Сирруш (СИ) - Марков Павел Сергеевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нельзя останавливаться, — просипел Шанкар, — нельзя останавливаться!
Однако организм сказал свое слово.
Когда перед глазами пошли желтые круги, охотник вынужден был прекратить движение. Встав посреди пустынной дороги, он опустил голову вниз, пытаясь отдышаться и выжидая, пока боль в груди не отступит. Опершись на копье, словно о посох, Шанкар закрыл глаза, прислушиваясь к биению своего сердца, заставляя последнее биться медленнее. Так он простоял в позе немого истукана около пары минут. Пары драгоценных минут. Но охотник понимал, что если не даст организму этот отдых, до места назначения может не дойти совсем. Как только сердцебиение перестало отдаваться в ушах кузничным молотом, он осторожно провел рукой по ребрам. Одно из них, справа, при прикосновении вызвало новый приступ ноющей боли. Но, судя по предварительному осмотру, Шанкар отделался лишь трещиной и сильным ушибом.
«Уже хорошо».
Он поднял голову и открыл глаза. Желтых кругов больше не было. Дыхание восстановилось, и охотник осторожно втянул прохладный ночной воздух в легкие. Затем глубже. Боль усилилась, но оставалась терпимой. Удовлетворенный сим фактом, Шанкар перевел взгляд на разбитые колени. Они продолжали саднить и кровоточить. Не задумываясь ни на секунду, он подошел к краю дороги и, сорвав парочку огромных листьев лопуха, крепко обмотал каждый вокруг коленных суставов, закрепив их узлами из стеблей растений.
«Не самая лучшая идея, но других вариантов пока нет».
Откинув волосы назад, и утерев пот с лица, он возобновил движение вперед. Сначала медленно, не решаясь сразу перейти на бег. Затем все быстрее и быстрее. Наконец, Шанкару удалось пойти быстрым шагом, однако любые попытки перейти данный порог скорости натыкались на резко возрастающую боль в грудной клетке, поэтому ему приходилось вновь сбавлять темп и только скрежетать зубами от досады.
— Где же этот треклятый лагерь? — просипел он.
Словно отвечая на этот вопрос, впереди, шагах в трехстах, замаячили огоньки походных костров.
***
Когда Шанкар вступил на небольшую полянку, на которой расположился лагерем передвижной публичный дом, его ступни были испачканы кровью. Однако то была не только его кровь…
Боль снова подступила к грудной клетке из-за участившегося дыхания. Однако последнее было вызвано не только ускоренным передвижением…
Сердце вновь истошно затрепыхалось, а лицо накрыла испарина. Копье задрожало в руке, подобно тонкому стволу деревца под напором ураганного ветра. Тело потрясла дрожь, как в сильной лихорадке. К горлу подступила тошнота, и только по известной лишь одной Богине-матери причине недавний ужин в виде баранины, которой его угостил Верховный жрец Чудамани, не исторгнулся из недр наружу.
Несколько серых полотен, некогда представлявших из себя походные палатки, в хаотичном беспорядке были разбросаны по всей территории поляны. Многие из них оказались разодраны в клочья, словно их длительное время топтал и рвал своими бивнями обезумевший слон. Зеленая трава, покрывавшая тонким слоем почву этого места, превратилась в сплошной багряно-коричневый ковер из грязи, крови, остатков ткани и… чего-то еще. Чего-то, что Шанкар не мог сразу определить. Не мог и не хотел… но догадывался. И от этой догадки становилось еще дурнее, а внутри все сжималось и холодело. На долю секунды ему даже почудилось, что изо рта вырывается пар — настолько его разум оказался поражен представшей картиной ужаса и смерти. Пламя от пары походных костров слегка развеивали мрак. И от этого становилось только хуже.
Сделав один неуверенный шаг вперед, совершенно позабыв о собственной безопасности, охотник почувствовал, как его нога в кожаной сандалии, насквозь пропитанной кровью, споткнулась обо что-то мягкое. Медленно опустив голову вниз, он сощурил глаза и разглядел предмет, на который наткнулся…
Он не хотел верить в то, что видит. Он отказывался воспринимать действительность, загоняя ее подальше в уголки сознания… в попытках спрятать ее там, словно ненужную вещь в темном погребе. Но она, подобно мерзкой вредной крысе, упорно лезла обратно и, как бы тому ни хотелось, но Шанкару пришлось принять ее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Это была рука. Оторванная у локтя. Сквозь слой грязи и крови охотнику удалось разглядеть, что кожа у нее гладкая и нежная. Женская.
Не произнося ни слова, находясь в полуобморочном состоянии, словно ветала, он медленно перешагнул через оторванную конечность. Организм не смог больше терпеть и, согнувшись в три погибели, Шанкар изрыгнул на землю недавний ужин. Кусочки непереваренной баранины смешались с кровью, ошметками тканей и человеческими останками, покрывавшими полянку багрово-коричневым ковром. Теперь он знал, что еще скрывает внутри себя это омерзительное покрывало ужаса и смерти. Шанкар отвернулся и прикрыл глаза, чувствуя, как снова начинает замерзать. Его тело покрылось гусиной кожей. Словно кто-то медленно замораживал его как снаружи, так и изнутри.
«Нужно двигаться… давай… знаю… не хочешь… но надо…».
С трудом заставив себя, Шанкар открыл глаза. Его взгляд упал на некий силуэт, почти скрытый под кровавыми и грязевыми разводами. Тело человека, лежащее на животе лицом вниз. Однако не само тело привлекло внимание охотника.
Коса… длинная по пояс. Из черных, подобно вороному крылу, волос.
Повинуясь некоему инстинкту, Шанкар приблизился к бездыханному телу на ватных непослушных ногах. Сердце замерло на секунду, когда он, после короткого промедления, решился-таки нагнуться и перевернуть тело спиной вниз. Лицо разглядеть охотник не смог — оно было чересчур изуродовано и покрыто кровью с примесью грязи, травы и земли.
Только глаза. Большие. Синие. Подобно сапфирам. Охотник узнал бы эти глаза из тысячи других. Отблески пламени играли в неподвижных зрачках, создавая иллюзию жизни. Но то была лишь иллюзия…
Нилам.
Он отпрянул от остывающего тела и, поскользнувшись на нетвердой почве, едва устоял на ногах, вцепившись в копье дрожащей рукой. В следующий миг Шанкару почудилось, что он сейчас потеряет сознание. И, о Великая Богиня-матерь, он хотел этого. Желал так, как не желал ничего и никогда в своей жизни. Охотник мечтал закрыть глаза и провалиться в пустоту, дабы не видеть ее обезображенное бездыханное тело. Не чувствовать, как разрывается сердце на мелкие кусочки, словно его грудь насквозь проткнули острые клыки синха. Однако сознание не покидало его, продолжая заставлять испытывать муки, от которых можно было сойти с ума.
«Здесь больше нечего делать» — твердил ему остаток здравого разума.
«Я хочу остаться» — противилась вкрадчивым и сладким голосом помутненная часть рассудка.
«Уходи!»
«Нет, останься! Что тебе еще нужно от жизни? Ты хотел быть с ней? Так оставайся. Тут так тихо… Больше не будет ни проблем, ни разочарований. Просто оставайся. Только ты и она…».
Дыхание стало быстрым и учащенным. Сердце забилось так, что было невозможно различать удары.
«Оставайся… только ты и она… оставайся».
Издав рык раненого зверя и, сглотнув подступивший к горлу комок, Шанкар резко отвернулся и побежал в сторону грунтовой дороги. Его сандалии шлепали по земле, намокшие от крови, а копье, о которое он опирался, покрылось багровыми разводами. Выскочив на тракт, совсем не обращая внимания на острую боль в ребрах, охотник побежал назад, в сторону Мохенджо-Даро. Мысли спутались в клубок, который, казалось, распутать было не под силу никому. Голова разрывалась от них, грудь от боли, а сердце от чувств…
В конце концов, организм охотника не выдержал. Недалеко от того места, где осталась лежать лошадь, его ноги подкосились, и рухнул он сам. Копье в очередной раз выпало из разжатых пальцев, а Шанкар, устремив невидящий взгляд в ночное небо, провалился в бездну, которую так возжелал еще несколько мгновений назад…
Луна продолжала освещать долину Синдху, пребывающую в странной и томительной тишине. Теперь ее не прерывал храп взмыленной лошади и цокот копыт. Лишь отблески ночного светила отражались на гладкой поверхности реки, да в горьких слезах Шанкара, чьи капли застыли на опущенных ресницах.