Время Пасьянсов - Александр Грог

   И даже в перчатках избегал касаться осветленных частей - особенно серебристой полосы.

   Вернулся, сбросил перчатки и уже второй нож - пластиковую имитацию - небрежно смахнул в выдвижной ящик стола.

   - Думаешь, не работаем? Да со всего Бывшего ножи собираем! Где только шизоид какой объявится с ножом окровавленным, полоснет кого, информация сразу к нам. А уж если бормочет несуразицу, что избранный он или нет, так на местах даже не разбирают - к нам шлют. И первым делом ножи. Каких только ножей я за последние годы в руках не держал! И все, заметь, окровавлены.

   - Особенно ножи, - сказал Второй, разглядывая палец. - Да, особенно ножи, - подтвердил он еще раз задумчиво. - Мало знаем...

   - Знаем много больше, - сказал Первый. - После вчерашнего.

   Сидящий удивленно шевельнул бровью.

   - Один идиот, из яйцеголовых, решил поэкспериментировать. Не хотел тебе пока говорить, да и паниковать еще рановато - ждем! Может, и вернутся. Исчез со всеми лаборантами и объектом. Хорошо, здание не пострадало. Попытался воспроизвести опыт на природе с ножом... Буквально... Идиот! Даже в холщовку все обрядились, а хоть бы одну из камер поодаль поставить... Короче, исчез со всем лабораторным оборудованием, ассистентами и даже верхним слоем земли в окружности 258 метров.

   - Как буквально?

   - Кровью освободить... Что смотришь?.. Ой, да мало ли сейчас беспризорных подростков обоего пола на улицах? По одной Москве до тысячи в год пропадает. А сколько из них в различных сектах в жертвы будет принесено? Сколько в частных подвалах соскладировано - в цементные полы залито? А на элитарных дачках золотой молодежи? Да и не молодежи вовсе, а... нервы пощекотать? Еще на съемках подпольного кино, где каждая лента эксклюзив в одном экземпляре. Цена ей сколько? Одна жизнь? Несколько? Сколько в чистеньких местах на донорские органы порезано? Нет тела - нет преступления. Таков негласный закон, и не нам его менять. В иные миры или время - уж не знаю, о чем теперь и думать! - так просто не уйти. То есть, пока не уйти... Без нашей на то помощи. Цену же с них не слишком большую будем брать. Большая цена для тех - кому это до зарезу... Не жалей ты ту девчонку. Ну, порезали немного... Очухаются - зашьют, там же, на месте, куда попали. Лаборанты все-таки...

   - Если совсем не запаникуют...

   - Дела бы поднять прошлых лет. Еще когда держава была. Всплывали ведь и тогда ножи. Не может быть, чтобы не всплывали. Как подумаешь, что у кого-то на полке валяется - книги разрезать или тем самым ножом картошку стругает на кухне...

   - М-да, плохо, что на один нож стало меньше. Цену теперь им знаем.

   - Знаем ли?

* * *

   ...извлекали из желе.

   - Смотри, Федор, никак тот же самый, что третьего дня у нас в выселках гостил? Похож-то как... И портки те же. Близнец? Вот и метелка валяется старая...

   - Кто их разберет... Вали на телегу!..

   ... и шли, оставляя за спиной огромное поле-холм... под названием Москва...

   ГЛЮКОЛОВ

   Вот так вот! Блин Блинычи эти оба, что в костюмах - ну вылитые их копии, только моложе. Зуб даю! Коллекционеры, мать их ети!

   "Истина - это горошина в игре с наперстки. Ею манят, но нам ее никогда не выиграть. Истину разыгрывают несколько жуликов. У всех у них разные маски, которые отведены им по роли. И уже, ищущему зерно, кажется, что вокруг существует "поле правды" - ведь кто-то не согласен, спорит и даже бывает, что свой спор выигрывает. Все согласно отведенным ролям..."

   Словно опять Ивыч мне с бумаги чужие премудрости зачитывает. Не всякая она, вроде этой, как удар ножом. Но иные лучше сразу забыть, пока не проникли глубоко. Я знаю, что однажды Ивыча погубит именно эта его привязанность к правде. Но только это и не более того. Он не способен от нее отстраниться, хотя сам же мне однажды внушал японумысль одного корифея по имени Ягумунэнори: "Мастер не может быть назван мастером, пока он сохраняет привязанность к тому, что делает..." И насчет остального. Что меч, не способный поразить - мертвый меч. И, если не идешь на войну, когда она только зарождается и выглядит, как непослушный ребенок - война приходит в дом и начинает не по-детски шалить...

   Есть древняя история, а есть новейшая.

   Нет такой страны, как Израиль. Раньше была, а теперь нет. Там у них ядерные запасы сработали. Взяли и бабахнули все разом. Тех, кто там остался, сердитые арабы смяли, оттеснили в лучевые зоны - хотели здесь жить? - живите! Только про Израиль сказали - ворованное не впрок - разом в Пакистане и Индии рвануло. Затем в Штатах и России - по цепочке. Даже вычисляли - какая следующая рванет и в новостях передавали наравне с погодой. Только в России, как и погода, срабатывало через раз. Должно быть, много раньше прокисло. Потом, вдруг, в Германии стало рвать - оказывается штатовцы им наврали, что со своих Европейских баз вывезли. В Китае тоже. Но те все отрицали. Говорили, что это их плановые взрывы. Народишко метался волнами туда и обратно, много дорогой подрастерял, но больше всего самоуважение. Прибалты, как самые медлительные, за всеми не успевали. Да и повезло, что не через них перекатывалось. Этим и окрепли. Даже советовать взялись - в какую сторону драпать. Вот и оказалась Прибалтика самым стабильным объединением, не считая Норвегов, но они, хотя и в прибалатах считаются, но уже автономия, как бы сами по себе. Шведы, Фины, Эсты, Латы, Литы, да и Псковцы, научились пальцы веером делать. Особенно после того, как на самые крупные города кто-то желе-бомбы уронил. Сделали из них консервы...

   Так мне сосед рассказывал. И еще говорил, что тот наш первый интернат сплошь из детей-сирот составлен был. Это еще с тех времен, когда Юнеско пыталось пристроить, но потом и его не стало.

   Я этого не помню. Наверное, так и было, но давно. Не меньше, чем лет десять назад. Но номер на мне и сестренке сходится всей первой группой цифр - больше таких нет, а это значит, она мне... роднее не бывает!

   Я все чаще в окна смотрю. Уже и подумываю, а не смыться ли в одно из них? В войну какую-нибудь старую, но справедливую. Были же справедливые войны? Только вот отчего-то далеко они. Чем дальше, тем справедливее... Стрелять я умею, примут же? А? Как вы считаете? Есть ведь настоящие...

   МУЖИКИ НА ВОЙНЕ

   ...В вечер просочились - тихо, по одному. Ждем. К ночи совсем сгадило - моргоза! - вроде самое время, а приказа нет. Сидим, нахохлившись, что сычи, ждем. Под утро, как высветливать стало, туман пошел - хороший туман - самое бы время! - а никто команды не дает. Жди! Нет дурнее ожидания. Тут повылазило, пошла мошка выедать глаза. Чуть шевельнешься, стронешь кустик, так не только сыростью обдаст, но из-под каждого листочка хрень болотная - гневливая! - во все, что не прикрыто, в каждую щелку, жалить, сосать... Видать, всю ночь уговаривалась, как скопом кидаться на самые живые места. Настрой перед атакой создала - готовый я на все, лишь бы быстрее.

   Нет хуже сидения на таком месте. Болото - не болото, лес - не лес. Вроде все обросло густо, а чахлое, кривое, так и не укорневилось. Дернешь какое-такое - легко выйдет, а корень даже не метелка - ну, совсем никакой! - и ямка откроется, и вода в ней. Потопчешься на одном месте, чавкать начинает - грязь выдавливается. Хорошее время в живых остаться пропустили - ушел туман. Солнце заискрило - хорошее время умирать. Но когда мины пошли сыпать, сообразил, почему ротный на этот участок напросился: чпокают они, фонтаны грязи вверх, а осколков нет. Одна упала, едва ли не по маковке, рядом пузырь вздула и приподняла, а из разрыва только ошметками обдала, грязюкой. Уделала с ног до головы. В ином месте собирали бы меня по кусочкам, тут только уши заложило. Мягко минам падать, глубоко входят, вязнут, и осколкам уж той силы нету. А которые только - чпок! - вошли, и гулу нема, не иначе лешак заглотил.

   От своей мины шарахнулся, да веткой в глаз: горит, слезится - не проморгаться. Пропустил команду, чую только, что все бегут уже. Хотя какое тут беганье, семенят промеж коряг, продираются. Я и так черней черного, так еще, как бежали, месили грязюку, упал. По пуду на сапоги набрал, думал сердце разорвется от напряга. Тишком бежим, без крику. Но уж когда ворвались, тут уж волю глоткам дали.

   Свалился в окоп за остальными, тесно, не разойтись, бежим гуськом. Первым не помочь, как остановился кто, так под себя его подминаешь. Ранен - не ранен, жив - не жив, уже на их, и через их, лишь бы в глотку кому вцепиться, а как вцепишься, так задние уже по тебе, вдавливают в жижу обоих. Я своего первого на той атаке даже не удавил, утопил в грязи - захлебнулся он. Отдышался на нем лежачи. Хорошо! Очухался маленько, огляделся, вроде как один остался? Нехорошо... Стал наверх карабкаться, помнил, что наказывали, в первых траншеях не усиживаться, не обживаться, сразу же вторую очередь брать, иначе кранты всем - выбьют. Карабкаюсь-карабкаюсь, а никак, высоко и скользко. Окоп на горке, и задний край много выше. Там сунулся, здесь... Соскальзываю. Его ети! До чего обидно стало! И подставить нечего. Взял за ворот, подтащил того на этого, двоих мало оказалось, тогда еще одного взвалил поверх, а он зашевелился, вяленько руками отмахиваться принялся. Дорезать бы его... Нож сам собой в руку прыгнул. Сердце зашлось. Понимаешь - надо, а душа не лежит. Может, сам дойдет? Посмотрел - туда-сюда - ну, нет больше мертвых немцев. Искать не стал, его попользовал. Нож воткнул в землю, на руках подтянулся, ноги перекинул, откатился подальше от края... и чуть не заорал. Нос к носу с Лехой Копнинским улегся, а он не живой совсем, лежит на боку, коленки к груди, рук не видать, а лицом чист. Все извалялись, а он лицом чистый. И глаза удивленные. Я еще сдуру подумал, что все наши, как помирают, сразу чистыми становятся. Хотя и не первый бой, а мысль откуда-то такая странная.