Роль «зрелой женщины» - Астра

То, что произошло тогда у деканата, стало возрождением Марианны. Отступили, опустились на глубину муки горьких переживаний, а сама она изменилась и повзрослела, словно после опасной болезни. Это была та же девушка и пела она по-французски ту же песенку, но уже никто не слышал от нее «заявлений» о необыкновенной судьбе, ожидающей ее с дарами.

В начале декабря позвонил и вскоре заехал армейский друг Димы Соколова, Гоша, автор мечтательных морских стихов, которые присылал Дима. Он порассказал по секрету много такого, о чем не прочитаешь ни в одной газете. Марианна слушала, молчаливая от гнева. Вон что творится! Вон что рассказывает ее ровесник! А Гошка и рассказал-то одну сотую часть, ему хотелось забыть обо всем, учиться в Университете на «морской геологии», искать затонувшую Атлантиду. Он преподнес Марианне цветы как девушке его друга и брата. Марианна не разуверяла его, ей тоже хотелось забыть кое-что.

Но прошлое не исчезает. Однажды ночью ей приснился сон: небо, восход и на дымно-алой заре взмахи серых журавлиных крыльев и жалобный журавлиный крик. Все дышало присутствием Нестора. Марианна проснулась в слезах. Потом на большом листе бумаги возникла дымно-алая заря, серые журавлиные крылья. Она оснастила станок, взялась подбирать цвета. Работа пошла споро. Через неделю гобелен предстал пред строгие очи наставницы.

Увидев его, Инга застыла на месте. Жалобный журавлиный крик, душа Марианны, ее безответная любовь. Она обняла свою ученицу.

— Превосходно, Марианна. Это произведение искусства. Прими поздравление, ты состоялась.

Никто, даже мать, не услышали от Оли имя отца ребенка. Эту тайну она хранила в глубине сердца за семью печатями. Она то и дело встречала на улице его родителей, иной раз набирала номер телефона, чтобы по их «алло» убедиться, что все в порядке. Большего не требовалось. Его сын, она была уверена, что это мальчик, уже резво молотил ножками, буянил внутри своего убежища, а она, против всех правил, хорошела на глазах. После моря и после обожания, которым окружил ее Тарасик, она успокоилась. Как признавалась она сама себе, любовь его осветила добрым лучом самые оскорбленные уголки ее души. Тарасик же провожал ее с надеждой, что весной, после всего, она изменит свое решение.

— Я буду ждать тебя, Оля. Знай, что один мужчина на Черноморском побережье мечтает заботиться о тебе, готов принять тебя в свою жизнь.

Семья оберегала каждый Оленькин шаг.

— Главное, здоровье, остальное приложится. У других вообще ничего нет, одни потери, а у нас прибавление. Ребенком Бог благословляет, — рассуждала Анюта не без оглядки на соседских кумушек.

Не обращать на них внимание она, сама хорошенькая кумушка, не могла, в ее силах было лишь помалкивать о дочери и тихонько злыдничать о чужих напастях.

В ноябре по всей округе запестрели объявления. Открывшийся поблизости Американский учебный центр приглашал выпускников средней школы на полугодовые курсы секретарей-делопроизводителей. Заплатив нужную сумму, пришла учиться и Оля Краснова. Сверстники отнеслись к ней с пониманием. Тихий родниковый свет в ее глазах в группе ощутили как спасительный маяк в страстно-беспокойной смуте бегущих дней; при ней никто не выражался и, конечно, не курили.

Под Новый год Тарас Никоненко прислал с проводником поезда большую коробку с фруктами, медом и сыром, в марте собирался явиться сам, чтобы стать ей надежной опорой накануне главных событий. Но двадцать пятого января она увидела по телевизору настоящий военный бой в Чечне. Дима бежал прямо на взрывы и упал возле танка. Оля вскрикнула. Пока братья неумело вызывали «Скорую помощь» и звонили на работу матери, родившийся ребенок возвестил о себе оглушительным криком. Семимесячный мальчишка орал так, что даже перенервничавшая Анна Николаевна рассмеялась.

— Мои дети тоже рождались здоровыми, но такого я еще не слышала.

Врачи подтвердили ее слова, малыш был вне опасности. Глаза его смотрели прямо, зажим пальчиков был цепок, как у обезьянки. Молодую мать и дитя оставили дома на попечение родителей.

На Олю сошло блаженство, знакомое только женщинам. Велика гора да забывчива, гласит пословица. Сыночек! Вылитый отец! Набрав осторожненько знакомый номер, она не услышала плохого в голосе его матери, у Димы все благополучно. Если бы он знал!

Дня через три Анна Николаевна осторожно присела на постель дочери.

— Оленька, мальчику пора дать имя, крестить, прописывать в квартире. Пусть у него будет наша фамилия, но он вправе вести свой род и со стороны отца. Кто он?

— Это мой ребенок и больше ничей.

— Так не бывает.

— Бывает. Я же не знаю своего отца, — тихо проговорила Оля.

Анна Николаевна молча опустила глаза. Ребенок спал возле подушки, ручки его в зашитых рукавах теплой цветастой распашонки были закинуты вверх, по обе стороны головы, как любят спать все здоровые дети. Он быстро набирал вес, был подвижен и силен.

— Ты права, мама, извини меня, — вздохнула Оля. — Его отец Дмитрий Соколов, мой одноклассник.

— А-а, — протянула мать. — Тот, что служит в Чечне? Ты его любишь?

— Да.

— Сообщишь ему?

— Ни за что.

— А вдруг он обрадуется? Сын ведь!

— Мама, прошу тебя.

Мать сделал вид, что отступилась.

После студенческих каникул, день в день, Оля пришла на курсы. До апреля оставалось два с половиной месяца, ей хотелось закончить обучение. На четыре часа в день с ребенком оставалась няня, пожилая добрая женщина, соседка по дому. Олю встретили с поздравлениями. Светловолосая, мягко-стройная, с нежной и свежей, как сливки, кожей, она с каждым днем становилась все привлекательнее. Однокашники было насторожились, но отступились, не подступив.

— С такими не гуляют, на таких женятся.

В первое же утро, как только дочь ушла, Анна Николаевна выдвинула ящик письменного стола, где лежали ее тетради. Адрес Димы был написан на одном из листков, которые Ленка раздавала всем, кого не встретит. Письмо у Анюты было готово уже давно. Она заклеила его в конверт и для верности отнесла прямо на почту. Незачем повторять ошибки молодости, мальчику нужен отец, мало ли что случится в жизни. Дмитрий Соколов будет хорошим отцом, хотя еще и не знает об этом, а как общественнице ей было известно, что их семью уважают, а по отцу и сыну честь, а родная кровь не шутка… и так далее, многое, многое, что думалось Анюте в приложение к отправленному письму.

Никто и никогда не получает в армии много писем. Раз в неделю пишет мать, раз в месяц какой-нибудь друг, еще реже подруга, если это не жена.

Дни шли, похожие один на другой: строевая, стрельбы, учения. Армия! Впрочем, Дима уже не скучал на службе. Он стал незаменимым человеком в своей воинской части, ему удавались такие поручения, каких не мог бы исполнить никто, кроме него, ефрейтора Дмитрия Соколова, своего в доску парня. Он освоил приемы десантника, выполнил норму, получил краповый берет, он научился неслышно ходить, хранить молчание, ему были известны такие вещи, за которые дорого бы дало начальство, Он стал взрослым мужчиной, знающим разные стороны жизни. Казалось, уже ничто не может не удивить его, поставить в тупик. В середине февраля он получил письмо из Москвы. Он уже не ждал весточки от Марианны, знал, что у нее экзамены, каникулы, какой-то гобелен, и вообще ей не до него, и что отвечала она, как и договаривались, чтобы не обижать солдатика. И почти бросил ей писать, так, лишь иногда, по настроению. У него даже закрутился роман с бойкой молодой связисткой из Тамбова. Солдат всегда солдат. На родине у связистки была семья, но муж не работал, она приезжала на месяц через месяц, третий год подряд, и, конечно, Дима был не первым в череде ее временных возлюбленных.