Первородный сон - Владислав Селифанов

не принадлежал ему. Раоки застыл в изумлении, смешанном со страхом, приправленным покорностью.

– Правитель Шан… – промямлил он и его ноги подкосились…

Поющий меч Тидзин и конюх Ото разошлись в разные стороны, выполняя приказ и обходя поляну вдоль лесной стены. Вскорости крестьянину показалось, что на поляне остались только они с благородным воином, меряющим поляну размеренными шагами.

– Эти эль…лилии…элимирии видно прячутся в траве, – вдруг заговорил он сам с собой, – как кролики.

Он засмеялся и закрыл сам себе рот, с опаской поглядев на Тидзина. Поющий меч продолжал вышагивать вдоль края поляны, не замечая проделок крестьянина.

Заметив, что на него никто не смотрит, опытный Ото смог незаметно от напарника отхлебнуть вкуснейшей рисовой водки из баклаги, что была припрятана в заплечном мешке. Тёплая волна прокатилась по телу. Мягкий шум заполнил голову. Это немного успокоило его, ведь гибель друга вызвала в нём бурю страстей – и страх, и горе, и разочарование, и даже неверие в смерть. Однако, после ещё нескольких глотков живящего напитка, его сущность стала заполнять злость. Теперь он не шагал – он топтал и без того примятую траву босыми ногами, словно она была его врагом. Постепенно злость переросла в ярость. Встреться ему сейчас любая тварь, что водится в этих лесах, он разорвал бы её на куски. Он заставил бы всех лесных уродцев вопить от боли. Он вспорол бы мерзкие животы и разметал бы их по всей чащобе.

– А что мне мешает? – Вдруг произнёс он вслух.

Ото остановился, но хмельные пары не позволили ему увидеть странное в собственных поступках.

– Надо идти и рвать! За Мирано! За друга! Вот только хлебну ещё из фляги… и надо отпроситься у Тидзина. Он же напарник, да ещё и целый Поющий меч… нельзя бросать его… надо только предупредить, чтобы он подождал, пока Ото отрежет пару мерзких голов и сразу вернётся…

С этими словами пьяный конюх развернулся и мутным взглядом обвёл поляну вдоль её границ. Поющего меча нигде не было. Грязно ругаясь вполголоса, Ото по кривой пошёл туда, где в последний раз видел Тидзина. И нашёл… Поющий меч лежал в траве… Он мирно спал… На посту… При исполнении приказа…

– В рот мне молока, – ошалел Ото и рассмеялся, – Мирано мне не поверит…

Тут же его лицо омрачилось. Он совсем забыл, что Мирано мёртв. Надо идти в лес и выпустить кишки всем обитающим в нём тварям. Значит надо разбудить напарника. Будить пинком Поющего меча Ото не решился бы даже в своём худшем пьяном кошмаре, поэтому он наклонился и аккуратно потеребил Тидзина за плечо…

Вельсиолл почувствовал опасность, словно нечто могучее и бесшумное взглянуло на него из глубин леса. Деревья зашелестели от этой силы и немногочисленные птицы, встрепенувшись, взлетели с ветвей в небо. Архонт всмотрелся в чащу, готовый отразить атаку. Выхватить оружие и щит он мог мгновенно, поэтому просто сделал шаг навстречу угрозе. Чутьё подсказало направление, откуда приближалась неведомая сила. Но в тот миг, когда напряжение достигло предела, и эльтасмирий был готов ринуться вперёд, внезапно позади себя он услышал шелест платья илийдинги. Архонт резко развернулся.

Прямо перед ним стояла Локтоиэль. Взгляд ее всё больше терял осмысленность, и теперь она смотрела куда-то за спину Вельсиоллу вдаль, словно в то место, откуда приближалось нечто. Вельсиолл взял её за руку – пульс бился ровно. Он попробовал читать по её губам, что беззвучно шевелились, как будто девушка с кем-то разговаривала. Всё своё внимание архонт направил на попытки разобрать слова или фразы и не сразу заметил, как за его спиной сгустилась высокая тень. Внезапно Локтоиэль повернула голову в сторону архонта. Посмотрела ему прямо в глаза и произнесла:

– Он здесь!

Её взгляд, столь пронзительный, рождающий бурю эмоций, поглотил всё внимание Вельсиолла.

– Кто?! – Выкрикнул эльтасмирий, надеясь только на то, что измождённая от сопротивления неведомой силе девушка произнесёт вслух хоть одно слово.

– Разочарованный дух. Первый над Цветками.

После этих слов Локтоиэль медленно опустилась на колени, склонила голову и тело, и уткнулась лбом в землю. Подобные позы подчинения архонт уже видел у крестьян, попадавшихся на пути посольства в замок лорда Табиючи. Но сейчас это произошло с дочерью народа благородных илийдингов?! Удивляться дальше Вельсиолл не мог, потому что встретился взглядом с человеком, стоящим в десятке шагов от него. Архонт увидел пред собой старца с юношеским лицом, показавшегося ему знакомым. Моргнув, он понял, что это не старец. Это он сам. Перед Вельсиоллом стоял Вельсиолл и держался обеими руками за горло. По его тонким пальцам стекала алая кровь, пачкая одежды с гербом Дома Весеннего Шторма. Он с трудом сделал ещё один шаг, вырвал две невесть откуда взявшиеся щепки из горла и остановился.

– Ты ошибся колдун. Моя кровь не красная. – С трудом преодолевая невидимое давление, произнёс архонт и…

…припал на колено, опустив глаза, чтобы разорвать связь со старцем. Ему это удалось. Он тут же прижал ладонь к земле, готовясь вызвать Зелёную Бурю. В его сознании уже пронёсся образ магической силы, уничтожающей всё живое в радиусе десяти шагов вокруг, как вдруг он подумал о Локтоиэль. Услышал её приглушённое дыхание. Почувствовал не истощающееся благоухание цветов. С этого места Зелёная Буря убьёт и её. Ладонь Вельсиолла оторвалась от земли, и он ринулся навстречу Первому над Цветками.

Внешность противника полностью изменилась за то мгновение, что архонт глядел в землю. Теперь к Вельсиоллу приближался кхатаз, выглядящий старомодно даже по меркам неспешно меняющейся рокушимской традиции. Его одеяние несомненно относилось к кхатазской культуре, но покрой, стиль и раскраска тканей словно сошли со старинных гравюр. Красный парчовый халат, расшитый бисером и золотой нитью, скрывал тело и ноги. Просторные белые рукава из лёгкого шёлка легко витали на руках и были немного длиннее, чем нужно для удобства. Высокий головной убор, проткнутый поперёк золотой спицей, расшитый изображениями цветов… Пяти цветов… Чёрные как смоль волосы ниспадали на плечи. Такого же цвета тонкие усы и тонкая длинная бородка. Лицо же, наоборот, мертвенно бледное, и глаза… Выразительные чёрные глаза, для усиления эффекта подкрашенные угольной тушью. Бледность же лицу придавала пудра, которую так любят кхатазские чиновники, дамы Ночи и прочий цвет империи.

Вельсиолл понимал, что внешние изменения говорили о том, что Разочарованный дух, как назвала его Локтоиэль, готовится к какому-то заклинанию. Он возвращался в форму, удобную для его произнесения. Между ними осталось не более пяти шагов, когда глаза Первого над Цветками прищурились. Он согнул руки в локтях и из просторных рукавов