Романы. Рассказы - Варткес Тевекелян

В последнюю субботу при получке кассир вручил им заработанные деньги и записку: «В окончательный расчет».

— Что это означает, господин кассир? — спросил Мурад.

— Это означает, что всем троим компания дает расчет, — лаконично ответил кассир.

Полагая, что произошла ошибка, они побежали к переводчику-армянину. Как же, ведь директор их принял с любезной улыбкой, они передали ему рекомендательное письмо из комитета!

— Напорное, по ошибке нас рассчитали? — любезно спросил Мурад переводчика и протянул ему записку кассира.

— Нет, не по ошибке.

— А как же?

— Очень просто. Нам подростков держать невыгодно, работы стало мало. Кроме того, вы не оправдали оказанного доверия, участвовали в забастовке.

— Но ведь не работали все. Учтите, любезный господин, мы сироты-армяне, нам некуда деваться, помогите остаться на работе.

— Здесь не благотворительное общество, а завод. И вообще мне с вами разговаривать некогда, уходите!

Опять улица. На этот раз все пути для них были закрыты. Нужно было думать о заработке, пока в карманах имелось еще несколько лир.

Глава одиннадцатая

Одиночество

В ветхом необитаемом доме населенного армянами квартала Кум-Капу ребята нашли полуразрушенную комнату. В ней не было одной стены и половины потолка; лестница сгнила и дрожала под ногами. Каждую секунду можно было свалиться вниз и сломать себе шею. Несмотря на эти неудобства, ночевать здесь было лучше, чем в лодках.

Ашот раздобыл где то циновку. Качаз притащил два глиняных кувшина для воды, и ребята чувствовали себя превосходно до тех пор, пока у них были деньги. Только изредка они себе позволяли маленькие пирушки, устраивали ужин из маслин, нескольких головок лука и свежего хлеба. Жили очень экономно, хотя соблазнов вокруг было много — чудесные пирожные, восточные сладости, жареные каштаны, но ребята ограничивались их созерцанием, а деньги берегли. Изредка удовлетворяли страсть Ашота к театру, покупали самые дешевые билеты и отправлялись с ним в театр, чтобы его не обидеть.

— Если у меня когда-нибудь будет много денег, — говорил он каждый раз после спектакля, — то я ежедневно буду ходить и театр.

— Достать бы какие-нибудь книги! — мечтал Качаз. — Давно ничего не читали. А как было бы хорошо растянуться под тенистым деревом на берегу моря и читать! Имей я деньги, я бы завел целую библиотеку. Накупил бы героических романов, это мне больше по вкусу!

По книгам соскучились все. Начали поиски и скоро нашли библиотеку, где за небольшую плату давали книги на дом. С этого дня все трое читали без конца.

Дни стали короче, и ребята разрешили себе неслыханную роскошь — купили керосиновую лампу.

Эта праздная жизнь не могла продолжаться долго, деньги с каждым днем таяли, и, чтобы как-нибудь продлить ее, ребята сократили рацион: сначала перестали покупать маслины, позже отказались от лука и перешли на один хлеб, но все же с каждым днем денег становилось все меньше и меньше.

Наконец Мурад заявил:

— Ребята! Нужно за что-нибудь приниматься, иначе через несколько дней не на что будет купить и хлеба. Да и книг нам бесплатно не дадут.

Слова Мурада словно разбудили Качаза и Ашота от сладкого сна и вернули к действительности.

Несколько дней они бродили по Стамбулу в поисках работы. Земляки от них отворачивались, ничем не хотели помочь. О ребятах шла скверная молва, что они испорченные мальчишки и лентяи.

— Но ведь никому мы вреда не сделали, ничего не украли, — убеждал Мурад одного хозяина маленькой фабрики.

— Как же, ври больше! Как будто я не знаю! Пекарь Маркос вас приютил, спас от голода? Чем вы отблагодарили его? Бросили работу и ушли. В детский дом вас поместили? Поместили. Что же вы там натворили? Устроили драку, дебош, вас и оттуда выгнали. На завод устроили? Что же вы там делали? Лодырничали, хотели даром получать деньги. Нет уж, вам не на что надеяться, уходите прочь!

Мурад попробовал спорить с земляками, но Ашот остановил его.

— Охота тебе, Мурад, тратить время на разговоры с этими сытыми людьми! — сказал он. — Ты разве не чувствуешь, что все это они выдумали, чтобы оправдать свою скупость и нежелание помочь! Плюнь на них, и пойдем искать себе работу в другом месте.

— Зря ты погорячился, Ашот, — начал было Мурад укорять его, — как-никак он наш земляк, может быть, действительно им о нас неправду сказали.

— Брось ты их ко всем чертям! Тот рабочий правду сказал тогда. Нет никаких армян и других наций, есть бедные и богатые. Были бы у нас деньги или богатые родственники, ты бы посмотрел, с каким почетом нас повсюду принимали бы.

— Хватит спорить, все ясно, — вмешался Качаз. — Хочешь жить — надейся только на себя. Не станем больше унижаться ни перед каким комитетом, ни перед одним подлецом. Давайте лучше подумаем о заработке, иначе на самом деле через несколько дней умрем с голоду под забором, как когда-то Мушег умирал в Кайсери.

— Вот что, ребята! Купим по корзинке, наденем на спину и пойдем в порт. Там много пассажиров на речных трамваях. Будем носильщиками, — предложил Мурад. — Кто-нибудь из нас за целый день что-нибудь да заработает. Если будем жить артельно, не пропадем, нечего отчаиваться.

— Что же, это лучше, чем просить помощи у этих сытых крокодилов или работать по колено в нефти на заводе, — согласился Ашот.

— А по вечерам можно и книги почитать, не так ли, Мурад? — спросил Качаз. — Ведь нам немного нужно на троих — хотя бы одну лиру в день. Хватит?

— Вряд ли, — возразил Ашот. — Нам нужно новое белье, иначе заведутся насекомые, да и ботинки не помешали бы.

— Может быть, тебе еще костюм шерстяной захочется да шляпу на голову? Ерунда! Можно без ботинок, а вот белье действительно нужно, — сказал Качаз.

Утром, надев на спину корзинки, отправились в порт, но здесь их ожидала новая неудача. Носильщики, работающие артелью, сразу же прогнали ребят из порта.

— Вот тебе и раз! — возмущенно воскликнул Ашот. — Куда бы ни пошли, всюду кому-то мешаем, кому-то стоим поперек дороги. Что же это получается?

— Ничего тут нет удивительного: они хотят жить, а мы отнимаем у них заработок, — успокаивал его Мурад как мог.

— А что же нам делать? Что кушать?

— Постоим за портом, авось и нам кое-что достанется, — предложил Мурад. — Найдутся скупые, которые не захотят платить по таксе, мы ведь и без таксы можем…

— Выходит, мы будем сбивать им цену? — спросил Ашот.

— Ну что ж поделаешь, раз нет другого выхода!

За весь день они заработали только пятьдесят пиастров, но не отчаивались.

В течение трех месяцев они ежедневно стояли у порта в ожидании скупых пассажиров. Изредка их брали грузить уголь на пароходы. Эта работа считалась самой грязной и унизительной, и ею обычно занимались бродяги и портовые пьяницы, но ребята были рады и такому заработку. Так они еле-еле сводили концы с концами. Иногда ложились спать голодными. И от чтения книг пришлось отказаться: уж очень дорог был керосин, а днем читать было некогда. Целый день они рыскали по многочисленным улицам Стамбула, как вьючные животные, с корзиной за спиной, чтобы заработать несколько пиастров.

Как-то Качаз вернулся поздно и заявил, что он решил записаться добровольцем в греческую армию и пойти воевать против турок.

— Пойдем, ребята, все вместе, — предложил он Мураду и Ашоту, — отомстим нашим врагам, поможем грекам вернуть обратно свою землю.

— Ты с ума сошел! Какое тебе дело до греков! И что с того, если они отвоюют себе кусок земли у турок? От этого мы сыты не будем, — возразил Ашот.

— Мне до греков дела нет, это правда, но с турками я постараюсь рассчитаться. Неужели они не ответят за все свои преступления! Ну, пойдемте, прошу вас, — умолял Качаз. — Я был в их комитете, все разузнал: греки принимают всех желающих, выдают военную форму, ботинки. Я видел обмундирование, новенькое, как на английских солдатах.

— Мы в добровольцы не пойдем! — решительно заявил Мурад. — И тебе не советую. Помнишь, солдат в вагоне правильно говорил, что политика дело непонятное. Сначала я постараюсь разобраться в этой самой политике, а потом решу, а просто так умирать не хочу, не для этого мы прошли такую трудную дорогу, чтобы так, ни за что умереть.

— Но ведь греки христиане! Их тоже, как и нас, вырезали в Турции, они тоже ненавидят наших врагов, стало быть, они нам друзья, — не унимался Качаз.

— Какие они нам друзья! Чудак ты, Качаз! Помнишь в комитете для беженцев высокого господина с бородкой? Он нам целую речь тогда закатил о дружбе и милосердии, но куда он нас послал? На завод, чтобы помешать забастовке. А наши собственные земляки-богачи? Нет, брат, не проведешь больше. Мурад прав, дай сначала разобраться, что к чему, тогда и решим, а пока есть бедные и богачи — и никаких друзей и врагов, понял?