Модницы - Линн Мессина

Я снова смотрю на документ, ожидая, что у него вырастут рога и хвост.

— Но это же аморально, нечестно и просто зло.

Делия снова пожимает плечами.

— Такова уж Джейн. Или все Уайтинги, может быть. Брат у нее тоже тот еще. Похоже, он часто вышвыривал людей из страны. За небольшую плату придумывал обвинения против кого угодно. Его раскрыли несколько лет назад, но все дело притормозили — важные друзья, понимаешь ли. Он теперь работает в госдепартаменте.

Кошмар. Что, если меня вызовут в конгресс отвечать на какое-нибудь выдуманное обвинение в измене? Уайтинг в госдепартаменте — это не шутки.

— Не беспокойся, — говорит она, смеясь над моими тревогами. — Он просто шестерка, хоть и надувает щеки. В основном тянет время, чтобы выслужить пенсию.

Меня это не слишком успокаивает. Я-то думала, что Джейн просто непослушный ребенок, который устраивает истерики и отрывает головы куклам. Ну и ну.

— Знаешь, надо действовать поосторожнее.

— Кстати, о действиях, как дела с планом?

Я перечисляю основные пункты встречи в уборной на этой неделе. Изъятия Эллисон из круга не касаюсь, сосредоточиваюсь на деловой стороне — пресс-релизы, суперзвезды, письма рекламодателям. Перечисляя детали, я вынуждена признать, что план продвигается гладко. Зря я сомневалась вначале. Свержение Джейн Кэролин-Энн Макнил уже не туманная перспектива — это неизбежность. И если учесть последние новости, это уже не разумный эгоизм. Нет, это скорее народное правосудие.

Старший редактор: день 31-й

Соледад пытается оправдать слово «урбания».

— Если есть «урбанизация», то почему не может быть «урбания»? — говорит она, и ее далекий голос отдается эхом. Она делает еще три дела одновременно с нашим спором. Соледад из тех людей, которым не обойтись без телефона с динамиком. — Слово звучное и симпатичное. Что тебе не нравится?

Я жду, пока шум на заднем плане утихнет. Хотя Соледад разговаривает со мной по телефону, одновременно она ведет совещание своего отдела. Вокруг ее стола сидят сотрудники и в паузах вставляют идеи для статей.

— Нет такого слова «урбания». Оно в словаре Вебстера не указано, — говорю я, уже в четвертый раз прибегая к этому доводу. Мы с Соледад ходим кругами уже десять минут, и то, что за нее весь ее отдел, только усложняет ситуацию. Это только добавляет ей уверенности в собственной правоте.

— Но оно по звуку напоминает то, что означает — город, — настаивает Соледад. На заднем плане слышен согласный шум отдела моды.

Зато не согласна я. По-моему, «урбания» по звуку напоминает вовсе не город. Скорее уж какое-то место в Восточной Европе, где живут элегантные и вежливые люди. Это страна, населенная племенем урбанцев.

— Ладно, — говорю я, уступая, чтобы не начинать все сначала, чтобы не слышать, как она в пятый раз отмахивается от занудной книжонки под названием «словарь».

Когда я позвонила Соледад по поводу нового заголовка, никак не ожидала ни борьбы, ни аудитории. Я думала, что она пожмет плечами и двинется дальше, но неправильно оценила ситуацию — в последнее время со мной это частенько случается. Теперь борьба за власть стала частью моей работы, но я плохо с этим справляюсь. Мне трудно угадать, когда обойти чье-то хрупкое самолюбие, а когда стоять на своем. И больше я не могу рассчитывать на посредничество людей вроде Дот.

— Может, лучше тогда вообще снять мое имя? — спрашиваю я. Это не выход, но я слишком устала от разговора и не способна как следует обдумывать свои слова. Ненавижу разговаривать через динамик. Ненавижу секундные задержки, из-за которых кажется, что она где-то в Восточной Африке, в Мозамбике, например, а не этажом ниже.

Следует двухсекундная пауза — секунда на динамики, секунда на обиду Соледад. В моей просьбе слишком много страсти. Она выдает, что я не просто возражаю против слова «урбания», а нахожу его отвратительным.

— Если вы так хотите, — холодно говорит она, а слушатели негромко переговариваются между собой.

На короткое мгновение я думаю, не пойти ли на попятный, чтобы спасти свою карьеру. Чуть не говорю ей, что вовсе не хочу этого, но сдерживаюсь. Ущерб уже нанесен, так что лучше продержаться, не отступать. Никогда не думала, что выйду на ковер из-за заголовка вроде «Звезды учатся в урбании», но жизнь — странная штука.

— Спасибо.

— Что-нибудь еще? — спрашивает она резко и отрывисто. Я знаю, что, несмотря на собравшуюся у нее толпу, она намерена пойти прямо к Лидии и пожаловаться на меня. Как просто завоевать звание сложного сотрудника!

— Нет, это все. — Я кладу трубку, делаю глубокий вздох и снова велю себе сдаться. Сдаться кокетливым заголовкам, глупым шуткам и абсурдным подписям, полным натужных каламбуров. Хотя я не очень пока понимаю, где в соглашении говорится о моей душе, все равно в этом есть что-то фаустовское. Потому, наверное, и сопротивляюсь. Вся история с моим повышением уже выглядит как притча: поосторожнее загадывайте желания, дети, а то они могут и сбыться.

Кое-что мне нравится в должности старшего редактора. Нравится выбирать, о чем я хочу писать, а скучные темы отдавать кому-нибудь еще. Нравится разговаривать с авторами и решать, какое направление должна принять статья. Мой редакторский стиль только развивается, но я хорошо улавливаю стиль автора и стараюсь сохранить его, несмотря на всю редакторскую правку. Я не стремлюсь, как остальные редакторы, инстинктивно заставить любую статью звучать так, будто я сама ее только что написала.

Подборка про знаменитостей-студентов — это мое первое крупное задание в роли старшего редактора, и думаю, я хорошо справилась. Там было несколько частей — роскошные фото студенческих спален актрис, модные съемки самой стильной одежды для учебы, рецепты от лучших поваров Нью-Йорка, чем перекусить, когда занимаешься допоздна, комплекс йоги для разминки, поверхностный, хоть и заинтересованный анализ того, каково быть самым узнаваемым студентом на лекции, — и я сумела свести все это в единое целое. Блок вышел хороший. По крайней мере, пока Соледад не начала его терзать и выдумывать словечки вроде «урбании».

Все-таки в кабинете-кладовке мне больше нравится, чем в убогой клетушке за углом. Здесь есть свобода и некий трудовой шик, которого я не ожидала. Конечно, «Модница» прямо как журнал с комиксами, как комикс про Бэтмена с подписями «бух», «трах-тарарах» и «бум» под картинками. Пусть так, но куда интереснее рисовать силуэты самой, чем просто раскрашивать их.

Весенняя коллекция

Тема показа Петера ван Кесселя — «Обновление городской среды».

— Обновление? — говорит Маргерит, плотнее кутаясь в свою накидку. В комнате тепло от обогревателей и людей, просто она не хочет испачкаться. — Я бы сказала, разруха.

Ван Кессель проводит свой осенний показ на стройплощадке новой библиотеки в Нижнем Ист-Сайде. Строители едва начали закладывать фундамент. Не пойму, как они позволили ван Кесселю поставить шатер и пригласить прессу. Такие вещи обычно кончаются неприятностями.

— Не так все и плохо, — говорю я, когда мы наконец пробираемся к своим местам. На это уходит куча времени, потому что мы в первом ряду. Я не привыкла быть так близко к подиуму, и мне, естественно, пришлось пробиваться. Маргерит тем временем шла следом, осматривая толпу.

Теперь она стирает с сиденья носовым платком тонкий слой пыли и садится.

— А народу много.

Народу больше, чем кто-либо рассчитывал. Слухи разошлись повсюду, превратив показ ван Кесселя в самое популярное мероприятие Недели моды. Маргерит узнает закупщиков из «Барни» и «Нейман Маркус» и здоровается с ними. Я взволнована. Ван Кессель заслуживает внимания, мои инстинкты не подвели. Тут пахнет второй статьей.

Маргерит в мире моды многие знают, и она принимает знаки внимания поклонников. Пока она рассуждает о классическом старосветском стиле ван Кесселя (она читала мои заметки), я тихо сижу на своем месте, уставившись на собственные руки, сложенные на коленях. Я здесь никого не знаю. Это всего лишь мой второй модный показ, и я не очень понимаю, как надо себя вести. Самое безопасное — никого не задевать.

— Злобная мстительная кошка, — шепчет мне в ухо какая-то женщина.

Похоже, моя поза совсем не так безобидна, как мне казалось. Я изумленно поворачиваюсь к ней, готовая защищаться. Женщина немолода и шикарна: седые волнистые волосы подстрижены под пажа, классический шелковый брючный костюм и бриллианты. В этом что-то знакомое, словно я каждый день сталкиваюсь с ней в метро.

— Простите? — чуть ли не взвизгиваю я.

Женщина удивлена моей реакцией. Либо она не ко мне обращалась, либо у нее что-то вроде синдрома Туретта[17], и она об этом не знает.

— Извините, дорогая. Я просто бормотала себе под нос. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.