Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Александр Федотов

Командир эскадры, капитан первого ранга Туча, хмуря брови, долго изучал сложенные в отдельную стопку присланные на Кондыбу донесения и рапорты. Вывод был один – такого строгого офицера, который весь экипаж в ежовых рукавицах держит, надо… поощрить. И комэск дал Кандыбе повышение, снял его с заводской рухляди и назначил старпомом на образцовый боевой корабль первого ранга – БПК «Маршал Ворошилов».

Командир, он хоть и главный на корабле, но он занимается общим руководством, включая отношения с флотским начальством. За повседневную деятельность боевых частей и служб корабля отвечает старпом. Новый старпом, прибывший на «Ворошилов», оказался человеком недалёким, но зато властолюбивым и с инициативой. Прибыв на новое место службы, он с упоением и полной самоотдачей бросился оправдывать оказанное ему высокое доверие. Образцовый порядок на БПК наводился по ускоренной авральной программе, испытанным на СКРе способом. Старпом, не задумываясь, крушил устоявшиеся порядки и традиции. Входил в контры со строевыми офицерами, не внимал никаким отличным от его мнения доводам и не думал о последствиях…, которые впрочем не заставили себя долго ждать…

Служба на ремонтирующейся в заводе ржавой посудине и на боевом корабле – это, как говорят в Одессе – две большие разницы. На одном надо строительный мусор вовремя выносить, а на другом – подводные лодки шестого флота США разгонять. Тут без взаимопонимания и поддержки со стороны строевых офицеров, будь ты хоть семи пядей во лбу, не вытянуть. А тут вместо пядей, только след от фуражки… И затурканные бестолковой муштрой и придирками демотивированные командиры боевых частей и служб стали постепенно «забивать» на службу. Показатели некогда образцового корабля резко пошли вниз.

– Разрешите войти, товарищ капитан третьего ранга? – Дима просунул голову в каюту старпома.

– А писарь! Заходи, заходи. Прикрой дверь. Дело к тебе.

Старпом сидел за баком (столом), раздраженно чиркая что-то на разбросанных перед ним листках бумаги. Его вечно оттопыренная нижняя губа нервно подрагивала, проговаривая текст резолюции.

– Значит так, – старпом отложил авторучку и поднял голову, – вот возьми.

Он протянул Диме несколько листков бумаги, исписанных аккуратным почерком.

– Это рапорт старшего лейтенанта Сергуни о причинах невыполнения им моего приказа. Тебе нужно срочно напечатать приказ о его наказании. «Выговор с занесением». Действуй!

Старпом снова взял авторучку. Но Дима медлил уходить.

– Товарищ капитан третьего ранга…

– Ты ещё здесь?

– Товарищ капитан третьего ранга, я не имею права…

– А ну, повтори, сынок.

– Не имею права. У меня к офицерским личным делам даже доступа нет.

Старпом привстал из-за бака.

– Товарищ старшина второй статьи! Я вам приказываю! Немедленно. Написать приказ о наказании старшего лейтенанта Сергуни! Кру-у-гом!

– Товарищ капитан третьего ранга, я писарь простого делопроизводства. Приказы о наказании офицеров, печатаются в секретной канцелярии. Я не имею пра…

– Ты что, сынок! Учить меня жизни будешь?! Не хочешь писать приказ о наказании Сергуни, напишешь приказ о разжаловании себя в матросы и переводе из писарей в боцмана. На это ты имеешь право?!!

– Так точно! Разрешите идти?

– Иди. Не имеет он права. Всё. Хватит штаны в писарях протирать! Сегодня же сдать все дела в канцелярии! И в боцмана. Корабль красить!

Дима, по-строевому, развернулся и вышел из каюты.

– Чистоплюй! Твою мать! Жизни учить меня будет. Ты у меня на дембель последним сходом сойдёшь! – неслось ему вдогонку.

– Ну, пацаны, всё. Иду в боцмана, – кивнул Дима своим писарским карасям.

Покачав головой, он сел за машинку и привычным движением ударил по клавишам. Сначала Дима аккуратно отпечатал приказ о своём разжаловании в матросы, потом о переводе в боцмана. Затем, так же аккуратно (что-что, а за три года службы законы флотской бюрократии он выучил досконально) он напечатал акт приёма/передачи всех дел строевой канцелярии. В трёх экземплярах. Первый себе, второй для корабельной канцелярии, а третий в канцелярию эскадры. В тот же вечер он подписал у старпома приказы и экземпляры актов и сдал по описи все дела. Под конец он торжественно передал двум бывшим своим карасям ключ от канцелярии:

– Ну, всё. Бывайте. Чую, однако, тяжко вам придётся…

Караси растерянно глядели на него из двери канцелярской каморки. Этих ребят ему дали в помощники всего месяц назад. И то, только после того, когда он лично, в сотый раз напомнил об этом старпому. «Тащ, мне на дембель скоро. Неплохо бы подумать о передаче канцелярского наследства».

До этого он почти полтора года в одиночку тянул на себе писарскую лямку. С того самого момента, когда дембельнулся его годок, старший писарь старшина первой статьи Григорьев. Вытянуть дела Диме помогла выучка. Григорьев был образцовый писарь, аккуратист и посему любимчик командира. Все первые полтора года он терпеливо натаскивал своего нового карася, обучая витиеватым премудростям канцелярского дела:

– Канцелярия она точность любит, – часто говаривал Григорьев – Это тебе не трюма от говна чистить. Ты думаешь, велика сложность – по машинке пальцами тыкать, «снял с довольствия», «поставил на довольствие»… А это, брат, деньги. Подотчетная вещь. Пред штабом эскадры отчитываемся. А те – перед штабом флота. Ты рубль потеряешь, а кэп за это – звездочки на погонах…

«Нда… На подготовку смены у Григорьева полтора года было… А у меня – месяц», – почесал голову Дима. – «За месяц клавиши на машинке не изучишь, не то, что делопроизводство… Хорошо у одного карася хоть мать учительница была, он печатную машинку издали видел… Другой, вообще, – помощник машиниста. На паровозе свистел…»

– Не успел… – вырвалось вслух у Димы. – Поздно мне вас дали. Ну, если что, спрашивайте, конечно. Помогу чем могу. Но я вам, по любому, не завидую… Мудак – этот старпом…

Караси стояли в полной растерянности. Они точно ещё не решили, грустить им или радоваться, что так рано теряют своего годка.

Являясь по своей натуре человеком трудолюбивым и неконфликтным, Диме, даже будучи «гражданским», было не западло заниматься ежедневной боцманской работой по покраске и починке корабля. Даже наоборот. Он закис там у себя в канцелярии. Закопался в бумажной могиле. А здесь мозг отдыхает. Работа на свежем воздухе. Лафа, да и только. Узбеки из боцкоманды боялись высоты, как огня. А бывшему писарю ничего не стоило, болтаться за бортом на подвешенной на верёвке дощечке и, греясь на солнце, неторопливо мазать по борту шаровой краской…

Хотя, если разобраться по серьёзному, если ему чего-то по-настоящему не хотелось делать, он мог спокойно вообще забить на эту работу. Караси в боцкоманде были воспитаны правильно. Всю грязную работу брали на себя сами. Добровольно-принудительно. Дима не возражал. После писарской канцелярии, где дел было невпроворот, он вдруг неожиданно почувствовал себя свободным человеком. В писарях хорошо служить по карасёвке. Спишь себе в отдельной канцелярии, а не в кубрике на шестьдесят персон, двадцать из которых – скучающие без дела годки. Вместо чистки мазутных цистерн, строчишь себе бумажки. Красота… Одна проблема, под дембель годки-боцмана мазутные цистерны уже не чистят. На это карасей хватает. А годок-писарь также сидит в канцелярии и строчит бумажки. Подотчетные денежные дела на карасей так просто не свалишь. Вот и выходит, что со сроком службы работы у писарей не убывает. А тут в боцманах – лафа! Настоящая годковская жизнь! Не жизнь даже, а именины сердца. Прошел второй месяц, как Дима был в боцманской команде. Начался июнь.

В этот день на корабле шла малая приборка. Караси шуршали, делая своё дело. Дима лежал в полудрёме на шконке в боцманском кубрике и грустил. Сегодня он под «Славянку», проводил на сход ещё пятерых своих однопризывников. Ждать обещанного старпомом последнего схода без старых друзей становилось всё тоскливее.

Тут Дима почувствовал, что кто-то трясёт его за плечо. Он хотел было отмахнуться, как от назойливой мухи, но открыв глаза, разглядел лицо своего старого знакомого, начальника канцелярии эскадры старшего мичмана Ганимана. Дима неторопливо слез со шконки.

– Так, так… на корабле «малая приборка» идет, а ты я смотрю, тут неплохо устроился, – с шутливым недовольством проговорил старший мичман. – Вот, не нашел тебя в канцелярии…

– Да меня, тащ, в боцмана перевели.

– Да, я уже знаю. Я в отпуске был. Возвращаюсь, а мне акт показывают, что тебя в боцмана. Что такое? Хоть бы со мной кто посоветовался. Ну, я сразу сюда с проверкой. Поговорил с твоими карасями, сказали, где тебя искать.

– Такие дела.

– Что, дела… Я к вам с проверкой. А у вас в канцелярии сам черт ногу сломит. Дима я с тобой три года работаю. У тебя же всегда раньше образцовый порядок был. В пример ставили. А тут ни хрена не разобрать. Полный бардак. И это ещё мягко сказано. Караси твои вообще ничего не в курсе. Из-за вашего корабля в эскадре итак все показатели к черту. А тут ещё это. У нас проверка из штаба флота на носу, – Ганиман перевел дыхание и продолжал: