Нерешенная задача - Елена Валентиновна Муравьева

Цобик, читал это по выражению лица своего коллеги. У Миррано уже отекали ноги. Он отстоял в напряжении на первой операции и родовая деятельность Вилмы в данный момент длилась уже пять часов. Он не присел. Единственное, что только начинало волновать, время затягивалось. Каждый потуг предвещал выход ребенка, но этого не происходило.

Вот новая волна ударила в спину и моментально передалась на живот. Вилма напряглась и схватилась руками за края кушетки так сильно, что побелели пальцы.

— Тужься — четко произнес Миррано.

И она, собирая силы с каждой клеточки своего тела, с каждого его уголка, направила их на мышцы живота. И от раздирающей пополам боли, она приподнялась всем своим верхним отделом тела, чтобы сжаться в узел, но в этот раз глубокая, очень сильная боль пошла, как проделывая себе тропу все ниже, ниже и …её резко отпустило и стало легко.

На всю операционную раздался громкий, недовольный крик малыша. Ребенок родился и это была девочка.

Она в изнеможении откинулась на подушку и почти беззвучно произнесла — Снова девочка. Игн хотел сына.

— Ну, ну, ну — спустя несколько минут услышала она откуда-то сбоку голос Миррано. — Вилма. Дорогуша, не засыпай. Это еще не все, еще нужно потужиться.

— Зачем? — больше прочитал он это в глазах, чем услышал. Сил ни на что уже не было. Она проваливалась в небытие.

— Послед должен выйти. Твоя плацента. Давай, дорогуша. — И он отошел прямо к её стопам, чтобы хорошенько обследовать. Поцокал языком, как любил это делать доктор Цобик. Привычки перенимаются машинально. — Так, чуть тебя надо подлатать. Ну ничего… это уже пустяки. Хорошая малышка у нас получилась.

Вилма этот голос почему-то начала слышать, ощущая себя в невесомости и он удалялся и удалялся все дальше. И она уже ничего не понимала. Почему она на всех смотрит сверху? Почему лица всех так резко изменились? В операционную вбежал доктор Цобик и ей стали давить на грудь, её тело ёрзало по кушетке, а в помещении возник хаос. Никто уже не стоял возле её ног, а что-то кололи в вену и всё не оставляли попыток сделать массаж сердца. Первым от кушетки отошёл доктор Цобик, но потом потеряв терпение, он обхватил за плечи своего коллегу и стал прилагать усилия, чтобы оттащить от неё. Голова Миррано все время была опущена вниз. Но когда он встал рядом с доктором Цобиком, и слегка выпрямился, в этот момент она разглядела, что его глаза широко открыты. Неестественно и он так и не верит, вероятно, в то, что произошло. А что произошло? Невесомость затянула её в какой — то темный туннель, и она понеслась с невероятной скоростью и её не посещала мысль — Куда и зачем я несусь? Все было определено, словно она еще при рождении уже знала, как уйдет из жизни. И только трепыхался еще смутным оттенком осадок того, что она подвела тех людей, которые так за неё боролись, чтобы этот туннель появился в её жизни как можно позже. А зачем? И она мгновенно знала ответ. Осталась дочь, там, за завесой, совсем малютка и девочка-старшая, уже разумная. И пусть она все время будет рядом с ней, даже когда она будет спать или уезжать куда-то, дочка этого знать не будет и ей так часто невыносимыми приступами будет хотеться присутствия матери в её жизни, в той, где есть четкое понимание времени и места, где есть тактильное тепло и страх во всех его проявлениях.

Вилма умерла. Неожиданно. У неё резко остановилось сердце. Тогда, когда ничего плохого уже произойти не могло. То, чего больше всего боялись, что прежний рубец на матке, сделанный при первых родах при проведении операции, не выдержит — не произошло, и сердце у неё было здоровое. Что-же произошло?

Миррано был в прямом смысле слова — в шоке.

Ему что-то говорил доктор Цобик. А в частности то, что необходимо провести вскрытие, чтобы понять причину смерти, Миррано не реагировал. Его два санитара провели в кабинет доктора Цобика и усадили в кресло и все. Больше до него достучаться никто не мог.

А спустя некоторое время, его стало отпускать и первую фразу, которую от него услышал старый коллега, это было: «Как мне с этим теперь жить?».

И сидевший напротив доктор Цобик, сразу так сильно осунувшийся, но более живой чем Миррано, поспешил сказать:

— Вашей вины ни в чем нет. Все делалось правильно. Это жизнь! Мы проведем вскрытие, я уверен. Причина установиться. Скорее всего, оторвался тромб и закрыл доступ крови. У неё же остановилось сердце. И тогда …когда напряжение с него спало. Это непостижимо, но и такое бывает. — Он молча пододвинул к краю стола рюмку с коньяком. — Выпейте друг мой. Одну. Потом еще одну и идите к семье. Надо к семье идти в такие моменты. Там быстро переключаешься на другое и все отступает. Я до дежурю.

Миррано закинул в себя одну рюмку. И запрокинул лицо к потолку, словно что-то хотел там разглядеть. Но сощурился и протянул рюмку для второй порции.

— Виноват, не виноват. Какая разница? Сейчас имеет значение только одно. Что Игн в тюрьме. У него умерла любимая женщина и он остался один с двумя детьми. Я не знаю… как он. Я бы, вероятно, не пережил.

Доктор Цобик снял очки и устало вытер лицо носовым платком. Утвердительно покачал головой и оперся лбом о руку так, чтобы прикрыть глаза. Что он думал в этот момент — неизвестно. Подождав, как струя теплого коньяка разойдется по телу, и отдаст своё тепло сердцу, Миррано, зачем-то направился к выходу. Он шел как на протезах, но четко к выходу. Он не поехал домой. Его не было дома этим вечером. Его не было дома и на следующий день. Он пропал. Во второй раз.

Хелен еле дозвонилась в больницу и узнала о случившемся. Дочка Вилмы была в их семье и Хелен никому ничего не сказала. Ей было до такой степени жалко Игн, что первый раз в жизни она добровольно пошла в церковь. Её душили слезы и как только пресвитер занес руку над Библией, из неё просто выскочил дикий вой и справиться с ним она не могла, водопад слез прорвался за многие годы