Вирусный маркетинг - Марен Ледэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сглотнул, возбужденный.
— Я завидую тебе, Иезавель. Твоя плоть отмечена Ваал-Верифом. Мы всего лишь его слуги, а ты — избранная. Этот вирус ниспослан тебе самим богом завета. Мы его подручные, а ты единственная, кто полностью принял его. Этот вирус — могущество женщины, дарующей жизнь, и конец господству мужчин. Благодаря тебе мы вступаем в новую эру. Эру внесения радикальных поправок в человеческий геном. Абсолютного контроля над структурой ДНК живых организмов. Ты десница Ваал-Верифа, его инструмент, действующий во имя нашего общего спасения. Теперь пророчество может исполниться. Наконец та цивилизация, которую мы знали, уходит в прошлое. Боги возвращаются, и никто уже не воспрепятствует этому.
Он замолчал и успокоился, вновь овладев собой. Хотя еще пару секунд назад бился в истерике, поднимал глаза к небу и взывал к тем самым богам, которым он поклоняется.
Мне не удалось скрыть от него панику. Он был доволен произведенным эффектом. Но этого ему было мало.
— Хочешь, я расскажу про твоих дочерей?
— Нет!
Он сделал вид, что не слышал ответа.
— Тебе было бы интересно про них услышать?
— Ты худшее из порождений Астарты!
— Дешевые увертки! Я лишь посланник бога завета на земле, не более того. Осуждать меня — значит осуждать нашего Властелина. А ты не смеешь его осуждать…
— Говори.
И он заговорил.
Младенец женского пола, появившийся на свет из моего чрева, выжил. Скоро ей исполнится три года. Она абсолютно здорова. Ее тело с удивительной легкостью адаптировалось к генетическим модификациям. Ученые центра под руководством Каролы каждый день обнаруживают новые структуры. Через несколько лет она станет куда сильнее меня. Новое поколение солдат на службе у Властелина. Пришествие высшей расы, искусственно созданной людьми и богами.
Вскоре после рождения девочки они выявили у нее невероятную способность переносить любые боли, лишения и несерьезные повреждения. В организме стали быстро развиваться раковые клетки, но он так же быстро подавил и разрушил часть из них. Только часть, ибо, каким бы неслыханным это ни показалось, если некоторые больные клетки практически спонтанно самоуничтожались под действием механизмов естественного отбора, то оставшиеся включались в общие биологические процессы. Таким образом, болезнь становится неотъемлемой и функциональной частью живого. Больное тело порождает новую форму жизни. И так происходит с каждым заболеванием, от обычных до самых редких.
Они с радостью ухватились за это и достали из хранилища все замороженные пробы. Ребенок, чьего имени я не знаю, справляется со всеми образцами органического происхождения, какими они только могут его заразить. Не просто справляется, но и питается ими. Вместо того, чтобы переработать внедренные вирусы или бактерии и вывести их из организма, девочка использует их для собственного биологического развития. По словам Сахара, она стирает границы между здоровым и нездоровым, моральным и аморальным, между добром и злом. Мне становится очевидно, чем его это привлекает.
Снова мистическое обоснование.
Заручившись достигнутыми результатами, они предприняли попытку — и весьма успешную — клонировать ребенка. Похоже, они не остановятся ни перед какими мерзостями. Они сделали сотни копий, десятки из которых выжили, а точнее — сорок семь. Сахар уже говорит о них как о своей будущей армии, во главе со мной и моей дочерью. Только девочки (в ряде случаев еще младенцы) от нескольких недель до двух лет.
Предполагается, что клоны будут бесконечно самовоспроизводиться и моделировать необходимую для выживания биологическую эволюцию.
Мужчины больше не нужны, так как не приносят пользы. Несокрушимые женщины-бойцы, более выносливые, чем их мать. Более выносливые, чем все поколения женщин, которых тысячелетиями держали в подчинении и угнетали. Исторический переворот, совершенный именем богов и благодаря науке. Запрограммированная евгеника. Его маленькие «Иези», как он их называет. Его убийцы-сердцеедки, предназначенные для того, чтобы создавать и воссоздавать только то, что предусмотрено и предусматриваемо.
Что касается ученых, то никто и никогда не тревожил их, словно они неприкасаемы, невидимы, словно их не существует. Ни один сосед или не в меру любознательный местный чиновник — никто не сует нос в их темные дела. Если кто-то из ученых, персонала или личной охраны Сахара задает слишком много вопросов, он заканчивает в зале 120 или с пулей в затылке.
Хотя нет, была история с той немецкой исследовательницей, Анке.
Молодая идеалистка, тридцать четыре года, вся жизнь впереди, — перед ней были открыты двери лучших международных исследовательских институтов. Долгие месяцы она верила в утопию научно-технического прогресса. Стремясь скорее продвинуться вперед, взбежать по карьерной лестнице, она приняла предложение СЕРИМЕКСа и его спонсоров о найме на работу. Она уже предвкушала получение Нобелевской премии. А потом ее направили в фиолетовый отсек, и ее видение вопроса кардинально изменилось.
Конечно, никто не попадает в команду Ханса Финхтера случайно. Нужно иметь природную склонность к повиновению и адаптации, а также недюжинный ум и энергичность. Все это было у Анке Дрешер. Процедура приема на работу проста: заполнение анкеты, подписание контракта и вживление нескольких чипов геолокации, не ломающихся обнаружению. И только тогда ученого знакомят с тем, что его ждет, позволив понаблюдать со стороны за текущим экспериментом. О том, чтобы отказаться, уже не может быть и речи, — разве что опуститься до незавидного положения подопытного Каролы в зале 120. Но этого Анке, естественно, не знала. Она была счастлива, что так быстро доросла до приглашения в команду Финхтера, и не прочла контракт целиком.
Анке терпела полгода, а это уже подвиг. Большей части ее предшественников в среднем удавалось продержаться не больше трех месяцев, после чего они оказывались за зеркальными стеклами зала 120. Но она была идеалисткой, к тому же, очевидно, немного наивной. Она пыталась мягко протестовать. Но Сахару неведома мягкость. Анке хотела напугать их судом, указав на юридические недостатки контракта и пригрозив рассказать об исследованиях, хотя на самом деле видела лишь ничтожную их часть.
Я была там в тот день, когда она подписала свой смертный приговор.
— Вы предлагаете мне посетить осеннюю школу «Модулярные функции 2001», финансируемую европейской общественной организацией. Вы знаете, что я не буду участвовать на таких условиях, я заявляла об этом еще несколько месяцев назад. Я не продаюсь военным. Да будет вам известно, десятки тысяч студентов и практикантов во всем мире, какова бы ни была их специализация, подтвердят, что ученый никоим образом не может сотрудничать с людьми, чья единственная цель — использовать прогресс для развития вооружений. Как можно опуститься от фундаментальной науки до прикладной, до техники, до скобяной лавки?
На этом ей следовало бы остановиться.
Может, они и не придали бы этому значения. Посчитали бы минутной слабостью и напичкали Анке имеющимися на такой случай таблетками. Но она все говорила и говорила, и, разочаровавшись в ней, они упивались ее речью безо всяких возражений. Чем больше она говорила, тем меньше они возражали. Финхтер позвал Фоба и Фирмини, и они продолжили слушать вместе. Анке даже не отдавала себе отчета, что перед ней комиссия специалистов, принимающая выпускной экзамен.
Она говорила о том, какую опасность некоторые исследования представляют для окружающей среды, для людей, и особенно для женщин. Анке была превосходно осведомлена, и прежде чем приступить к действию, они хотели узнать, как много информации она сможет выдать. Наконец Карола и Фоб начали проявлять раздражение. Анке заметила перемену в их поведении, но не смогла удержаться и добавила:
— Бог ты мой, должен же здесь найтись хоть кто-то, кто не будет молчать при виде всего этого! В наши дни процветает отвратительная подпольная торговля, связанная с деторождением, расширение рынка медицинских товаров и услуг благодаря био- и нанотехнологиям, якобы этически оправданное.
Анке увлеклась. Ей хотелось высказать все, что было на сердце, но получалось как-то сумбурно. Терпение Каролы лопнуло.
— Довольно! Вы ничего не понимаете. Добрая воля сторонников прогресса безгранична, дорогая моя Анке. Сегодня все готовы жить с искусственными органами, так же, как привыкли жить в мире ядерной энергии и атомной угрозы. И если они еще утверждают, что думают самостоятельно, то это лишь попытка продлить иллюзию свободной воли, иллюзию, которую они питают по поводу собственной инициативы, тогда как мы, ученые, всегда решали за них. Бедная Анке, раскройте же глаза! Когда человек согласился с существованием генетического кода и с тем, что ему объясняют, как этот код работает, он признал, что, в сущности, является лишь органическим придатком, громоздким периферийным устройством, подсоединенным к всемирной сети через информационный терминал. К счастью, человек эпохи постмодерна осознает это гораздо лучше, чем вы. Нравится вам это или нет, он признает, что его породила технологическая цивилизация — как биотехнологическую форму жизни, в которой цивилизация нуждается для непрерывного развития и роста. Право и долг ученых — принимать решение о генной коррекции, когда это необходимо. Она нужна человеку, как нужно было одомашнивание животных, позволившее улучшить породы путем отбора качеств, непригодных для жизни в дикой природе.