Мост - Анна Константинова

четыре запаянных пакета. 3D печать мяса — это, в принципе, беспроигрышный вариант. В таких кусочках идеально соблюдается баланс между жирком и белком. Однако все знают, что абсолютно одинаковыми готовые куски не получаются. Если принтер вдруг пошел «мазать» слишком густо жиром, или у него неожиданно кончилась заправка в одном из боксов, то кусочки вполне могут отличаться друг от друга и иметь неравномерную структуру. Поэтому настоящий повар мясо выбирает только сам, на глаз, не доверяя технике.

Я остановил свой выбор на достойном кандидате и стукнул по нему кулаком. Вакуумный пакет тут же начал процесс разогрева. Теперь надо было следить за временем, чтобы не передержать. Иначе получится содержание влаги процентов на 10 меньше, а это уже почти брак.

Пока мясо готовилось, у меня было три минуты на гарнир. Я любил натуральные овощи, безо всяких прикрас и мудреной кулинарии. Папа всегда говорил, что простая пища — самая здоровая, и хоть он никогда не ел, я знал, что его модуль подключен к всемирной сети, поэтому спорить с ним было сложно.

На гарнир у меня будет картофель! Я выдавил на тарелку красивую завитушку ярко-желтого цвета. Пюре лучшего качества. Каждый корнеплод сначала старательно осматривают, оценивают форму, и только из самых круглых делают такой продукт. А овальные, наверное, выбрасывают.

Конечно, я не каждый день позволяю себе такой пир. Чаще всего я не трачу время на готовку и открываю банку «Готовый комплексный» — завтрак или ужин. Но сегодня у меня праздничный вечер, когда я отмечаю мою победу… Ладно, мы с холодильником отмечаем наше примирение. Поэтому я добавляю к пюре еще пару веточек зелени и выкладываю в центр тарелки мой мясной шедевр. Отбивная запеклась идеально, с небольшой корочкой снаружи, но сочная внутри.

Я сел за стол, разложил приборы. Моя еда, законная военная добыча, ожидала меня. Короткий зимний день на улице уже давно начался, я ведь сегодня припозднился, и солнце беспощадно лупило в панорамную стену.

Я вдруг представил себе: я, такой же, как сейчас, только на пять лет старше, сижу за этим же столом, один в квартире. А потом и через десять, и через пятнадцать лет все то же самое. Люди теперь живут долго. Поэтому у меня есть прекрасные шансы и через пятьдесят лет сидеть тут точно так же. Кажется, это называется «стабильность».

Конечно, я съел свой ужин. И даже выпил чай. А потом посидел еще в кресле. Разобрался, как оно включается на массаж и провел полезную процедуру. Потому что сам хотел ее провести, именно сейчас!

Потом кровать затрезвонила отход ко сну, и я пошел к ней, прекрасно понимая, что ссориться больше со своим домом я не хочу. Слишком тяжело мне дался этот разлад.

Надолго ли я чист перед домашней техникой? Какие штрафы она насчитает мне в следующую минуту? А ведь еще есть коммуникатор — тот еще ябеда, следит за каждым моим шагом. Честному человеку нечего скрывать, но даже честный человек иногда хочет побыть наедине. А мне теперь все время казалось, что за мной наблюдают. Мания преследования или технофобия, боязнь техники? Я попытался вспомнить, что там мне говорили сегодня в Центре ментальных болячек. Десять лет спустя я наверняка, уже буду посещать его регулярно и рассказывать автоматическому доктору, сколько раз за неделю я пинал свои тапки. Возможно, после этих сеансов мне действительно будет легче.

Почему-то перед глазами у меня все стояли кадры, как незнакомые люди запросто разговаривают друг с другом за длинным столом. Наверное, меня поразила невозможность такой комбинации, и с тех пор не отпускала, беспокоила. Мозг пытался разобраться в том, что казалось ему противоречивым.

Вспомнился мне и Шизик в баре, и главное ощущение сегодняшнего вечера — неопределенность. Давно я не встречался с живыми друзьями, и лучше бы не начинал!

Мой электронный Серега тоже выдает свои фразы рандомно, запас слов, выражений у него огромен. А еще ведь есть функция «маскарад». Я могу, например, провести вечер с Пушкиным, Шекспиром или Наполеоном, и мой виртуальный друг будет выглядеть, говорить и реагировать точно как историческая личность, но при этом — гаранития, никакого негатива!

С живым человеком все по-другому. В каждый момент этого безумного вечера я не знал, что Шизик скажет в следующую секунду. То ли пошутит, то ли вывалит на меня еще какую-нибудь из своих ужасающих тайн. Я мог бы за этот вечер навыписывать ему кучу нарушений. Мы общались на таком уровне доверия, для которого даже категорию еще не изобрели. Сам не знаю, почему не осадил этого наглеца. Наверное потому что… мне было интересно, что он скажет в следующую минуту!

Я вдруг понял, что безумно хотел бы побывать на той несанкционированной и незапланированной вечеринке соседей. Посидеть за длинным общим столом, послушать, что говорят другие люди. Возможно, это было бы шоком, но я мог бы рассказать кому-нибудь о своем будущем питомце!

А еще, конечно, мне очень хотелось бы, хоть это уже и невозможно, увидеть мать. В последние годы ее жизни я больше общался с отцом… потому что это было проще.

Я помылся нормальной водой, без ароматов, и улегся спать, прекрасно осознавая, что мой мир почему-то изменился, и вернуться в старый, четко распланированный, удобный и безопасный поток я уже не смогу.

8.2

Метро, словно каньон с пылающими небесами, принимало тела грешников и выстраивало их в ряды — наверное, за какие-то особенно злостные грехи?

Я пристроился в конец одного человеческого ручейка и поглубже надвинул на глаза новую метро-кепку с анти-рекламным козырьком. Толпа вокруг, живое многоногое чудовище, тихонько двигалась, увлекая и меня. Обычные ночники. Все мы — плоть от плоти одной смены, братья по разуму и несчастью.

Неизвестный нарушитель, возможно, тоже ехал сейчас вместе с нами на работу… Черт знает, что творилось у меня в душе, но мне даже в какой-то степени было интересно, что он выкинет в следующий раз.

Меня остро, до боли, мучило желание понять, как именно он совершал рассылки писем и заказ товаров, не оставляя следов. Я примерял на себя — смог бы я так все организовать? И понимал, что — нет, не смог бы, и от этого делалось очень досадно.

Зато теперь я понимал, зачем он творил свои странные нарушения.

Я вдруг начал делать то, что строго запрещал мой папа, и что считалось признаком крайне невежливости, начал смотреть на других людей. Я ведь в толпе, в самом центре многоголовой