Человек рождается дважды. Книга 2 - Виктор Вяткин

Женя привыкла к голосам пробуждающегося посёлка. Больше не спалось. Она лежала, не включая света. После трагедии с Татьяной она стала печальной. По существу ведь ничего не изменилось, ребята все остались на местах, Если не считать Игорька. Оставался прииск с Его коллективом. Работа и Юра…

Да, Юра… До сих пор их отношения носят странный характер. Юра оставался всё тем же зверёнышем: то нежным, то пугливым. Иногда казалось, что придёт, возьмёт за руку, как девочку, и, не спрашивая согласия, уведёт. Куда? Не всё ли равно. С ним она была готова на всё.

— Счастье, счастьюшко, да где же ты? Неужели так и пройдёшь мимо? — вздохнула она, — Ну надо же так? — И, повернувшись на другой бок, укуталась одеялом.

В посёлке пророкотал автомобиль. Гулко стукнули раскрытые борта кузова. Сильный стук в окно.

— Женя, ты спишь? Вставай. Серьёзный разговор!

Женя вскочила, набросила поверх рубашки шубу, всунула голые ноги в валенки и, выбежав в коридорчик, раскрыла дверь.

Юра стоял в какой-то незнакомой борчатке, мохнатой шапке и торбасах.

— Юра? Откуда? Что это на тебе за модный наряд? Вместо ответа он обнял Её и стал пылко целовать…

— Юра, да что это ты?..

— Говори, только честно. Согласна ты терпеть меня всю жизнь, вот таким неловким и грубым?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сватать тебя приехал, вот что.

— Сватать? В четыре утра? Ой, Юра…

— Но ты мне скажи, согласна?

— Да разве ты не видишь сам?

— Тогда пошли. — Он подхватил Её и потащил в общую комнату к ребятам.

Распахнув дверь, он включил свет и во весь голос крикнул:

— А ну, вставать, друзья! У кого что есть, всё на стол. Да поздравьте нас с Женей!

Парни протирали глаза, не понимая, с чего Колосов поднял крик, и недовольно бормотали.

— А, Юрка! Чего это тебя принесло? С ума спятил, дубина, — доносилось из разных углов, но все поднимались, зная, что встать всё равно придётся…

— Чего ты поднял всех ни свет ни заря? — подошёл к нему Булычёв.

— Как чего? Не видишь? Вот Женя, а вот я. Помолвка. А свадьбу после сыграем. Сначала вывезем лес. — Он повернулся к Жене и привлёк Её к себе. — Ты не возражаешь? — Она только кивнула головой. Тогда он при ребятах обнял Её и поцеловал, не стесняясь.

Кто-то поставил на стол флягу со спиртом. Валерка принёс две бутылка шампанского. У него всегда был запас. Женя сбегала к себе, переоделась и принесла графин настойки. Вася притащил ликёр.

— Горько, горько… — кричали ребята. Юра целовал Женю и подсказывал им.

— А ну налейте! Да громче кричите! Пусть знают все. Давайте выпьем за нашу Женю. Пусть она останется на всю жизнь такой, какой мы Её знаем. — И уже к ней — Давай, Женечка, поцелуемся. Мне ведь к девЯти надо быть в управлении.

Женя смущалась.

— Ну, Юрочка, так же нельзя…

— Почему? Мне, например, здорово хорошо и нравится…

Колосов спрыгнул с подножки машины и, не заходя домой, пошёл в управление. В Оротукане жгли строительную щепу и вытаявший мусор. Воздух, насыщенный дымом и талым снегом, густил сумерки, щекотал в носу и немного пьянил. Тропинки отсвечивали лужами. Весна наступала торопливо…

В управлении было тихо, даже не горел свет в кабинетах начальства.

Это было совсем необычно. Юра остановился. Из клуба доносились голоса. Поправляя на ходу платок, мимо управления бежала женщина.

— Что это происходит? — спросил Её несколько растерянно Юра.

— Все в клубе. Там суд. Показательный процесс, — ответила она и, не оглядываясь, побежала дальше.

Колосов зашёл в клуб. Судебное заседание, уже началось. Он кое-как протолкался в дверь и увидел Матвееву. Она сидела в третьем ряду и берегла кому-то свободное место. Юра пробрался и сел рядом:

На возвышении для оркестра сидели обвиняемые. Охрана стояла по бокам, и рядом лежали сторожевые собаки. Женщина судья читала обвинительный акт. Подсудимые стояли, понурив головы. Только золотозубый блондин с копной волос вёл себя вызывающе. Он вертелся, подмигивал женщинам.

Судья, прервала чтение и строго предупредила.

— Подсудимый Турбасов, ведите себя достойно. В противном случае суд примет решение удалить вас из зала.

— Да хоть на край света. Только тогда кого ты судить будешь? — засмеялся он хрипло.

Судья продолжала:

— …Следствием и признаниями обвиняемых установлено: заключённый Турбасов Александр Александрович, находившийся в то время в бегах, в ночь со второго на третье марта, имея договорённость с дневальным Грибовским, проник в квартиру, где проживала Маландина, и постучал в Её Дверь. На вопрос, кто там, он ответил, что привёз с прииска «Пятилетка» срочное письмо. И когда девушка открыла дверь, обвиняемый Турбасов вытащил Её в кухню, зажал Ей рот рукой…

— Так она же шухерить стала, — вскочил блондин и показал на щеке следы ссадин. — Вон как разрисовала…

Судья снова предупредила Турбасова.

По залу прокатился гул негодовани. А преступник, вызывающе ухмыляясь, продолжал оглядывать публику.

— И их называют людьми? — сжала Матвеева руку Юры.

Всё выглядело непостижимо жестоко. Проиграли. Пришёл бандит, убил, унёс кое-какие вещи из комнат геологов, оставив труп дневальному. Тот вернулся утром из палатки. Что оставалось делать? Пришлось убирать следы преступления. Тамбур оказался мал, и пошёл в дело топор.

Турбасов вины не отрицал, а напротив, рассказывал обо всём с отвратительным цинизмом.

Единственно, в чём расходились показания, дневальный отрицал сговор с Турбасовым. Просто ушёл играть, не мог же закрыть на замок человека в доме. А вернулся — дело сделано. Пойти заЯвить, да кто поверит.

Кроме Турбасова и Грибовского, по делу привлекались Гайдукевич, у которого были обнаружены вещи геологов, Крамелюк-Культяпый, конюх райотдела, выпустивший из-под ареста Гайдукевича… Он привлекался как соучастник по побегу. И Ещё два дневальных были замешаны в переотправке вещей.

— Чёрт знает что! Не могли жулики убить Татьяну, не верю. Да и слова Копчёного на похоронах? Но что удивительней всего — нет ни противоречий, ни запирательства. Тут что-то не то. Да и фальшивит… — шепнул Юра Матвеевой.

Судья уже вела допрос Гайдукевича. Она дознавалась о мотивах, вынудивших Его бежать. Его преступление по своему составу относилось к категории внутрилагерных нарушений и грозило Ему двумя-тремя месяцами штрафного изолятора.

Гайдукевич вёл себя солидно и уверенно.

— А почему бегут из лагеря заключённые? На волю бегут, — говорил он мягко, но голос Его совсем не вязался с насторожённым видом. — Дело к весне. Закатали бы меня на всё лето под штык — значит, прощай думка о волюшке в этом году. А чем живёт наш брат арестант? Одной надеждой. Думал, до весны как-нибудь прокручусь на трассе, вон Турбасов сколько кантовался. А там, бог даст, — и на материк, Да вот видишь, сорвалось. Что делать? Наше дело такое, попал — ваше право, хоть дальше колючей проволоки всё равно не запрячете. Ушёл — моя удача. Судите, граждане судьи, виноватым себя признаю…

Дальше начались показания свидетелей. Всё это было удручающе тЯжело и противно. Юра почти месяц не заглядывал к себе. Надо было заняться делами базы. Он тихо пробрался к выходу.

— Ну как, начальник, похожа? — Шайхула смахнул кисточкой графитовую пыль с формы.

Колосов увидел зеркальное изображение барельефа. Сходство с Татьяной было несомненным.

— Давно заказали? — спросил он, рассматривая знакомое лицо.

— Сами делаем с Копчёным по памяти. А вот сегодня принесли фотографию, кое-что поправил.

— Шайхула, ну как же так? Такую девушку? Сколько доброго она сделала для вас! Никогда не думал, что могли жулики…

— Зачем так говоришь, начальник? Дело это не воров. Поверил, что говорят в клубе? Там третий день баланду мутят, а толку? Мы сами давно разобрались. У нас свой приговор сделан. У нас правильный суд. Пойди завтра в клуб, всё узнаешь. Прохорова увидишь, привет передашь.

Колосов покосился на Шайхулу. Было понятно, что за Его словами скрываются факты, неизвестные суду. Но какие?

— Может, скажешь, что всё это значит? — спросил он.

— Не скажу ничего больше. И так сболтнул лишнее: Пойдёшь, сам увидишь, как всё повернут. Пулю просить будут…

— Почему же всё это время вы молчали?

— Нельзя, закон. Так решила наша правилка. Они уже знают, сами расколются.

Юра понял, что спрашивать дальше бесполезно. У них свои законы. Пришёл Копчёный и положил на верстав кусок олова, глянул пытливо на Шайхулу.

— О чём вы тут?

— Показываю работу. Говорит, похожа.

В двери, покашливая, остановился Горин.

— Мы тут без разрешения. Я позвонил парням: материал бросовый.

Копчёный что-то шепнул Шайхуле, вынул папиросу, повертел в руках, швырнул, растоптал и ушёл.

— Ишь, как убивается, босяк. Зацепило, видно, за струну. Душа-то небось осталась, — заметил Горин.