Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Править мы с Загладиным не имели право, но договорились послать Пономареву свое недоумение по поводу этого раздела. Решили также с Вадимом изложить свои претензии к ковалевскому разделу: отсутствие новизны, боязнь в лоб поставить проблемы по Афганистану, по Японии, по Израилю, даже относительно Англии, не говоря уже о делах разоруженческо-ракетных. И нет западноевропейского направления, как такового. Словом, текст написан по- брежневски, а не по-горбачевски.

Загладин рассказал мне о коридорных разговорах в аппарате ЦК: Рахманин плетет интриги против Международного отдела. Это, мол, гнездо ревизионизма, развязывают руки социал-демократии, открыли ей двери в соцстраны, подрывают марксистско-ленинское единство МКД, у себя в отделе развели идейный бардак. Etc.

Б. Н., отдыхая в Крыму, впал в панику, получив от нас тексты. Написал в адрес нас троих — Загладина, мой и Ковалева — вежливую записку, а по телефону разразился ругательствами. Я пытался его перебивать, в том смысле, что, мол, сам виноват, навязав нам МИДовцев и дав им автономию над внешнеполитическим разделом. Опять, мол, не верите в своих и ждете гениального от чужих. Иного и быть не могло. Это результат тягучей, скучной, чиновничей работы МИДовцев с огромной потерей времени, потому что Ковалев, в своей мягкой, робкой манере, захлебываясь вежливо держится за каждую фразу. И нам приходится либо грубить, либо идти на компромисс. Вам, говорю я Б. Н.'у, известна его приверженность к словесным кружевам, в которых очень уж искушенный человек может уловить какую-то новизну. Короче говоря, сказал я, работа с Ковалевым — угрожает срывом задания. Обещал за два дня подготовить свой вариант и послать ему в Крым.

Стало известно, что Б. Н., воспользовавшись тем, что Горбачев тоже отдыхает в Крыму, пытался подсунуть ему наш текст. Но М. С. сказал: «Не надо, давайте в общем порядке» (т. е. через Общий отдел).

Ладно… Дело сделано. На наш исполнительский взгляд — неплохо. К нам, скорее всего, текст не вернется, а будет сдан в специально созданную группу, скорее всего во главе с Яковлевым. Кстати, о Яковлеве. Он помаленьку приподнимается над другими. Брутенц присутствовал при его первом столкновении с Зимяниным. Тот стал ему говорить (видимо, в духе статьи некоего Любомудрого в «Нашем современнике»), что евреи (критики) нападают на русскую литературу и что надо бы «поправить». На что Сашка возразил: «Нападают не только евреи и не на русских писателей, а на почвеническую тенденцию, на современное реакционное славянофильство». Тем и кончился обмен мнениями. А потом Зимянин стал звонить Яковлеву по разным другим поводам, что Сашка оценил так: заискивает!

Рассказал Брутенц и другую историю о том, какие дачи кое у кого есть. Его дочь и зять познакомились с дочерью Примакова и побывали у них на даче, в районе Барвихи. Вернулись потрясенные, ничего подобного даже представить себе не могли и не поверили бы, если б не видели собственными глазами. Бунгало, вилла, усадьба. не могли подобрать слова. 12 комнат, все под дуб, заграничная бытовая техника, не говоря о мебели, «пежо» в гараже, «жигули» для детей. Никакой зарплаты, даже академика и директора института, не хватило бы на все это неслыханное богатство. Появись там представитель КПК или даже райкома, наш академик, — злорадно заключил Брутенц, — сразу оказался бы кандидатом на вылет из партии.

А между тем, он кандидат на перемещение с поста директора Института Востоковедения на пост директора ИМЭМО — кресло более перспективное.

На Политбюро шел разговор об итогах молодежного фестиваля в Москве. Высказывались все, в том числе Чебриков, который рассказал, что была попытка теракта: среди делегатов (из Парижа) оказались пять афганцев. Хотели устроить взрывы в метро и ЦУМе. Но их, естественно, обезвредили «бдительные чекисты».

А Горбачев, несколько удивленный характером обсуждения, извлек уроки:

— Значение прямых контактов иностранцев с советскими людьми для правильных представлений о нас. Не надо бояться — пусть ездят как можно больше. Пусть смотрят, пусть видят, какие мы есть на самом деле. Не такие уж мы плохие.

— Контакты американцев, которые после фестиваля поехали по Волге, с простыми советскими людьми дали больше для разоблачения «советской угрозы», чем вся наша внешнеполитическая пропаганда. Ничего не стоит такая пропаганда, которая столько лет не может убедить Запад, что никакой советской угрозы нет.

— Приняли мы постановление о создании спутниковой системы TV «Глобальная Москва» — для заграницы. А что показывать-то будем??

— Надо учиться дискутировать, спорить, отстаивать наши идеи и убеждения. Разучились мы это делать. Кадры надо для этого готовить. МГИМО готовит касту, а не кадры. Туда рвутся люди, чтобы обарахляться за границей, а не воевать за наши идеи.

— Кинофильмы о фестивале: мало показать открытие и закрытие. Это хорошо, но это спектакли. Надо показать дискуссии, и не бояться показать, как было: и споры по Афганистану, и о евреях, обо всем. Надо приучать людей к спорам.

— Идеологическая работа. Ох, какое трудное дело! На такой работе надо потеть, а наши идеологи в основном прохлаждаются.

— О молодежи. У нас выработалось потребительское отношение к молодежи: надо на картошку — давай отряд молодежный, надо на базе овощи перебирать — давай еще отряд, надо задарма построить сарай — опять отряд и т. д. А молодежи надо доверять реальное участие в политическом процессе. Тогда и инфантильность исчезнет, и культура появится — не книжная. Общество, которое не может готовить себе смену, незрелое общество.

— О досуге молодежи. Лекции хорошее дело, однако ими в основном исчерпывается идеологически содержательная работа с молодежью. Да и лекции состоят, главным образом, из нотаций и накачки. Надо шевелить мозгами, придумывать интересные дела и интересные развлечения, на которые молодежь пойдет и которые сама будет организовывать, воспитывая сама себя.

— Решают дело кадры. Нужно всерьез заняться подготовкой идеологических кадров и ставить на соответственные посты в этой сфере людей, которые умеют вести это сложнейшее дело.

В подтексте это все было в «огород» Замятина и Зимянина. Но и в огород Гришина, которому, видно, недолго осталось.

Горбачев вне повестки поднял вопрос о снабжении Москвы плодами и овощами. Поднял с места Козлова — плодоовощного министра. Тот, как обычно, стал сыпать цифрами. Поднял Дементьеву (второй секретарь МГК, Гришин в отпуске), та стала заливаться, доказывая, какую огромную работу они проводят. Etc.