Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

При этом Омедас вынужден был признаться себе в том, что пока понятия не имел, к чему клонил и на что рассчитывал в этой игре Николас.

Позиционное преимущество Нико получил с того момента, как психолог оказался на его территории. Кроме того, именно от Хулио требовалось сделать первый шаг навстречу мальчишке, чтобы начать работу с ним. Любая напряженная пауза в разговоре, а уж тем более надолго повисшее молчание работали против Омедаса. Он прекрасно понимал, что Нико только и ждет любой ошибки с его стороны, чтобы перейти в наступление. Обычные психологические уловки на нем не срабатывали. Выяснять, насколько комфортно тот себя чувствует с эмоциональной точки зрения, тоже было бессмысленно. Нико наслаждался тем, что он такой, какой есть. Здесь, на своей территории, этот ребенок мог вести себя практически так, как захочет.

— Привет, псих, — с улыбкой поздоровался Нико.

Мальчик сидел на диване в гостиной и вертел в руках янтарную призму с маленькой змейкой, застывшей в древней смоле. Хулио Омедас внимательно присмотрелся к нему. Мягкие, правильные черты лица, светлые, слегка взъерошенные волосы… Будь внешность человека отражением его внутренней сущности, можно было бы подумать, что перед ним — настоящий ангел во плоти. Глядя на лицо этого юного Адониса, трудно было представить себе, что у него в душе могут кипеть какие-то темные страсти и уж тем более возникать какие бы то ни было дурные помыслы. Впрочем, в его облике проглядывало что-то неуловимо странное и даже неприятное. Хулио еще не сформулировал для себя, что именно провоцировало такое восприятие очаровательного детского лица. Он уловил в Николасе лишь некоторое внутреннее напряжение, свидетельствовавшее о том, что тот вовсе не столь бесстрастен и спокоен, как ему того бы хотелось.

— Что, опять будешь подсовывать мне свои тесты?

— Пожалуй, у меня не осталось сомнений в том, что с пространственным мышлением у тебя все в порядке. Теперь давай выясним, насколько хорошо ты умеешь управляться со словами. Сам понимаешь, учитывая то, что болтать ты не любитель, мне не удастся разобраться с этим без дополнительных тестов и заданий. Давай начнем вот с чего. Я приготовил что-то вроде упражнения…

— Загадку, что ли? — перебил его Нико.

— Я называю тебе два слова, а ты говоришь, что между ними общего.

Нико скосил взгляд на список вопросов и всем своим видом дал понять, что не намерен тратить много времени на всякую ерунду. Мальчишка сразу же выдвинул свое условие. Отвечать он будет только на один вопрос, пусть даже самый трудный. Хулио подумал и согласился. С одной стороны, особого выбора у него не было, а с другой — ему удалось выдвинуть встречное условие. Если ответ его не устроит, то они пройдут тест от начала до конца, с первого вопроса. Нико, как ни странно, согласился на этот вариант без возражений.

Психолог пробежал глазами список, лежавший перед ним, и поинтересовался у мальчика, что общего тот находит между веревкой и ниткой.

Нико задумался на пару секунд.

— Веревку можно сделать из нескольких ниток, но из нескольких веревок нитку не сделаешь. У нитки есть форма без уменьшительного суффикса — «нить», а у веревки такой формы нет. А еще «нить» — это почти «нет», а «веревка» — почти «верю». Потом, веревка — воровка, а нитка — калитка. Веревка в нитку, воровка — в калитку. Калитку закрыли, воровку побили. Что, похож я на сумасшедшего? — С этими словами Нико скорчил какую-то безумную улыбку.

— Ладно, хватит, — сказал Хулио и тоже улыбнулся.

Ему явно и самому было ой как весело.

— Подожди, я не закончил. Еще из веревки можно сделать петлю и виселицу, а из нитки — вряд ли, если только из очень крепкой. Впрочем, есть еще струна и жила — как раз посредине между ними. Их тоже можно пристроить к этому делу.

— Ну что, выговорился?

— Пожалуй, да. Что ты теперь отметишь в своем блокнотике? Неужели суицидальные наклонности, проявляющиеся у меня?

— С этим, пожалуй, подождем. А вот за умение прикалываться пятерку ты вполне получишь.

Нико с удовольствием отметил, что Хулио убрал в портфель папку с тестами. Он с улыбкой ждал дальнейших расспросов, при этом не переставал гонять во рту жвачку. Ни дать ни взять беззаботный и веселый мальчишка, беседующий со старшим приятелем. Вот только глаза его сверкали как-то не по-доброму.

— Хорошо, со словами ты, положим, ладишь. А сам с собой сумел подружиться?

— По-моему, с собой я уживаюсь очень неплохо.

— А друзей завести тебе не хочется? У каждого нормального человека они есть.

— Я сам выбираю себе друзей.

Нико вел разговор чуть более низким голосом, чем обычно. Он явно хотел показаться Хулио взрослее, чем был на самом деле.

— С этим, в общем-то, не поспоришь, — с улыбкой заметил Омедас. — Тут ты, пожалуй, прав.

— А ты сам подбираешь себе друзей или их назначают тебе мои родители?

Хулио удивленно вскинул брови.

— Мы с тобой, положим, еще не подружились.

Нико покрутил янтарную призму, стоявшую перед ним на столике, отчего та засверкала всеми цветами радуги. Хулио непроизвольно вспомнил школьный урок физики, давно, казалось бы, забытый, и учительницу, рассказывавшую о преломлении светового потока и спектральном разложении луча света на гранях призмы.

— Это ты точно подметил, — сказал Нико. — Мы с тобой не друзья.

— Можем со временем и подружиться, если ты, конечно, этого захочешь.

— Не знаю. Твоя физиономия мне не по душе, да и вся эта история пахнет как-то дурно.

Хулио даже на мгновение отвел взгляд, чтобы выдержать этот удар.

Нико был явно доволен эффектом, который произвели его слова. Омедасу оставалось лишь сделать вид, что он не воспринял всерьез эту оскорбительную сентенцию. Он был вынужден признаться себе в том, что ему приходится уходить в глухую оборону.

— Кроме того, мне как-то не нравится, что ты явно нацелился стать моим дружком, — продолжал рассуждать Нико.

Последние два слова он произнес с такой интонацией, будто в намерении, приписываемом Хулио, содержалось как минимум что-то нездоровое.

— Ты полагаешь, что взрослый человек, например я, не может по-настоящему дружить с ребенком твоего возраста?

— Пойми, псих, я просто не верю в то, что ты действительно хочешь со мной подружиться.

— Почему нет? Между прочим, у нас с тобой есть кое-что общее. Мы обожаем шахматы.

— Ну да. Только тебе платят за то, что ты мне мозги промываешь.

Хулио понял, что избежать разговора на эту неприятную тему ему не удастся, откинулся на спинку стула, взял со стола янтарную призму, покрутил ее в руках и поднес к глазам, давая собеседнику понять, что в данный момент вопросы преломления светового потока интересуют его куда больше, чем предмет их беседы.

— Ты прав, мне действительно платят, — словно походя согласился Омедас. — Но один этот факт не превращает наши с тобой отношения в комедию, а уж тем более в фарс.

— Как же! Ты, может, меня на дух не переносишь, но все равно скажешь, что в восторге от меня. Тебе ведь платят именно за то, чтобы ты это говорил.

Омедас аккуратно поставил призму на стол между собой и Николасом. Он вновь чувствовал себя уверенно и спокойно. Теперь им обоим было ясно, о чем шла речь. Внутренне психолог даже порадовался тому, насколько быстро они с Николасом перешли на совершенно взрослый разговор без скидок на возраст и без всяких дурацких заигрываний.

— Ты, я смотрю, парень храбрый и открытый, — заметил Хулио. — Мне нравится, что ты всегда говоришь то, что думаешь. Я бы даже предложил установить такое правило в нашей игре — говорить начистоту все, что считаешь нужным.

— Хватит мне зубы заговаривать. Ты собираешься отвечать на вопрос?

— Конечно. Я тебе вот что скажу. Мне платят не за то, чтобы я врал. Меня наняли, чтобы я вошел в контакт с тобой, понял тебя. Именно это я, собственно, и попытаюсь сделать, о чем честно тебе говорю.

— А если я не хочу?

Хулио понял, что настал момент переходить в контратаку.

— Ты так говоришь, потому что до сих пор переживаешь из-за того, что произошло тогда — ну, когда мы с тобой в первый раз встретились.

— Ты о чем?

— Я же вижу, тебе по-прежнему обидно, что ты мне проиграл. Не знаю, какой смысл так переживать из-за проигрыша в шахматной партии. Нашелся человек, который лучше тебя играет. Что в этом такого странного или обидного? Понимаешь, одно дело считать себя очень умным. Другое — держать всех окружающих за дураков.

Нико смотрел на него в упор, не мигая.

— Можно сформулировать эту мысль и по-другому, — добавил Омедас. — Одно дело думать, что все люди — идиоты, и другое — считать себя исключением.

— Я все равно тебя обыграю. Требую реванша.

— Я бы не хотел, чтобы мне опять сцену устроили.

Не обращая внимания на слова Хулио, Нико встал с дивана и аккуратно переставил с тумбочки на стол, стоявший между ними, шахматную доску с фигурами из черного дерева. При этом они, уже расставленные к началу партии, даже не шелохнулись. Хулио отметил про себя красоту набора, представшего перед ним. Фигуры явно были вырезаны вручную. Ему непроизвольно хотелось потрогать их руками.