День поэзии. Ленинград. 1967 - Семен Вульфович Ботвинник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
и не вознесся до небес.
Всё так же мускулы упруги,
душа полна по берега...
Но в этом нет моей заслуги —
меня эпоха берегла.
Живу, хотя и в скромном чине,
живу — и черт меня не сгреб,
живу — врачи не залечили,
друзья не уложили в гроб!
ЮРИЙ ВОРОНОВ
БЛОКАДНЫЕ ЗАПИСИ
ЯНВАРЬ СОРОК ВТОРОГО
Горят дома.
Тушить их больше нечем.
Горят дома,
Неделями горят.
И зарево над нами каждый вечер
Вполнеба,
Как расплавленный закат.
И черным пеплом
Белый снег ложится
На город,
Погруженный в мерзлоту.
Мороз такой,
Что, если б были птицы,
Они бы замерзали на лету.
И от домов промерзших, от заводов
На кладбища —
Всё новые следы:
Ведь людям
Без огня и без воды
Еще трудней,
Чем сквозь огонь и воду...
Но город жив...
Он выйдет из бомбежек,
Из голода, из горя, из зимы
И выстоит...
Иначе быть не может:
Ведь это говорю не я,
А мы!..
БОМБЕЖКА
Сверху видно,
Как сброшенный им же фугас
Превращает дома ленинградские
В груды...
Только жаль,
Что пилоту не видно оттуда
Наших лиц,
Наших сомкнутых губ,
Наших глаз...
Он бы столько увидел в них,
Столько прочел,
Что в смятеньи б задумался:
Кто ж обречен?
НА ПОСТУ НАБЛЮДЕНИЯ
Свист.
Удар.
И черный всплеск над крышей...
«Юнкерс» с воем вышел из пике...
— Валя, что случилось? Я не
слышу, —
Трубка задыхается в руке,—
Валя! Ты живая?..
— Да...
Пишите...
Дом двенадцать. Флигель со двора...
Будет что известно, сообщите...
У меня там
Мама и сестра...
ПАМЯТЬ
Неверно,
Что сейчас от той зимы
Остались лишь могильные холмы.
Она жива,
Пока живые мы...
И тридцать лет и сорок лет пройдет,
А нам от той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы спаяны с ней памятью и сердцем.
Чуть что —
Она вздымается опять
Во всей своей жестокости нетленной.
«Будь проклята!» — мне хочется кричать.
Но я шепчу ей:
«Будь благословенна...»
Она щемит и давит.
Только мы
Без той зимы —
Могильные холмы.
И эту память,
Как бы нас ни жгло,
Не троньте
Даже добрыми руками.
Когда на сердце камень —
Тяжело.
Но разве легче,
Если сердце — камень? ..
Москва
ЛЕВ ДРУСКИН
БАЛЛАДА О ПОЛОТЕРАХ
Полы трет полотер.
Его летит рука.
Он как тореадор,
Пронзающий быка.
Е. Винокуров
Не дыханье коридора,
Не скрипенье двери...
Там дышали полотеры —
Сильные, как звери.
Вон тот — бывший старшина,
Трет до блеска, милый.
Ах, война,
война,
война,
Что ты натворила!
Медицинский мудрый нож,
Бинт свернулся ржавый.
Самокрутку завернешь
Левой или правой?
Самокрутка,
Самосад,
Серый дождь из тучки...
Я приду на комбинат
В светлый день получки.
Как их очередь длинна,
Белый свет закрыла.
Ах, война,
война,
война,
Что ты натворила!
Папиросный дым густой.
Шутят,
смотрят браво.
И у всех
рукав пустой
Слева или справа.
* * *
Ну-ка, Бобышев,
курнем,
Ну-ка, рюмку
кувырнем,
Да заправимся стихами,
Да у печки прикорнем.
За окном бунтуют ели,
Им бы тоже спать пора.
Наши толстые портфели
Отдыхают до утра.
Угли гаснут и бормочут
Что-то доброе, без слов.
Дом вздохнул:
«Спокойной ночи!»
Кот зевнул:
«Приятных снов!»
Ты меня разбудишь рано,
Чуть заря коснется крыш,
Удивишь строкой нежданной,
Новой рифмой удивишь.
И уйдешь
по тропам ярким,
По сверкающей лыжне,
И сверкающим подарком
Ту строку
оставишь мне.
Подержу ее в руке,
Приложу ее к щеке.
В горле сладко тает льдинка —
Огонек на языке.
АЛЕКСАНДР ШЕВЕЛЕВ
В ДАЛЕКОМ ДАЛЕКЕ
Одеты в шинели, сидели крестьянки,
иней дрожал на ресницах коней.
Лишь только скрипели морозные санки
на тихих дорогах полей.
И в том непонятном,
сквозящем просторе
поземка ползла прямо в сны.
И было у женщин достаточно горя
с той самой Великой войны.
И пахли они смолой и снегами,
домой возвращаясь,
грелись в ночи,
и гладили нас ледяными руками —
безмолвно лежащих одних на печи.
* * *
Ветер иву колышет,
рыбой пахнет вода.
И сама себя слышит
над погостом звезда.
Только выкрики птичьи,
только всплески щурят...
В безымянном
