Мост - Анна Константинова

обоих. Я отбивался. Я поднимал руки и орал, что я не нарушитель. Я врезал по одной маске.

Когда железные тиски ослабили хват, я сумел вырваться и начал кричать, что этот человек смертельно болен и нуждается в медицинской помощи.

Шизика уводили от меня вниз по лестнице, а он все улыбался. Я, кажется, что-то еще кричал, и меня тоже связали, так как я лез к ним, и требовал, и пытался еще раз врезать по той же маске, хотя они все были одинаковые.

Очнулся я в кабинете у Михалыча. Тот сухо и по делу объяснял двум вооруженным людям, что я сотрудник Центра гармонизации и оказался на месте задержания случайно. Одна маска терла скулу. Я поднял руки вверх, чтобы сказать, что я не хотел, и что прошу прощения. Он отскочил от меня.

Михалычу было все равно до меня и до Шизика, у него горели на экране десять срочных задач, но люди в масках требовали объяснений, и он тратил на нас свое время.

В конце концов две маски устали его слушать, и мы вместе выдавились из кабинета прочь. Я так и не понял, как мы в него все вместе помещались.

Шизика нигде не было. А я не спросил у него что-то важное.

От Отдела гармонизации высоких уровней мне пришла благодарность и личная просьба номера 888 составить отчет по всем трем эпизодам. Я ответил, что к концу рабочего цикла обязательно сделаю.

Потому что я знал об этом деле больше всех. Потому что это я поймал и уничтожил нарушителя. Мозгами нейросети и руками парней в масках, но это точно был я. Почему-то я знал, что Шизик на меня не обижается. Наверное, он мне сказал об этом в последний момент. Я опустил руку в карман и нащупал там все еще теплый гладкий шарик.

8.3

Весь этот длинный рабочий день я сидел на своем месте и только иногда незаметно опускал руку в карман, проверяя, что бусина все еще там. О том, чтобы открыть ее здесь, не могло быть и речи. Однако дома смотреть ее содержимое будет не на чем, компьютера у меня нет, а коммуникатор для этого не подходит. В результате я придумал, как быть, но опасался, хватит ли моих годовых накоплений. Хорошо, хоть не потратил на всякую ерунду!

Мозг не хотел вспоминать последние часы, поэтому я загрузил его работой. Дал задание расшифровать и разложить по полочкам, как именно мой нарушитель… то есть Шизик… проделал все эти потрясающие вещи.

Итак, первое: взлом почтовой системы. Проще простого! Он рассылал сообщения отсюда. Именно поэтому — наш микрорайон. Права доступа дежурного гармонизатора позволяли делать с нашими подшефными домами что угодно.

Я даже задохнулся от ужаса или восторга. Ведь он мог бы закрыть все двери в доме и фактически взять людей в заложники. Мог отключить системы жизнеобеспечения в квартирах. Мог пустить дезинфицирующий газ в больших концентрациях на спящих… Я сам поразился собственной изобретательности.

Обычных гармонизаторов от преступлений отваживало самое простое рассуждение: все наши действия фиксировались. И если бы Система не успела остановить такого преступника, она бы его точно позднее покарала. А вот Шизик умел как-то делать все незаметно. Я уже подал запрос в нашу Систему, и она следов его действий не обнаружила.

Значит, имея почти неограниченные возможности и умение заметать следы своих действий, единственное, что он делал — это слал сообщения, больше похожие на розыгрыш, и устраивал шоу в метро, тратя при этом астрономические суммы. Мне даже представить было страшно, сколько может стоить один малюсенький рекламный модуль на большом экране в час пик. А он выкупил его весь на целую минуту! Даже если у него были какие-то деньги, после такого их точно не осталось. Он завершал свою жизнь, и делал это осознанно.

Еще один важный момент — время. Пока вокруг сотрудники, заниматься такими делами сложно. Скорее всего, совершал он все в начале и конце рабочего цикла, когда фактически оставался на работе один. Формировал рассылки, отложенные по времени, чтобы потом еще успеть приехать и посмотреть на результат. И даже поучаствовать в нем…

Я пригляделся к тому снимку, на котором моя программа зафиксировала его в первом деле. Длинный стол, люди общаются, и в дальнем краю, вместе со всеми — белая шевелюра. Лицо обведено сейчас в тонкий красный квадрат — зона сравнения. Но видно, что он доволен, он смотрит на других.

Значит, так бесполезен, что даже мне не сумел мне правильно пропуск в дом выписать? Вот жук! Я невольно улыбнулся.

Я не хотел думать, что с ним сейчас происходит.

Однако по тому, что я о нем успел узнать, играл он обычно только по своим правилам. Поэтому, наверное, я сейчас просто верил в него.

Единственное, чего я так и не смог понять, — это его поразительная способность уничтожать свои следы. Он точно обладал какой-то цифровой шапкой-невидимкой!

Когда часы показали, что пытка этим днем скоро кончится, неожиданно пришел вызов из Отдела гармонизации высоких уровней. Я пораздумывал, оставить ли бусину здесь или взять с собой. Один косой скользящий взгляд Элеоноры, и я не решился вынуть руку из кармана. Мне постепенно становилось все равно, что будет дальше со мной, но хотя бы узнать, что на накопителе, я должен был обязательно. Глупо будет попадаться из-за обиженной коллеги. Бусина осталась у меня.

Я сообщил о вынужденном нарушении рабочего расписания, настроил на коммуникаторе маршрут и вышел из зала. Длинные коридоры нашего Центра я не знал совершенно. Помнил только путь от центрального входа до своего рабочего стола и еще до столовой. Теперь же я шел по совершенно новым для меня длинным коридорам. Без подсказок моего устройства точно бы потерялся.

Скоро я миновал бронированные двери и по длинному надземному переходу попал в соседнее здание — то самое, темное и овеянное в народе дурной славой. Отдел гармонизации высоких уровней. Именно сюда привозили людей после задержаний. Тут с ними… работали.

Шизик мне что-то рассказывал об этом, но в угаре нашей дружеской вечеринки, обалдевший от обилия его проблем и откровенности, я плохо запомнил. Кажется, он говорил, что потерял часть памяти, но достиг в результат гармонии с обществом… Ну да! А потом что-то пошло не так. Случай уникальный, на самом деле. Один из нескольких сотен тысяч, кажется.

Я шел по длинным коридорам, очень похожим на наши, и не мог не прислушиваться. Масса закрытых