Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

Хулио живо представил себе, как могла происходить эта встреча. Разговор, состоявшийся в тот летний день 1910 года, наверняка был долгим. Малер с Фрейдом, скорее всего, успели исходить вдоль и поперек весь старинный университетский городок Лейден.

Музыкант, никогда особо не интересовавшийся тем, что происходило вокруг, живший в мире туманов, пентаграмм и мелодий, созданном им самим, совершенно случайно узнал о том, что жена ему изменяла. Ее любовник совершил, прямо сказать, непростительную ошибку. На надушенном конверте, в котором находилось очередное любовное письмо, он собственной рукой вывел не «фрау Малер», а «герру Малеру».

В припадке откровенности, здравомыслия и скромности отец психоанализа заметил, что данный случай лучше всего описывается одним-единственным термином, а именно — «оговоркой по Фрейду», quod erat demonstrandum.[10]

«Фрау, — повторил Фрейд. — Фрау, женщина — вот ключ к разгадке. Знаешь, дорогой мой Густав, что я тебе скажу по этому поводу? Судя по всему, именно таким экзотическим образом возлюбленный твоей жены просит у тебя ее руки».

Малер был настолько потрясен случившимся, что воспринял толкование Фрейда всерьез. Впрочем, ни о мести, ни о скандале он даже не задумывался. Куда больше его волновала вполне осязаемая перспектива потерять Альму раз и навсегда.

Хулио представил себе, как великий композитор размахивал руками и возбужденно что-то говорил, в то время как его собеседник-психоаналитик являл собой воплощенное спокойствие. Так они и гуляли по Лейдену, погруженные в свою беседу и не замечающие ничего, что происходило вокруг них.

Густав поведал собеседнику многое из своей жизни, включая и то, что помнил о далеком детстве. Фрейд лишь поддакивал ему и время от времени намекал, что неплохо было бы послушать кое-что о самых ранних воспоминаниях великого композитора. Затем с видом оракула, изрекающего слова истины, надиктованные ему богами, он сообщил Малеру о том, что сумел вычленить из сбивчивых образов и впечатлений, сохранившихся у того в памяти.

По всему выходило, что композитор особенно хорошо запомнил собственную мать, которая как раз и являлась его подлинным идеалом любимой женщины, увы, недостижимым. Затем, уже ближе к вечеру, Фрейд понял, что Густав готов к очередной порции пророчеств. Он сообщил, что терзания собеседника связаны с поисками в молодой жене, в его ненаглядной Альме, тех самых черт, которые были свойственны его матери.

Чтобы подсластить пилюлю, Зигмунд добавил, что, в общем-то, еще не все потеряно. Со слов Фрейда выходило, что сама Альма испытывала тайное, глубоко подавленное сексуальное влечение к собственному отцу. Малер, будучи намного старше ее, как никто другой подходил под субститут[11] этого образа, тот самый, на который можно было излить подсознательное влечение.

Ну чем, спрашивается, муж, который намного старше жены, не замена отцу? Он был нужен Альме в той же мере, что и она ему. Их неврозы взаимно накладывались один на другой и идеально вписывались друг в друга, прямо как ин и янь. Малер и сам не понял, как на него снизошли покой и умиротворенность. Фрейд действительно был гением, умевшим, как никто другой, убедительно представить себя в роли прорицателя и толкователя чужих снов и судеб.

Хулио не без труда вернулся к реальности, к вопросам и проблемам, стоявшим перед ним. Его тайной и загадкой на данный момент был Нико. Даже не психоаналитик понял бы, что патологическое поведение этого мальчика выходило далеко за рамки того, что можно было бы списать на инстинкт отцеубийцы, в общем-то здравый, конечно же, в разумных пределах. В поведении Нико сквозило скорее то, что можно было назвать инстинктивным желанием изничтожить все человечество. Особенно же он ненавидел то, чем был для него отец, тот самый образ, возникший в нездоровом сознании мальчика.

Хулио вспомнил, как Николас жадно и цепко схватил с доски фигуру короля. В этот момент его рука показалась Омедасу похожей на когтистую лапу орла. Как только король будет повержен, все закончится. Партия началась, следовательно, пошел и обратный отсчет времени. Нужно было действовать и не забывать, что рано или поздно флажок упадет, время истечет и настанет дедлайн.[12]

16 апреля

Порочность чистой воды? Зло только ради зла? Или в его поведении все-таки есть какая-то цель?

Данный случай настолько нетипичен, что я, по правде говоря, даже перестал нормально спать. В парне нет ничего простого, понятного и открытого. Честно и открыто он только дерзит. Впрочем, его смелость и уверенность в себе мне по душе. Этот парнишка решил играть со мной всерьез.

Преодолеть его безразличие мне пока не удалось. Впрочем, прогресс налицо. По крайней мере, контакт у нас установлен. Он не отводит взгляд и хамит мне в открытую, как своему. При этом я уже не ощущаю в словах Нико той ненависти, что сквозила в его голосе при первых наших встречах. По-моему, он испытывает ко мне жгучее любопытство.

Остается признаться в том, что чувство это взаимно. Любопытство вообще связывает людей теснее и крепче, чем многие другие эмоции. Когда мальчик замолкает, я ощущаю эту тишину. Она такая же жгучая, как прикосновение медузы. Своим молчанием он, похоже, пытается сбить меня с толку или выставить в смешном виде. С его точки зрения, это было бы еще лучше. Вот уж тогда этот тип порадовался бы. В общем, парень явно вознамерился сломать все схемы дебютов, заготовленные мною заранее.

В нем нет ни единой слабости, за исключением разве что любви к шахматам, совершенно безумной для нормального человека. По себе знаю, что эта болезнь с трудом поддается лечению. Потерпев поражение за доской, он — вот ведь наглец! — признал мое право на существование и даже некоторое превосходство. Впрочем, растерянность и бессмысленная злоба очень скоро уступили в нем место желанию заполучить врага в свое пользование.

Николас хочет, чтобы я учил его играть в шахматы по-настоящему. Что ж, посмотрим. Вполне возможно, что на первых порах шахматы послужат мне щитом и доспехами, ну а потом — как пойдет. Может быть, они сыграют роль сокрушительного тарана.

На вопросы он обычно отвечает уклончиво, зачастую уходит от того ответа, который я хотел бы от него получить. Интересно, мальчишка молчит, потому что ему нечего сказать, или потому что хочет сказать слишком многое? Парень он толковый и явно давно сообразил, что, разговорившись, можно выдать что-то такое, о чем хотелось бы умолчать. Вот ребенок и взвешивает в разговоре со мной буквально каждое слово. Он отличается повышенной подозрительностью. Все профессиональные примочки надо отменить раз и навсегда. Они приводят мальчишку в бешенство. Нужно постоянно помнить как минимум одно важное правило — держать с ним дистанцию. Так будет спокойнее и безопаснее для нас обоих.

Он утверждает, что у него нет никаких проблем ни в школе, ни в семье, при этом не скрывает, что знает, как переживают за него родители. Мальчик не любит говорить о самом себе и о своей семье, оживляется только при разговорах о его младшей сестре. Можно заметить, как в эти минуты его жесты становятся менее резкими, а выражение лица — не таким жестким, как обычно. Ребенок никогда не называет Карлоса ни папой, ни отцом, обычно использует местоимение «он» или имя. Кораль сын зовет мамой, особенно когда остается с ней один на один и обращается напрямую.

У меня совершенно нет ощущения, что я общаюсь с ребенком или хотя бы с подростком. Физически он все же скорее дитя, еще не стал интенсивно расти, голос у него пока не ломается, в общем, переходный возраст не начался. Впрочем, ни о какой детской пластичности мышления и податливости этого мальчика и речи быть не может. Неприятие любого внешнего воздействия проявляется в нем в той мере, которая редко встречается даже у взрослых.

Это патология? Я бы сказал, что нет.

Несмотря на внутреннюю закрытость, я интуитивно чувствую в нем определенную эмоциональную развитость. В конце концов, человек с высокоорганизованной эмоциональной системой вовсе не обязан быть хорошо адаптирован к окружающему миру и вполне может позволить себе оказаться не самым приятным партнером в общении. Какой-нибудь садист тоже может быть достаточно развит психологически для того, чтобы тончайшим образом чувствовать, какие действия причинят другому человеку наибольшие страдания и боль.

Но что же он имел в виду, когда сказал, что смысл игры — убить короля?

Глава седьмая

Шахматные клетки: горизонтали и диагонали

Больше всего на свете Диана Альберт не любила вылезать из ванны. Там, снаружи, было холодно, а здесь, внутри, — тепло и весело.