Баронесса Настя - Иван Дроздов

Настя подхватила чемодан. Вслед за женщиной она вошла в длинный, освещённый лишь одной синей лампочкой коридор. В конце его они свернули в какой–то холл и отсюда вошли в комнату, где на низкой широченной кровати, свесив на ковёр руку, лежал бледный генерал.

Увидев Настю, Функ улыбнулся.

— Где вы… застряли? Располагайтесь как дома.

Он слабо пожал её руку:

Меня стошнило, а это… всегда на пользу. Сделайте свои горчичники. Я в них поверил.

Женщина, пришедшая с Настей, стояла тут же, но генерал не обращал на неё внимания. Настя попросила тазик, теплую воду, и женщина метнулась к двери. Видно, она была служанкой или дальней родственницей, жившей в замке из милости. Скоро она принесла таз с водой, и Настя принялась за свои процедуры. Хорошо, что горчичников было много.

Она всё делала не торопясь, аккуратно и основательно. Иногда ей приходила мысль, что это враг, но подсознательно, как только она переступила порог замка, она уже играла роль образцовой немки, привлекательной девушки, мастерицы своего дела. Яркий эмалевый крестик с бриллиантами «За храбрость», висевший на груди, помогал ей. Что касается генерала, то тут она определила свою цель так: быть дня него максимально полезной.

Горчичники она ставила не торопясь, предварительно растирая ладонями нужное место, и растирала тщательно, до красноты, и чувствовала, как это нравится генералу, как он на глазах крепнет телом и духом. Она не знала доподлинно, но что–то ей говорило; таким путём она как бы вливает свою молодую энергию старику, истратившему силы на дорогах долгой и, видимо, бурной жизни.

Приладив горчичники на икры ног, а затем и на ступни, она укрепила их, надела длинные носки, а затем принялась за шею и затылок. Когда крепкий массаж шеи и верхней части спины и позвоночника вызвал живительную красноту, наложила горчичники.

Генералу принесли чай, и она, поправив подушки, незаметно бросила в стакан таблетку — слабую дозу снотворного.

Функ лежал на спине и отрешённо смотрел в окно на лес, горы, раскинутые тут и там, на небо, сиявшее июньской синевой. О чём он думал в эту минуту? Старый генерал, аристократ, наследник знаменитого в Германии рода рыцарей–баронов, человек, достигший всех мыслимых и немыслимых благ? О смерти?.. Она была бы так некстати в эти яркие солнечные дни, в дни, когда его танковая армия должна ринуться в атаку и искупить позор Паулюса, проигравшего битву за Сталинград.

Он лениво, безучастно окинул взглядом Настю, сидевшую у изголовья. Сказал:

— Покажите ваши руки.

И долго разглядывал, пытаясь разгадать тайну их магической силы.

— Они спасут меня.

— Кто?

— Ваши руки. Я уже видел белых ангелов, они прилетали за мной. Вы их прогнали.

Он нажал кнопку звонка, Вошла женщина — та самая… Она одна прислуживала генералу.

— Это Кейда, — сказал генерал, показав на Настю, — Моя племянница. Поместите её рядом — в комнате моей покойной жены.

Женщина бросила на Настю изумленный взгляд, слегка поклонилась, но выполнять распоряжение не торопилась.

— Делайте, что я сказал, — я приказов не повторяю.

И, обращаясь к Насте, произнес:

— Благодарю вас. Если понадобитесь, я вас позову.

Настя в сопровождении женщины вышла из спальни.

Дверь в покои баронессы находилась здесь же, в спальне Функа, и обозначалась позолоченной тарелкой, выполнявшей роль ручки. Они вошли в комнату, освещённую едва пробивавшимся сквозь тёмные шторы солнцем.

— Зовите меня фрау Мозель, — сказала женщина, и в голосе её Настя услышала новые, будто бы недовольные нотки. Раздвигая шторы, фрау Мозель доложила:

— Со времени смерти моей госпожи здесь не ступала нога дамы.

— Давно она умерла? — спросила Настя. И тоже голосом, лишённым нежности.

— Завтра исполнится восемь месяцев.

Комната блистала чистотой. В ней не было кровати, но посредине на зелёном ковре стояла тахта, обтянутая тёмно–жёлтой кожей. Возле камина из серого мрамора помещались два старинных, с высокими спинками кресла. Рядом — зеркало и туалетный столик.

— Размещайтесь, — сказала фрау Мозель. Сказала с нажимом и уже с явным оттенком неудовольствия.

Из комнаты был выход на балкон, и Настя обрадовалась, подошла к двери.

— Можно сюда?

Фрау Мозель ответила не сразу; подумав, она решила, что отказывать неудобно, и подошла к туалетному столику:

— Здесь ключ от балкона.

И важно пошла к двери, на которой отливала золотом ручка–тарелка, такая же, как и в спальне генерала. И уже взявшись за неё, но не оборачиваясь, проговорила:

— В полдень у нас подают чай. Вас позовут.

— Благодарю, — буркнула Кейда. Она едва сдерживала неприязнь к чванливой немке, неизвестно вдруг почему и в один момент невзлюбившей её.

Оставшись одна, Настя открыла балкон. Больше всего её интересовал замок, но отсюда ей открывалась лишь башня с узенькими оконцами и часть стены, обращённой к озеру. По озеру плавали утки — наверное, дикие, две пары лебедей, белая и чёрная, и важно несущий над водой свой огромный тяжёлый клюв пеликан.

За озером, в полукилометре от замка, начинались невысокие холмы–горы. Они тянулись вправо и не выстраивались в линию, как можно было ожидать, а, удаляясь к горизонту, множились, точно это были волны зелёного моря, гонимые ветром от замка. Это и были поросшие лесами горы Шварцвальда — район Германии, бережно хранимый немцами как заповедник.

От замка по лесу, огибая край озера, вилась серая лента грунтовой дороги. Глядя на неё, Настя подумала: «Куда ведёт эта дорога?.. Не по ней ли мне придётся бежать отсюда?» Её тревожила фрау Мозель. «За что она невзлюбила меня? Уж ни за то ли, что генерал назвал своей племянницей? Может, фрау Мозель доподлинно знает, что настоящая Кейда погибла в отчем доме от американской бомбы? Но за кого же она тогда меня принимает?»

Но тут же начинала себя успокаивать: «Я в начале пути, и вся эта история с замком, генералом только начинается. Я не знаю обитателей замка, не знаю их распорядка дня, расположения комнат, помещений и даже цели своей не могу определить точно. Накапливать информацию, запоминать, — в этом сейчас моя главная задача».

Она вошла в комнату, села на диван и, положив голову на расшитую синими васильками шёлковую подушечку, неожиданно быстро заснула.

Спала она крепко, — организм, выдержавший многие часы напряжения, требовал полного забытья, и, может, не проснулась бы до ночи, если бы над ухом не раздался мужской басовитый голос:

— А кто со мной будет обедать?

Настя вскочила и в диком испуге отпрянула в сторону. Перед ней был немец. И хотя одет он был в роскошный домашний халат, она точно знала — немец. И с минуту не могла прийти в себя. Сердце выскакивало из груди, но всему телу выступил пот. Чувствовала, как пылали щёки. «Молчи, молчи! — билась мысль. — А то скажешь что–нибудь по–русски».