На запретном берегу - Леонард Карпентер

В один из дней, выслав отряд на охоту, Конан отправился вдоль берега в одиночку - и вернулся на галеру вместе с юным стигийцем, грязным, голодным и оборванным. Наткнувшись на него, трясущегося, в зарослях тростника, Конан попытался расспросить юношу о верховьях реки, но не смог добиться ни одного внятного слова. Тогда он просто взвалил стигийца на плечо и приволок к Каспиусу.

Судя по всему, юноша каким-то чудом спасся во время одного из набегов и довольно долго просидел в реке, затаившись, как дикий зверь. Лицо его и руки были обожжены, и ожоги были свежие. Поставленный Конаном на палубу перед собравшимися поглазеть на это чудо матросами, мальчик тут же упал - то ли от страха, то ли от голода.

Он едва стоял на ногах, но, узнав, что путешественники движутся еще выше по течению, расширил глаза, вскочил и, не сказав ни единого слова, прыгнул за борт.

Это многое сказало Конану о том, что их ждет впереди. На следующий день они нашли плавающую на мелководье тростниковую лодку. От нее мало что осталось, ибо она была сожжена почти дотла, но каким-то очень странным способом: в ней зияла огромная обугленная дыра, словно ее пронзила струя пламени. Неподалеку плавали обугленные же трупы трех рыбаков.

Несколькими днями позже они наткнулись на настоящую битву. Вдоль берега безумным галопом мчалось не менее двух десятков верблюдов. Их преследовали, расстреливая караванщиков из длинных луков, всадники в белых плащах. Конан видел, как, нагнав караван, они быстро и умело перебили всех, кто еще остался в живых. Лишь нескольким счастливцам удалось добраться до реки и, переплыв на другой берег, оказаться в безопасности.

Несколько лет назад Конан сам был таким же всадником в белом плаще, и его отряд бронзовокожих дикарей долгое время наводил ужас на приграничные земли Иранистана. Поэтому он до некоторой степени был осведомлен об обычаях и нравах этих кочевых жителей пустыни. Жрецы их бога, которых они называли пророками, сотни лет назад объявили священную войну иноверцам. Поэтому сейчас Конану было небезопасно появляться среди них. Даже если бы его узнали и с триумфом привели к местному Пророку Матху, тот вряд ли бы одобрил его плаванье с шемитами. Не говоря уже о том, что, вероятнее всего, его убили бы гораздо раньше - просто потому, что теперь их язык звучал бы у него с резким шемитским акцентом.

Увидев, что всадники расправились с караваном и теперь с любопытством смотрят на его галеру, на мачте которой развевается баалурский флаг, Конан не стал проверять, все так же ли боятся их степные лошади воды, как десять лет назад.

- Лучников к бортам! - скомандовал киммериец. - Гребцов на весла! Рулевым править к правому берегу!

Река взорвалась барабанным грохотом и плеском весел, и лошади испуганно шарахнулись прочь. Но всадники быстро совладали со своими скакунами и погнали их вдоль берега вслед за новой добычей.

- Потроха Нергала! - выругался Конан. Впереди, за небольшим поворотом реку перегораживал паром. На нем галеры поджидали еще две сотни всадников. Завидев приближающиеся корабли, они выхватили из ножен кривые сабли и разразились воинственными криками. Конан понял, что боя не избежать. - К оружию! - взревел он. - Готовьте сходни! Три золотых тому, кто приведет мне зуагирского жеребца!

С бортов галер на огромные бревна парома посыпались пешие воины; по широким сходням застучали копыта лошадей. Гребцы бросили весла и взялись за луки. Со стигийского берега вдруг послышались яростные вопли. Конан обернулся - ему на подмогу бежали пятеро уцелевших караванщиков. Халаты и чалмы их были мокры, но это не мешало им нестись к парому, размахивая над головами обнаженными саблями. Судя по одежде и горбатым, как клювы коршунов, носам, это были туранцы. К Конану подбежал один из них, седобородый старец с воинственно сверкающими глазами:

- Не знаю, кто ты и откуда взялся, господин мой, но я хорошо заплачу тебе, если ты поможешь мне спасти то, что еще осталось от моего каравана!

Зуатиры, поначалу несколько растерявшиеся от внезапно высадившейся на берег огромной армии, быстро оправились и, пришпорив коней, развернулись по берегу широким полукругом. Турио же, напротив, не стал выводить свои отряды дальше парома, оставаясь под прикрытием арбалетов с корабля. Зуагиры рассчитывали, ускакав в степь, заманить шемитских всадников за собою и там одного за другим расстрелять в высокой траве. Но, увидев, что преследовать их не собираются, они развернулись и взялись за луки.

И тогда с четырех гребных палуб вылетела туча стрел, выпущенных из арбалетов и длинных луков. Не меньше сотни зуагиров было убито на месте; остальные, в первую секунду двинувшись на конницу Турио, поняли, что их расстреляют прежде, чем они доберутся до всадников. Развернув коней, они попятились, отступили назад, их предводитель тонко и гневно выкрикнул какое-то бранное слово и в сердцах сплюнул в реку. Он повернул коня, махнул своим, и через мгновение вся орда растворилась в желтосером море колышущейся травы.

Турио выкрикнул: и пришпорил своего жеребца. Но тяжелые кони шемитов не могли тягаться с дикими степными жеребцами. Видя, что последний белый плащ мелькнул среди травы и скрылся из виду, баалурцы повернули коней и неспешным шагом вернулись к парому, выиграв битву без единого удара.

Караванщики кинулись к уцелевшим верблюдам, и караван-баши пустился в пространные объяснения Конану о том, каких трудов им стоило провести верблюдов через пустыни Иранистана и Пунта, ибо шли они от самого моря Вилайет.

- Но если вы направлялись на север, почему не пересекли Стикс еще раньше, выше по течению? - недоуменно спросил Конан. - Ведь зуагиры не ездят далеко за реку, и через день пути вы были бы уже в полной безопасности. Так бы вы попали прямо в Кешан, а тамошние разбойники, как я слышал, и малочисленны, и менее свирепы.

Почтенный Зурфар - так звали караван-баши - снял с головы совершенно мокрую парчовую чалму и неспешно отжал ее.

- Да, это можно было бы сделать, - с неохотой сказал он. - Но выше по реке нет паромов, а поток ярится подобно дикой степной кобыле. Мы погоняли верблюдов, как могли, в поисках хоть какой-нибудь переправы и мчались так не один день, пока наконец эти нечестивые псы не настигли нас. Что за дикие нравы у здешних племен? Когда мы шли через пустыню, мы тоже встречали кочевников - они странствуют по пескам от оазиса к оазису и не допускают к воде никого, кто не заплатит им золотом либо драгоценными камнями. И я готов был заплатить и этим неверным, но они набросились на меня с яростью бешеных шакалов. И напрасно я предлагал им выкупить наши жизни! А все это с тех пор, как здесь воцарился этот безумец, которого они зовут пророком!