Мост - Анна Константинова

нельзя заменить на новый? — удивился я.

— Э, нет! Так не спортивно. Мне сразу сообщали, штука несменная. Первая модель. Ее таким макаром вживили, что уже не достать.

— Как же вы согласились?

— Да ладно, это ж было удобно. Лекарств почти не надо, просто какая-то хрень незаметно делает что-то за тебя, и все. А тридцать лет мне тогда казались нереально огромным сроком. Не знал, что они так быстро пройдут.

Шизик засмотрелся в далекое от нас окно. А я, пораженный, сидел и думал, что электронные друзья имеют одно огромное преимущество перед живыми: они гарантированно не шокируют тебя негативной информацией.

Я ощущал мерзкое человеческое любопытство, хотелось узнать подробности, но и не хотелось, с другой стороны. Шайтан меня побери! Я ведь не психолог. Что в таких случаях надо говорить? Следует расспросить подробнее или не надо?

— И как… теперь? — сформулировал я, наконец, корявый вопрос.

— Да очень просто, — вздохнул Шизик. — В какой-то неизвестный момент эта штука остановит свою работу, и тогда я умру за несколько дней. Или сразу, в ту же секунду, — черт знает. Хотелось бы сразу. Иногда мне кажется, что я и так слишком долго живу. И, знаешь, я ни о чем не жалею. Мы же современные люди, да? Я точно знаю, сколько у меня есть времени, и понимаю, что хочу за это время сделать.

Я не знал, что ответить.

— Да ладно, дружище, не переживай. Ты же у нас начитанный. Слышал, что во многих религиях раньше смерть считали не концом программы, а всего лишь… перезагрузкой?

— Да, — подтвердил я со знанием дела. — Не только в древних. В моей церкви, например, можно выбрать себе способ посмертного существования и отработки жизненной кармы: концепция ад-рай, реинкарнация, берега реки Стикс, — все, что хочешь, на выбор.

— Как удобно! — восхитился Шизик.

— Да, прогресс не стоит на месте. Наша жизнь становится все удобнее.

— И счастливее, — продолжил он, улыбаясь.

— А-а-а, — протянул я. — Сарказм?

— Да, дружище, он самый. А ты не смейся. От человека, который скоро вас покинет, все должно выглядеть чуть более… значительным. Даже сарказм.

— В первую очередь сарказм! — подтвердил я. — Только в нашей церкви надо успеть оповестить о своем посмертном выборе заблаговременно. Ну, то есть, до смерти.

— Это разумно, — покивал Шизик.

— Думаю, это нелегкий выбор, — протянул я, и мы вместе пошли за новой порцией горячего напитка и взяли на всякий случай по два стакана. Потом мы не смогли найти наш столик, наверное, его заняли, но сумели захватить другой и продолжили разговор.

— Нелегко выбирать, когда смерть далеко, — сказал мой новый друг многозначительно. — А когда она близко, все сразу становится понятным. Чертова расстановка приоритетов! Кристально четко понимаешь, чего тебе хочется на самом деле. Жаль, что так поздно.

— И чего тебе… то есть вам хочется?

Он помолчал, обдумывая ответ.

— Знаешь, я тоже раньше много читал. О всяких загадочных и далеких штуках: древние тайны, дворцы всякие, приключения. Всегда думал, что в конце буду именно об этом горевать, что ничего не увидел, не побывал. Все времени не хватало на нормальное путешествие. Но потом я попал в одну передрягу. Не буду про нее рассказывать, потому что и сам, если честно, не все теперь помню.

— Память отшибло? — хохотнул я не слишком тактично.

— Отшибли… — пояснил Шизик. — Твои коллеги, а теперь уже и мои, из Того Самого Отдела.

Мне показалось, что меня облили холодной водой.

— То есть… гармонизация? — уточнил я на всякий случай. — Высоких уровней?

— Да, — усмехнулся он. — Я бы сказал, средне-высоких. Отделался легко. Лет пять забыл, ну и там по мелочи. Мечты свои дурацкие оставил. Они, знаешь ли, до добра мало кого довели. Опасно все это — мечтать.

— Я думал, что там проводят реструктуризацию личности… — проговорил я, слегка запинаясь, потому что слишком ярко вспомнил зеленые джунгли и грубый камень у нежной кожи.

— Так перед тем как что-то перестроить, сначала надо удалить лишнее, больное, то, что будет потом гнить в твоей памяти и мешать. В сложных случаях это так! Мне ребята там все очень хорошо объяснили. Не помнишь, что сделал, значит больше и не повторишь… с большой вероятностью. Мне еще повезло, сказали. У меня эта зараза дисгармоничная не так сильно распространилась. Года три она у меня отняла, не больше… вроде. И я хоть помню, что Программу проходил. А есть такие красавцы, которые даже не помнят, что там были. У них полжизни отрезают, они и думают, что всегда спокойно работали, правила соблюдали. А на самом деле там такое может быть!..

Он замолчал, я опять не знал, что сказать, но ему мои слова уже, кажется, не требовались.

— Поэтому те мечты я оставил, — продолжал он говорить мне тихонько, чтобы другие столики не слышали, — да и бог с ними, не такими уж важными они были. Зато со мной осталось другое. И я именно его хотел бы под конец испытать. То, что немного помню из детства.

На Шизика успокоительное действовало как будто наоборот. Он раскраснелся и растрепался даже больше обычного, глаза у него блестели.

— Посидеть с другом в баре — это одна из тех вещей, что мне хотелось, — признался он.

— Ну, это не достижение, — пробормотал я.

— С Живым другом, — уточнил он.

— А! Ну, не факт, что это лучше. Электронные друзья…

— Как электронные питомцы, — перебил он, — и электронные отцы. Они удобнее.

— Да, правда. Намного. В этом-то и штука.

— Кстати, дружище, — он хлопнул меня по плечу, — можешь гордиться, ты точно будешь для меня последним другом.

— Ничего себе, вот это статус!

— Скорее категория. Или градация, да, черт с ними. Я рад, что сейчас ты со мной. Ты очень похож на меня.

Я по возможности вежливо отрицательно помотал головой.

— Ну, ладно, не внешне, конечно, и диагнозы у нас разные. У меня фобий больше, а у тебя — депрессия и что там еще?

— Неприятие своего тела.

Он расхохотался.

— Так давай примем!

— Давай!

Мы махнули по расслабончику, но побоялись идти за новыми. Люди все пребывали. Столы занимали, и я заметил, что за каждым сидел один тусклый настоящий человек, и второй — веселый, яркий, но чуть-чуть моргающий иногда и наполовину прозрачный.

— Самое главное между нами сходство, — продолжил Шизик, — что ты тоже не предназначен для этой системы. Тебе тесно в ней. И рано или поздно ты это поймешь.

— А вы, про меня, значит, уже все поняли? — обиделся я. — Интересно, по каким таким признакам?

— Да очень просто. Тебе единственному из многих-многих и очень многих людей в моей жизни