День поэзии. Ленинград. 1967 - Семен Вульфович Ботвинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
обелиски стоят.
НИКОЛАЙ НОВОСЕЛОВ
* * *
П. Ойфа
Фляжка спирта.
Хлеба коврига.
Хлеб да соль! Разносолов нет...
Пробивается к людям книга
С опозданьем на двадцать лет.
Не прочтут этих строчек многие,
С кем делили хлеб на двоих...
Но идет солдатской дорогой
Память сердца —
Негромкий стих.
Никогда он заметным не был.
Но всегда старалась строка
Быть достойной черного хлеба,
Фронтового спирта
Глотка.
* * *
Город ночные огни зажег.
Тихий летит снежок.
Лужица,
Тронутая ледком,
Хрустнет под каблуком.
Ночь напролет готовы
Молчать, не скучая ничуть...
И страшно —
Неловким словом
Счастье это спугнуть.
МИХАИЛ САЗОНОВ
* * *
Не ты ль, Россия,
Даль открыла взору.
Теперь за жадность к счастью
Нас прости.
Прости, что я
Перед подъемом в гору
Остановился дух перевести.
Ты знаешь,
Дня не прожито напрасно.
И говорю,
Стирая пот с лица:
«Не потому ль Земля шарообразна,
Чтобы дорогам не было
Конца».
НИКОЛАЙ КУТОВ
* * *
Кинофильм о войне.
Я смотрю свою молодость снова,
Что с экрана ко мне
В зал сойти незаметно готова.
Провожал я не раз
Этих девушек в ватниках грубых,
Видел льдинки их глаз,
Целовал их в морозные губы.
Видел в длинных цехах
Их, безвестных защитниц России,
Что снаряды в руках
У станков проносили.
Вновь я вижу — стоят
Люди в очереди за хлебом
У домов и оград,
Под нахмуренным небом.
Вот в линялых платках,
В рваных туфельках беженки с юга,
В снеговых облаках
Встали в очередь, жмутся друг к другу.
Даль, простор ветровой,
Деревеньки, мосты, полустанки,
И в снегах под Москвой
Ждут сигнала немецкие танки.
Вижу: встали, пошли
С хриплым криком «за Родину!»
роты.
На просторах своей же земли
Косят их, как траву, пулеметы.
И на невский гранит
Грозно бомбы летят, завывая,
И Россия за хлебом стоит,
На хлебных полях умирает.
Я опять на войне,
Снова дымные вижу рассветы,
В дни, когда на луне
Прилуняются наши ракеты.
* * *
Перелесками иду, полями,
Где куют кузнечики рассвет.
Я иду, и влажные поляны
До восхода сохранят мой след.
Пахнет клеверами, спелой рожью,
Теплая осела пыль в траву.
Вот свернул я с насыпи дорожной
На едва заметную тропу.
Слышу шепот, шорохи, шуршанье,
Разговор берез глухонемой,
Никому на свете не мешая,
Дремлет край незнаменитый мой.
Край, каких немало на планете,
С тонкою тесемкою реки.
В детство вновь зовут тропинки эти,
Эти дали, эти огоньки.
Кажется, что нет его красивей.
Для меня он, древний, вечно нов,
Без него на свете нет России,
Хоть немало у нее краев.
Край лесной с пожарами рябины,
Ты не только в глубине страны,
А в самой душе, в ее глубинах;
Нет на свете большей глубины.
ЕЛЕНА ВЕЧТОМОВА
СЕГОДНЯ
Танки спят.
И совсем по-домашнему мирен
Освещенный покой.
Тишина.
Ночь прошла.
Час четвертый.
Вернее — четыре.
Речь моторов еще не слышна.
На порог опускаются мелкие птицы.
Соловьихи летать обучают птенцов.
Значит — полный покой.
Что же бой тебе снится?
Веет ветер тревоги в лицо?
Нет, не вывернуть с корнем
тишины предгрозовой.
И спокойна машин боевая семья.
И сейчас
это самое главное —
что рассвет наступает
без зова.
И учиться летать
не мешает никто соловьям.
БРОНИСЛАВ КЕЖУН
НА УЛИЦЕ ЮРИЯ ИНГЕ
Кронштадтское небо — в дыминке,
Залив неоглядно широк...
По улице Юрия Инге
Балтийский летит ветерок.
Летит он, как вольная птица,
В простор, где не видно конца.
Как песня поэта-балтийца.
Что нам обжигает сердца.
Как реквием... Реквием этот
Встает из кипящей волны.
Он словно поэма поэтов —
Героев священной войны.
Взгляни на поля и пригорки:
Как много погибло кругом
Соратников Гарсиа Лорки,
Убитых все тем же врагом!
Легли они во поле чистом,
Дойдя до последней строки, —
Разведчики, артиллеристы,
Газетчики и моряки.
И нынче на улице Инге
Звучат, как печали струна,
Не умершие в поединке
Далеких друзей имена.
Как будто из дальних просторов
Сошлись, неразлучны вовек,
Джалиль и Георгий Суворов,
Костров и Алтаузен Джек.
И думаешь снова и снова:
Мы все на родном берегу
В долгу у Бориса Кострова,
У Юрия
