На запретном берегу - Леонард Карпентер

Переход через горы не обошелся без жертв. Несколько раз веревки не выдерживали, и галеры, сорвавшись, оползали вниз, подминая под себя тех, кто возился с перекладыванием бревен. Сломанных ребер и отдавленных рук и ног было более чем достаточно. Но заботу о раненых взяли на себя жрецы озерного храма, и Конан в благодарность оставил им увесистый мешочек золота и драгоценных камней. Они долго отказывались, но в конце концов приняли дар после чего уже не роптали на суету вокруг. А когда Конан заверил их, что вскоре и люди, и корабли оставят озеро, жрецы успокоились окончательно и даже стали высылать иногда младших служек на помощь шемитам.

Корабли пострадали от этого перехода значительно меньше. Поставив их у причалов с холодной стороны озера, матросы взялись за оснастку и отделку галер, так что по окончании работ они стали выглядеть едва ли не лучше, чем прежде.

Река, разведанная Конаном, имела русло глубокое, но узкое, так что конные отряды могли двигаться не на галерах, а рядом и при необходимости тащить галеры вдоль берега на бечевах.

И это очень пригодилось в самом начале, потому что речку от озера отделял небольшой водопад. По распоряжению Конана на берегу ниже водопада были сделаны помосты из камней и тех самых бревен, на которых волокли в горы корабли. После чего был сделан гигантский шлюз, ворот которого вращали лошади. На то, чтобы спустить таким образом все четыре судна, ушло еще четыре дня трудов.

Лошади понадобились еще раз, когда ниже по течению путешественникам встретились пороги и они едва не пропороли днища своим кораблям, пока перетаскивали их через каменные россыпи.

Но так или иначе, а путешествовать вниз по течению оказалось значительно веселее.

По мере того как река, набирая силу, спускалась с гор, плыть по ней становилось все легче. На третий день пути галеры вышли в широкий и глубокий каньон, где река, уже не стиснутая скалами, текла спокойно и неторопливо. По этому каньону они плыли еще несколько дней.

За все это время им не встретилось ни малейших признаков человеческого жилья.

К Стиксу они вернулись уже в предгорьях, где его холодные, темные воды тесно обступали столетние ивы, растущие вдоль низких, обрывистых берегов. Опасный отрезок реки остался позади, а перед собирателями лотоса лежало еще несколько сотен лиг путешествия на юг.

Кораблей, подобных асгалунским, в этих водах еще не видали. Ни одна галера не поднималась по Стиксу выше порогов, и потому местные рыбаки, чьи тростниковые суденышки часто выныривали прямо на галеры из густых прибрежных зарослей, изумленно таращились на диковину. Самыми большими из здешних судов были баркасы под полосатыми парусами, похожие на те пиратские посудины, которые баалурцы сожгли в ночь нападения.

Если бы в эти воды явился достаточно предприимчивый полководец, располагающий флотом, подобным флоту Конана, он мог бы с легкостью подчинить себе все земли вокруг, сделавшись единовластным правителем. Но это было бы не самое спокойное правление из всех возможных.

Здесь, в отдалении от столицы и цивилизации, стигийцы жили так, как, верно, жили их далекие предки - наполовину земледелием и охотой, наполовину разбоем. Маленькие деревни враждовали между собой непрестанно, ибо здесь царил обычай кровной мести, из-за которого могли вырезать целые большие поселения. Каждая деревня говорила на своем наречии, и нередко люди, живущие друг от друга на расстоянии не более нескольких лиг, не могли понять один другого.

Помимо невозможности объединить местные кланы, существовало еще одно препятствие спокойному правлению.

Когда-то давным-давно в этих землях жил иной народ, отличный от стигийцев во всем, кроме одного: это тоже был народ черных магов, поклоняющихся Тьме или порождению ее.

Повсюду вдоль берегов внимательный взгляд мог заметить руины городов и гробниц, еще более пышных и ужасающих, чем стигийские пирамиды. Иногда деревни стояли прямо на развалинах, и в грубой и неровной кладке низких домов попадался вдруг большой кусок древней стены, сложенной из плотно пригнанных плит с высеченным на них изображением какого-нибудь жуткого невиданного зверя.

Третьим поводом для беспокойства стали бы кочевники-зуагиры. Их набеги часто тревожили и без того разоренные вечной враждой стигийские поселения. Кочевники смерчем врывались в деревни и не столько убивали, сколько уводили всех жителей - до последнего старика и ребенка. Закупая хлеб в прибрежных деревнях, баалурцы вдоволь наслушались жутких историй про банду под предводительством некоего Матху Пророка, который положил себе зарок обратить за свою жизнь в истинную веру десять тысяч стигийцев. Истинной верой зуагиры считали веру в бога пустыни и песчаных смерчей, чернобородого Эрлика. К счастью, зуагиры признавали только лошадей и верблюдов и как огня боялись воды. Они приходили всегда с одних и тех же бродов, что несколько облегчало местным жителям защиту от их нападений.

Выше по реке дела обстояли еще хуже. Рыбаки рассказывали, что исток Стикса находится в узком каменном ущелье, что лежит еще за сто с лишним лиг к югу. Но задолго до того ущелья река превращается в жадную пасть, глотающую всякого, кто осмелится пойти вверх по течению, стигиец он или иноземец. А по берегам там бродят дикие зуагиры и разбойники, изгнанные из Кешана, которые убивают без разбору всякую живую тварь, будь то взрослый человек или ребенок.

Но несмотря на все те ужасы, что рассказывали местные жители, до сих пор никто не пытался встать на пути четырех галер. Дул попутный ветер, и маленький флот на всех парусах поднимался вверх по реке. Правда, кончались запасы еды, но в прибрежных зарослях было достаточно дичи, чтобы прокормить армию в два раза большую, чем та, что поднималась сейчас к верховьям Стикса. Они уже научились остерегаться крокодилов и водяных змей, ловить сплетенными из травы бреднями рыбу, сонно стоящую на мелководье, и отличать ядовитые ягоды от съедобных. Они знали, что нельзя выгонять в ночное лошадей, потому что придут дикие степные кони, загрызут жеребцов и уведут кобыл. Они знали, что нельзя подходить близко к свешивающейся с ветвей ивы лиане, потому что она может оказаться древесным питоном. Каждый такой урок стоил им чьей-нибудь жизни, зато впоследствии спасал многих и многих.

Там, где река становилась быстрой и мелкой, а ветер умирал в ветвях высоких деревьев, путешественники пускались на различные хитрости. Чаще всего на берег выводились лошади и верблюды - они тащили галеры почти волоком, в то время как несколько десятков людей на корме и вдоль бортов отталкивались от дна длинными шестами. Когда на берегу показывалась деревня или небольшой город, на галерах немедленно готовились к бою, потому что даже самая маленькая деревушка могла вдруг ощериться рогатинами и вилами, а на просьбу продать хлеба и мяса - ответить градом камней из-за частокола. Здесь все жили в вечном страхе нападения, и тому было немало причин - то здесь, то там путешественники видели следы кровавых побоищ: сожженную деревню с разложенными вдоль частокола обезглавленными телами, головы которых торчали рядом на высоких шестах, разбитые баркасы, вытащенные на берег и брошенные под лучами палящего солнца, а то и просто несчастных, повешенных на деревьях вдоль дальнего берега в назидание остальным непокорным.