Баронесса Настя - Иван Дроздов

— Баронесса Минна прекрасно играла на рояле, — произнесла фрау Мозель.

— Вы долго знали баронессу? — спросила Настя, подчеркивая тоном голоса свою уверенность и силу.

— Я прислуживала ей с юности. Но Господу было угодно взять ангельскую душу на небеса. Я осталась сиротой.

Жалостливый оттенок слышался в словах фрау Мозель, но чуткий слух Насти уловил и нотки примирения, призыв к согласию и дружбе.

— Я не знаю, сколько тут буду жить, но вы, фрау Мозель, не беспокойтесь, я не стану докучать вам излишними просьбами.

Фрау Мозель молчала. И одну за другой открывала дверцы тянувшегося во всю стену гардероба

— Вот здесь её девичьи одежды, — может, что подойдёт для вас.

Настя снимала с крючков платья — одно, другое, примеривала. Минна была такого же роста, что и она, и фигура, и длина рук — всё было одного размера, и очень скоро Настя стала выглядеть как немецкая девушка–аристократка двадцатых–тридцатых годов. Насте нравились длинное, льющееся к ногам платье цвета спелой сливы и бежевый кружевной воротник, плотно облегавший её шею, и бархатный жакет в тон платья.

— Там, в Рыцарском зале, вечный холод, нужен жакет, — заботливо объясняла фрау Мозель. Голос её теплел, Настя уже слышала почти дружеское расположение. Немцы и вообще–то отличаются реалистичностью мышления, условия дисциплины они воспринимают с молоком матери, а тут ещё была просьба генерала, его приказ, — всё это в течение часа перемололо в душе фрау Мозель всю неприязнь к неизвестно откуда взявшейся девчонке. Она уже решила для себя служить Кейде так же верно, как самому Функу.

И Настя чутко уловила все эти нюансы и могла торжествовать первую победу.

Настя сидела перед зеркалом, а фрау Мозель ходила вокруг неё, расправляла складки платья, оглядывала воротник, застёжки, — она знала: там, за столом в Рыцарском зале, на гостью устремятся все глаза, пытливые, завистливые, до страсти любопытные. И барон, оценивая наряд Кейды, вынесет суждение и о стараниях фрау Мозель. Барон вышел в отставку, он теперь будет все дни торчать в замке, и нужны большие усилия, чтобы ей, фрау Мозель, сохранить позиции, завоёванные ещё при жизни баронессы.

Оглядывая фигуру Насти, фрау не сразу поняла, как хороша и даже величественна эта ещё совсем юная девушка. Опытным взглядом фрау верно поняла тайну особого обаяния, почти волшебной прелести своей подопечной: Кейда, как женщина, ещё не вполне расцвела, ещё не вошла в полную силу, и этот запас красоты, таившейся в ней, завораживал взгляд и даже на неё, женщину, производил впечатление, близкое к трепетному волнению. Фрау теперь думала над причёской, рисунком головы, — она ещё, кроме всех прочих своих достоинств, была прекрасным парикмахером. И, глядя на копну тёмных волос, думала, что же с ними делать. Кейда вчера вечером принимала ванну, тщательно вымытые волосы были уложены тугим валиком вокруг головы.

Видя озабоченность фрау Мозель, Настя сказала:

— С волосами я сама справлюсь.

И распустила валик, раскинула волосы по плечам. И хотела уже заплетать их в косу, но фрау Мозель сама взялась за эту работу. Она сразу поняла, что умело заплетённая коса явится главным украшением девушки.

Очень скоро туалет Кейды был окончен.

Встав перед зеркалом, Настя повернулась к нему левой стороной, потом правой, оглядела голову, причёску — и не узнала себя. То, что она увидела в зеркале, нельзя было назвать иначе, как совершенством. Тёмные волосы оттеняли белое лицо, а глаза глубокие, с какой–то египетской или азиатски–скифской косинкой, властно манили к себе, как в омут… Фрау Мозель чуть подчернила ресницы, и это был тот самый последний штрих художника, делающий картину завершённой.

— Вас не должен видеть Вильгельм, — сказала фрау Мозель.

— Кто такой Вильгельм?

— Сын хозяина, он скоро должен приехать,

— А почему он не должен меня видеть?

— Он потеряет голову.

— Не волнуйтесь. Он меня видел, и голова его осталась при нём.

— Но он не видел вас вот такой… И Ацер… Если увидит… А он помолвлен. Его невеста из рода Функов. Сегодня за столом она будет сидеть по правую руку от фрау Хедвиг — тётушки барона.

Настя достала из кармана своего военного френча коробочку и вынула из неё серьги и два золотых перстня: один с маленьким, другой — с крупным бриллиантом, — папин и мамин подарки. Перстень с маленьким бриллиантом протянула фрау Мозель:

— Вам презент.

— Мне? Такой дорогой?..

— Носите на здоровье. Мне очень приятно сделать вам подарок.

Фрау Мозель взяла перстень, и сердце её окончательно растаяло.

За несколько минут до ужина к Кейде зашёл генерал. Не сразу узнал её, стоял у двери с видом растерянным, потрясённым.

— Вы?

Пауза длилась несколько секунд.

— Как вы переменились, мадемуазель! Такой была баронесса Минна… в молодости. Меня всегда поражала энергия красоты. Тысяча тонн тротила! Ну, повернитесь же… так, ещё повернитесь. Майн Готт! Вас нельзя никому показывать. За показ надо деньги брать.

Генерал робко, как будто и сам опасаясь потерять голову, подошёл к ней и спросил:

— Где ваш крест?

Кейда показала на кресло, где висел её френч.

— Вот он, вы его сами мне привинтили.

— Помните: крестом вас наградил Гитлер, Я позвонил ему и рассказал о вашем подвиге. Просил для вас награду. Фюрер сказал: «Она спасла моего друга, награждаю её Рыцарским крестом». Да, так сказал фюрер, — продолжал барон, прилаживая орден к жакету. — Носите его всегда, у него такой статус.

— Для меня нет выше чести, чем награда фюрера.

Они вышли в коридор и оттуда на лестницу, ведущую в парадный Рыцарский зал, где Функи вот уже пять с лишним столетий собирались на завтрак, обед и ужин.

Генерал умышленно, хотя и вопреки правилам, опоздал к ужину на пять минут и вошёл вместе с Кейдой, когда за столом все были в сборе. Появление Кейды произвело эффект упавшего с луны предмета. Тетушка Хедвиг, девяностолетняя старушка, широко раскрыла золотозубый рот, две девочки рядом с ней, Ханна и Лизетта, чуть привстали из–за стола от изумления, а сидевший поодаль от них племянник генерала барон Ацер выпучил светло–коричневые глаза, словно проглотил тарелку.

— Хайль Гитлер! — крикнула Кейда, выбросив вперёд руку. Старушка вздрогнула, икнула, а девочки пригнулись. Ацер же, невнятно пробормотав «хайль», дёрнул было рукой, но не завершил жест, а уставился на генерала. А Кейда, видя его замешательство и отдавая дань его полковничьему мундиру, шагнула ближе, и теперь уже обращаясь к нему одному, крикнула ещё сильнее:

— Хайль Гитлер!