагом, то рысью тащила пара лошадей. Десятки раз повторяя однообразные приемы, бойцы, потные, запорошенные пылью, то сердитые и тяжело сопевшие от напряжения, то сияющие и довольные, шаг за шагом постигали немудреное мастерство метания гранат. Алешей, после первых удачных бросков гранаты в цель, овладело какое-то странное вдохновение. Все упражнения, даже бросок в макет танка, куда требовалось не просто попасть, а угодить именно в самое уязвимое место — в моторную часть, в борта, в гусеницы, — он выполнил легко, без особого напряжения. Первым сдал зачеты сержанту Чалому, помкомвзводу и наконец самому взводному командиру лейтенанту Дробышеву. Подступало самое важное и самое ответственное, о чем всюду говорили и рядовые и командиры, — «обкатка» настоящими боевыми танками. Об этом теперь, лежа на траве и глядя в бездонное небо, думал Алеша.