Графоман - Бронислава Бродская

– Да, что вы про меня знаете? Что за ерунда? Мне надо идти … Ире и самой было удивительно, что она вообще вступила в этот диалог.

– Надо идти – иди! Я тебя не держу. Просто хочу тебе погадать. Не бойся, я денег не возьму. Я не должна деньги с людей брать. Иначе не сбудется. Понимаешь? Я не за деньги. Не надо мне твоих денег. Деньги – зло. Ну, согласна? Мне надо, чтобы ты сама захотела судьбу узнать. Я тебя не неволю. Мне-то ничего не надо. Я все про тебя знаю....

– Да, что вы знаете? Как вы можете про меня знать?

– У тебя муж есть и двое детей: мальчик 11 лет, и девочка 7– ми. Так? Ты за подарками родным пришла. У тебя мама болеет. Болеет?

– Болеет … а откуда вы знаете …

– Знаю, милая, знаю. Муж тебя любит, вы с ним неплохо живёте.

– Так?

– Так … Ира была растеряна.

– У мужа друг есть. Ты на того друга часто глядишь. Глядишь?

– А при чем здесь …

– Глядишь, глядишь … Я знаю. Я все знаю.

Ира почувствовала себя механической куклой. Она уже решила никуда не уходить. Да, пусть погадает. Хоть и ерунда, но интересно. Что тут такого …

– Ладно гадайте. Я согласна.

– Ну, ладно. Ты сама сказала. Я тебя, милая, не неволила. Давай правую руку … Нет, погоди. Надо самое главное сделать … Иначе нельзя, я тебе об этом говорила …

– О чем говорили? Что надо сделать?

– Я тебе говорила, что мне не нужны твои деньги … избавься от денег. От них тебе после будет зло. Нельзя гадать на судьбу, если на человеке деньги есть или золото. Собери деньги и положи в платок, я подержу их в кармане. Не бойся, я их тебе сразу отдам. Давай отвернись, чтобы я не видела … вынимай из кошелька, клади в платок и узлом его завяжи. Узлом … денег при тебе быть не должно. Вяжи крепко деньги узлом. И плюнь сверху. Таков закон. А серьги твои … золотые? Нет? Тогда ладно. Не снимай. Нет, нет … отвернись, отойди, я не хочу смотреть на твои деньги … Тьфу на них. Это грех. Завязала? Давай мне платок … видишь, в карман кладу и сразу отдам потом. Главное не бойся, не думай о них … плохо себе сделаешь. Деньги – зло.

Ира механически и бездумно делала то, что ей говорили. Отходила в уголок, отворачивалась к стенке, вынимала из кошелька красные десятки, заворачивала их в платок и старательно завызывала в узелок. На нее никто не смотрел. Потом она отдала платок цыганке и протянула ей правую ладонь. Что гадалка ей говорила Ира помнила смутно: какие-то дела, дальние дороги, болезнь и счастливое выздоровление, муж … много денег, поворот в судьбе … будет плохо, а потом хорошо. Обычная, ни к чему не обязывающая, скороговорка, невнятное многозначительное бормотание … Все вместе заняло не более двух минут. Цыганка вынула из кармана скомканный платок с узлами и протянула его Ире:

– Вот, милая, деньги твои. Держи. Все как было, как и есть. Чуешь? Как ты завязала … так все и осталось. Иди, милая, с богом. Не оглядывайся. Все исполнится. Вспомнишь меня.

Ира положила в сумку узелок с деньгами и одеревенело двинулась к выходу. Остальные цыганки, которые секунду назад и внимания на них не обращали, сейчас резко активизировались и загомонили, обращаясь только к ней, к Ире: 'Иди, иди … только не оглядывайся. Упаси тебя господь на нее смотреть. Не оглядываться. У нее дурной глаз. Ведьма она. Делай, что велела, а то худо будет. Зря ты с ней связалась. Иди. Не оглядывайся.' Ира застегнула шубу, поправила на голове платок и вышла на улицу. Шли прохожие, нарядная толпа. Никаких цыганок, гаданий, прорицаний. Ире показалось, что это был сон, дурной неприятный сон, что-то гадкое, стыдное, необъяснимое. На нее что-то нашло, ею манипулировали при помощи гипноза, а она … поддалась. Какой ужас.

В метро Ира в изнеможении села на скамейку и обреченно развязала свой носовый платок. Действительно он был завязан точно так, как она сама его завязала, только вместо денег там лежали плотные скомканные в тугой комок, бумажки. У Иры пересохло во рту, появилось ощущение тошноты, заболела голова. А что она ждала … разумеется, денег в платке не оказалось. Ее умело развели. Такая вот пошлая, циничная разводка, рассчитанная на провинциальных простаков. Ну, как она могла … Она сидела раздавленная, оплеванная, ненавидящая себя, представляя, как она будет рассказывать мужу свой позор. Ни в какой Башмачок Ира не пошла. Настроение резко упала, да и денег, тщательно скопленных и отложенных, у нее не стало. Теперь она вообще не могла объяснить себе своего поведения. Она же знала, что что-то в этой мути не то, никогда не верила в гадания, судьбу узнавать ей было не интересно … цыгане ее пугали … а тут …

Вечером муж пришел с работы, заметил ее подавленное настроение, утешал, распространялся об умелом гипнозе, но Ира видела, что он ее презирает. Это было у него в глазах, в еле скрываемой саркастической усмешке, в чуть раздраженных в десятый раз повторенных уверениях в том, что 'это с каждым может случиться'. Ира знала, что ему ее жалко, но к этой жалости примешивается брезгливость. С ним бы такого не случилось. Разумеется нет, в мужских же туалетах не стоят цыгане и не предлагают мужчинам погадать. Такое случается только с 'дурами-бабами'. Он всегда это знал, просто получил лишнее подтверждение бабской глупости. Для него это было и простительно и нет одновременно. Бедные доверчивые, глупые, смешные женщины. Но, ведь, они такими и должны быть. Денег ему было жаль, да … ладно. К ночи Ирин муж об инциденте даже и не вспоминал. А Ира вспоминала и каждый раз ее охватывала волна гадливости, стыда, отвращения к себе. В мозгу стучало: 'Ну как же так? Вот, я –дура'.

Гриша дописал последнее слово 'дура' и перечитал текст, исправляя описки. Это же все с Мусей с его произошло. И да … ей было перед ним стыдно. Она тогда плакала, сначала громко и безудержно рыдала, зажимая лицо руками, а потом