Право имею - Вячеслав Базов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти дела выбивались из общего подчерка Чертей. Обычно они отпетых негодяев убивали, поэтому Калинин и хранил эти — отдельно. Не понимал. Если бы трупы потом не находили, он бы предположил, что так они и пополняют свой отряд. Но только одно из этих похищений совпадало со сведениями о том, что кого-то из Чертей убили, остальных же похищали бессистемно. Это был первый случай, когда они выпустили жертву живой после похищения.
Он собирался пообещать Морозову месть. Соврать, что как только его показания помогут поймать кого-то из Чертей, Морозова оставят с ним наедине. Соврать не потому, что не сделал бы так из гордости, просто не верил, что это может помочь. К Калинину уже попадали недобитые охранники, раненные, но ушедшие от Чертей убийцы, и он понимал — черти работали чисто, они ничем не выдавали себя. Чем дольше за ними гонялись (не только полиция. Криминал, которому они насолили. Фанаты, желавшие тоже работать на Чертей), тем осторожнее они становились.
Морозов висел на проводе от потолочного светильника. В том, что это самоубийство, сомнений не было. Вряд ли Черти что-то вспомнили и вернулись бы добить, а повод у него был веский — на телефоне было открыто и стояло на паузе видео, которого Калинин ещё не смотрел, но догадывался. Вокруг него волнами начинала расходиться паника, а Калинин стоял в центре этого урагана и думал о том, что вот опять, сорвались.
* * *
— Эй, очкарик, а если я его довёл, то это считается за убийство? — выглянул на улицу Ник. Глеб чистил снег у дома, обернулся и спросил вместо ответа:
— Он самоубился?
— Ага, — Ник говорил об этом спокойно, смерть волновала его только как собственная статистика. Глеб отрицательно помотал головой:
— Нет, не считается. И ты всё равно на три отстаёшь, а не на одного.
— Зануда, — проворчал Ник, возвращаясь в дом. И тут же наткнулся на два внимательных и удивлённых взгляда: Ева выглянула с кухни, Тимур стоял посреди гостиной с мешком собачьей еды. Оба они отложили свои дела, чтобы тупо пялиться на Ника.
— Че? — с вызовом спросил он. Тимур поспешил к выходу на задний двор, а Ева спросила прямо:
— Вы что, считаете?
Тимур остановился у двери, прислушался. Кажется, просто на безопасное расстояние отбежал.
— Да, — ответил Никита, всё ещё примеряясь, кто из заинтересовавшихся ему больше не нравится.
— Считаете что? — попытался Тимур, и Ник сделал резкий выпад в его сторону, словно догнать хотел. Подросток не повёлся.
— Трупы, — ответила Ева, скривив губы. — Я права?
— Если хочешь в это играть, то нам придётся тоже обнулиться, а я не хочу. У меня уже внушительная…
— Вы бл** **нулись?! — прокричала Ева. Тимур поспешил сбежать к собакам. Ник прочистил ухо мизинцем, нагло спросил:
— Что такого?
— Вы из этого игру сделали?
— Мы сделали игру из подсчёта того, скольких мы убили, — спокойно, будто ребёнку, разъяснил Никита. После заданий он вообще был очень мирным, а раньше бы бросился от такого давления. — К тому же и мне так проще считать. Ну, плюс четверо, которые были до Чертей.
Решив, что с ним здравого диалога не получится, Ева быстро вернулась в кухню, открыла окно и проорала уже Глебу предпоследнюю фразу. Тот сделал вид, что не услышал, хотя слышали, наверное, даже собаки на заднем дворе и Кристина в пристройке.
* * *
Дорога обледенела, снег по ней несло позёмкой, но окрестные сугробы казались облитые прозрачным клеем, и откуда набирался снег в небольшие бураны — непонятно.
Миркулова выпустили на три недели раньше положенного. Хотя, если быть до конца честным, на семь лет и три недели раньше положенного. На три недели, потому что он хотел праздники провести дома. На семь лет — потому что он был не простым убийцей, а убийцей с деньгами. За семь лет про него, наверное, уже и думать забыли.
Расстроило, что на ледяной дороге его встречал только один человек. Он стоял, прислонившись спиной к капоту машины, даже приветливо махнул. Рожа оказалось знакомой: как был семь лет назад шестёркой, так и остался. Только теперь вот водитель.
— Почему один? Где остальные? — спросил Миркулов, бросив в багажник спортивную сумку. Казалось, семь лет в заключении на нём не особо заметно отразились. Постарел — да, но не было ни худобы, не болезненного вида. Как правил на воле, так и в тюрьме, разве что за периметр не пускали. До сегодняшнего дня.
— Ну, вы же знаете, они теперь большие шишки. Им светиться у тюрьмы нельзя. У меня приказ вас везти в город, на банкет. В вашу честь.
— Подсуетились?.. Что с бизнесом моим?
— Процветает, — водитель полез на своё место, когда хозяин сел на пассажирское.
— И те пиз**ки, слышал, тоже процветают, — сжав челюсти, припомнил Миркулов.
— Да они-то теперь чего? Вы своё отсидели. Вы ж знаете, они сиделых не трогают. Отдал, как говорится, долг Родине, и всё. Можешь дальше гулять.
— Семь лет из-за этих пи**ров просрал, — выдохнул Миркулов, полез в карман за сигаретами. Прикурив, продолжил: — Я их видел, как тебя сейчас. Пока делу ход не дали, они меня как зайца гоняли. Семерых моих людей положили. А до меня не добрались. Вот выкусите. И всё равно, семь лет…
Дорога была пустынной. Пролетали небольшие полуразваленные остановки каких-то деревень, но людей на них не было. Да и дома вдалеке казались заброшенными. Возможно, это оставленные на зиму дачи, но не было видно города, из которого на эти дачи ездили бы летом. Пустая дорога нервировала. Оказалось, что в годы тюрьмы чувствовал себя в безопасности. Первый год ещё боялся, что кто-то из новых заключённых или охраны натянет на лицо неоновую маску с нарисованным ртом и со словами: «Что, не ожидал, сука?!» начнёт вышивать по нему ножом. Потом успокоился. Да и сейчас не было причин для
