Время пепла - Дэниел Абрахам

много людей, то кто-нибудь вспомнит про ее обнаженный клинок. Дарро занес дубинку и резко ее опустил. Стук был как у отбитого поваром мяса. Женщина оросила грязную мостовую кровью.

Оррел предположил, что сейчас она заорет, завоет, попробует убежать. Дарро перехватил дубинку и ударил женщину дважды по ребрам, а потом, целя в голову смертельным замахом, попал по подставленному плечу. Девчонка со свободным пояском взвизгнула и умчалась прочь. Пацан с корзиной недоуменно повернулся на крик.

Оррел что-то увидел в глазах у Дарро. Быть может, оторопь от деяния своих рук. Боязнь потратить лишнее время, добивая жертву. Или же скорбь от того, что таким оказался наилучший выход из положения? Дарро крутанул дубину обеими руками, метясь в затылок, и темноволосая женщина поднялась ему навстречу. С изяществом танцовщицы, отточенно-скупой грацией, от которой все ее действия казались влекомыми дуновением ветерка.

Она проскочила под замах и кулаком стукнула Дарро в грудь. До Оррела дошло лишь потом, что нож в руке у нее все-таки был. И ударила она вовсе не кулаком. Женщина порысила прочь, быстро, но совершенно непринужденно.

– Эй! Стоять! – заорал Дарро и рванул в погоню. Она не оглядывалась, но, выбрав дорогу вдоль набережной, засновала между занятых своими делами мужчин, женщин, детей, как рыба меж водорослей. Дарро бежал за ней, Оррел поспевал следом. Замыкающий, он не видел крови на груди Дарро, пока старший подельник не остановился, присаживаясь на каменную оградку над водой. Женщина уже почти затерялась в толпе.

– Она меня под дых припечатала, – сказал Дарро, но плащ его сильно побагровел. Рука на оружии разжалась, и дубинка полетела в воду. Он даже не попытался ее подхватить. – Сейчас… Только дух маленько переведу.

Когда его повело вбок, Оррел дернулся, стараясь поддержать Дарро, но тот уже наваливался мертвым грузом.

Наваливался уже мертвым.

Кто-то закричал, и Оррел поднялся. Руки покрывала кровь Дарро. Двое синих плащей на мосту, слишком далеко, чтобы понять, что произошло, любовались плотиной. В миг прояснения в этом ложном спокойствии до Оррела дошло, какая беда ему уготована.

– Лекаря! – заорал он. – Этот несчастный ранен!

Начала скапливаться толпа, и лучшим шансом было нырнуть под ее прикрытие, пока его не обнаружила стража. Он вцепился в ближайшую девушку, притискивая ее к трупу с мольбой:

– Пожалуйста, сделайте для него все возможное! – и пустился бежать на юг, задевая на пути столько рукавов и спин, сколько мог. Один человек в крови выделялся бы сразу, лучше их будет двадцать с пятнами на одежде.

Краем огибая собравшихся, он услыхал мужской крик и девичьи визги. Со всплеском тело Дарро рухнуло в Кахон. Оррел не удержался и поглядел: на чайного цвета воде бледнела мертвая кожа; зыбь из-под моста, раздувая синий плащ, облегала Дарро, затягивала в пучину. Сквозь ужас сумела прокрасться печаль – то ли по Дарро, то ли по золоту, обещанному и навсегда недоступному.

Когда он снова поднял глаза, то оказалось, что женщина пристально за ним наблюдает.

Она стояла у лотка, где паренек продавал пшеничные кексы, коса тянулась по ее плечу толстой гадюкой. При этом женщина разевала рот, как выловленная рыба, лицо мазали потеки крови. Собственной или Дарро. Должно быть, виной тому было расстояние и его страх – но белки ее глаз почему-то чернели.

Губы женщины зашевелились, и, готов был поклясться, он услыхал ее шепот. Чужие слова прорезали и гомон толпы, и шум реки, словно эти губы ворковали над ухом. Нашептывали неведомые маслянистые созвучия, от которых мутилось в глазах. Затем она повернулась и пошла – и исчезла, как пламя задутой свечи.

Оррел нетвердой походкой протащился еще с полдюжины шагов, и его вырвало на дорогу.

– Так вот почему ты сюда попал? – спросила Сэммиш. – Ты подхватил заразу?

– Я сюда попал потому, что мой родственник за их лекарственным огородом ухаживает, – визгливо захихикал Оррел. – Думал, у меня всего лишь… Думал, скоро пройдет. И в чумной больнице меня не станут искать. Я не от вас с Алис прятался. От нее. Клятой ведьмы Дарро. Только как начал блевать, так и не перестал. Не прошло.

Он погрузился в молчание. Сэммиш придвинула табурет и взяла его за руку. Ее пальцы казались прохладными, и это, похоже, означало, что возвращается лихорадка.

– Когда тело нашли, – проговорил Оррел, – на нем еще оставался жетон?

– Нет, – сказала Сэммиш. – Река забрала – или стражники.

– Хорошо. Эта дрянь с самого начала предвещала несчастье. Переживи я все заново, провалялся бы тогда в постели весь день, не вспоминая про Бирна а Саля и праздничную гулянку.

– Ага, – поддержала Сэммиш. И рассмеялась: – Все равно тычка вышла крутая. Каково? Снять на ходу значок со стражника! Такое хоть кто-нибудь пробовал? А мы взяли и сделали. Втроем. Даже без рыбы в помощь.

Оррел позволил себе улыбку и припомнил того дерзкого парня в лучах солнца, пьяного скорей от собственной лихости, нежели от вина. Чья-то посторонняя жизнь, не иначе. Оррел шмыгнул носом, и Сэммиш сжала его ладонь. И заплакала вместе с ним.

– Я проклят, – выдавил Оррел. – Мы попытались ее убить, и за это она наложила проклятие.

– Ты жил среди больных, – сказала Сэммиш. – Кто-то заразил тебя своей хворью. Такое сплошь и рядом бывает. Ты поправишься.

– Все началось с ее слов. Ты не знаешь, каково это было. С тех пор меня так и не отпускало.

– Отпустит, – уверила Сэммиш, но произнесла это с жалостью. Она его видела так же прозрачно, как он себя сам.

Оррел бы мог помечтать о том, как с приходом весны отправится на юг, поплывет на лодке или погонит стадо тягловых волов, но этого не произойдет никогда. До наступления оттепели его уложат под землю – или же в реку. Какое будущее он бы ни навоображал в прошлой жизни, не слишком осознанно стремясь к любви, сексу или безбедной старости, вот что получит взамен: несколько лишних дней, может, недель в холодной оштукатуренной палате, где несет щелоком и уксусом, а сиделки палят травы, чтобы скрыть запах тлена. Скоро сил его воли не хватит даже на то, чтобы отгонять эти мысли. Он выпустил пальцы Сэммиш. Слабость мешала их удержать.

– Дарро… – начала Сэммиш, но слово повисло в воздухе. Девушка решительно расправила плечи и попыталась опять: – А он говорил, зачем той женщине так отчаянно нужен был нож? Или что в нем такого особенного?

– Я не помню.

– Это важно, – сказала она. И добавила: – Ты не выплатил мне за тычку. С тебя должок. Постарайся припомнить.

Оррел открыл глаза. Он не помнил даже, чтобы их закрывал.

– Что-то