Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович

Но по всему выходило, что Байкова не должно было остаться в живых. В противном случае он бы исчез с деньгами, уничтожил бы книгу Кей-Кавуса и дневники, в которых писал любовные оды мадам Ренни, сравнивая ее очарование с красотой луны в четырнадцатую ночь. «Теперь понятно, почему он с таким рвением чинил машину и буквально прилетел к дому француженки, боясь, что я могу у нее остаться на ночь». Если бы все случилось так, как он задумал, то в его столе обнаружили бы те самые записки-угрозы и посчитали бы, что он стал еще одной жертвой исламистов. Но этого не произошло. Вероятно, злоумышленник решил заработать на документах Тихрани и сунулся к австрийцам или немцам. Если это так, то тогда становится понятно, почему он до сих пор не сбежал с деньгами Раппа. Всему виной – его жадность. Предполагая нажиться еще и на бумагах персидского министра, он искал выход на представителей иностранных государств. А тут война. Отпуска отменили. Планы смешались. «Да, – мысленно произнес Ардашев. – Это выглядит правдоподобно. К этому стоит добавить и его роман с француженкой. А что, если он ждал от нее согласия уехать вместе с ним? Но вдова медлила и все тянула с ответом. А узнав о моей находке, он тут же пустился в бега? Или, продав документы немцам, затаился, как испуганная мышь, и теперь сидит в германском посольстве? – Клим Пантелеевич недовольно хмыкнул. – Все это бессмысленное гадание на кофейной гуще. В данном случае возможны любые варианты. Однако надобно составлять вторую телеграмму Мирскому». – Статский советник улыбнулся, вспомнив недоуменное лицо телеграфиста, когда тот принес ответ Певческого моста на его первое сообщение. Там было всего одно слово, не зашифрованное, а отправленное обычным текстом: «Благодарю».

XIII

Известие об обнаружении неизвестного трупа пришло в русскую императорскую миссию вечером, как раз в тот день, когда в Тегеране был оглашен шахский рескрипт на имя регента о признании шахом Ахмедом «мэшрутэ» (действующей конституции). Назмие целый день запрашивала европейские посольства, нет ли пропавших среди их служащих, поскольку ни документов, ни каких-либо бумаг, удостоверяющих личность убитого, при нем не нашлось.

Ардашева оповестили сразу. Не теряя времени, он тут же поехал в полицию, которая находилась в самом центре, рядом с тюрьмой. Войдя во двор, он обратил внимание на стоящие у стены предметы пыток: фелеке[244] и сепайэ[245]. «Да, – мысленно посетовал дипломат, – в Персии феодальные порядки мирно соседствуют с конституцией. Вот что значит Восток. Здесь любое прогрессивное достижение Запада легко извратят до неузнаваемости. Впрочем, как и в России».

Переходя из кабинета в кабинет, статскому советнику так и не удалось добиться точной информации о местонахождении неопознанного трупа. В конце концов потребовалось вмешательство самого раис-назмие (начальника полиции). Благодаря ему выяснилось, что тело европейца отвезли в морг при городской больнице. Однако разрешение на его осмотр мог дать только господин Мохаммед-Таги, судебный следователь шестого следственного отделения суда, принявший дело к своему производству.

И вновь пришлось заводить автомобиль и править по пыльным и безликим тегеранским улицам: повернуть направо и пересечь площадь, опять – направо, затем – налево до улицы Дербар, где размещались правительственные учреждения. Там, недалеко от перекрестка, в старинном и величественном здании располагался адлие (суд).

Следственное присутствие занимало весь второй этаж. Упомянутый господин сидел в обшарпанной комнатке с едва живой дверью. Это был немолодой уже человек с жиденькими усиками и маслеными глазами, с видимой, будто поеденной молью, плешью. Он носил шапочку с усеченным верхом, потертый костюм и не имел даже карманных часов. В комнате висело дымное коромысло и пахло дешевым ширазским табаком. В каменной пепельнице дымилась трубка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

К появлению русского дипломата персидский чиновник отнесся с недоверием. То снимая, то надевая очки, он долго рассматривал документы вошедшего, задавал бессмысленные вопросы и наконец велел своему письмоводителю, сидящему напротив, подготовить бумагу, дозволяющую осмотреть труп. Когда разрешение было готово, он дважды окунул перо в чернильницу и вывел витиеватую, будто змеиный след, подпись. Вынув из ящика мухур (печать), следователь удостоверил документ. Во время разговора он так и не поднялся. И уже уходя, оказавшись у самой двери, Ардашев бросил беглый взгляд под стол и понял причину его неучтивости: желтые туфли перса были настолько разбиты и поношены, что носы протерлись до дыр.

Бензиновое детище Генри Форда (кстати, неплохо переваривающее и медицинский спирт) вновь колесило по широким хиабанам и узким переулкам Тегерана. Минут через двадцать Клим Пантелеевич добрался до Мейдане-Тупханэ и свернул на Больничную улицу.

Статский советник заглушил мотор и прошел в приемный покой. Услужливый санитар объяснил, как найти морг. Расшатанная деревянная дверь оказалась незапертой. «Да, – грустно подумал Клим Пантелеевич, – на Небеса пусть всегда открыт, и там нет очереди».

Неожиданно в коридоре возник привратник – старик в домотканой одежде и войлочной шапочке. Он печально улыбнулся, склонил голову и спросил:

– Чи сааб михает?[246]

– Ференги[247].

– Инджо, – кивнул перс и, шаркая чувяками, поплелся по коридору. Клим Пантелеевич последовал за ним.

Бывшему присяжному поверенному не раз приходилось посещать анатомические театры, покойницкие, мертвецкие, бывать в прозекторских или препаровочных кабинетах, но то, что предстало перед его глазами, трудно поддавалось описанию. В маленькое окошко комнаты, куда его провел смотритель, едва проникал солнечный свет. На подоконнике роились черные мухи. Огромные сколопендры ползали по потолку. Трупы лежали ненакрытые, вповалку и в несколько рядов. От сильной жары многие уже начинали разлагаться. Приторно-тошнотворный запах гнилой человеческой плоти пропитал стены.

Старик приблизился к крайнему топчану и указал рукой на измазанное в грязи окровавленное тело. Увидев Байкова, статский советник невольно поморщился. Смотреть на это было страшно. На долю драгомана выпали нечеловеческие испытания. Его подвергли одной из самых жутких восточных пыток. Переводчику отрезали часть носа, пробили иглой перегородку и вставили нитку из грубой козьей шерсти. Часть ее до сих пор торчала из окровавленного отверстия. Стоило лишь легонько потянуть за нить, и человек испытывал невыносимую боль. Слезы текли ручьем вместе с кровью и заливали глаза. Таким способом, просунув бечеву через носовой хрящ верблюда, чарвадары усмиряют диких самцов. И самый бешеный из дромадеров становится послушным и кротким, как преданная дворняга. Кроме этого на тыльных сторонах ладоней покойного зияли кровавые раны. Смерть, по всей видимости, наступила от выстрела в голову. Пуля вошла в правый висок. От ее удара правый глаз почти вылез из глазницы. Вся область вокруг него представляла сплошной кровавый синяк.

– Да будет душа его в раю с Магометом! – пробормотал на фарси старик.

– Инша-алла! – машинально ответил Клим Пантелеевич.

Вынув из кармана золотую турецкую лиру, он сунул ее привратнику и сказал по-персидски:

– Вымойте тело и оденьте. Вещи вам привезут сегодня же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Бе-чешмь, ага-джун, бе-чешмь[248], – благодарно кланяясь, лепетал смотритель морга.

Ардашев зашагал к выходу.

«Форд», будто ворон, отливал на ярком солнце черным цветом. Машина накалилась до такой степени, что ручка стартера жгла ладони даже через перчатки.

«Надобно вновь встретиться с судебным следователем и выяснить обстоятельства происшествия», – рассуждал дипломат, садясь за руль урчащего автомобиля.