Пост-Москва - Олег Петухов

Сергей Сергеевич постучал себя по голове пальцем:

— Вот здесь это знание. И, следовательно, есть некий Абсолютный Наблюдатель. И есть нечто, наблюдающее абсолютно неправильно. А откуда оно там берется, вы не спрашивали себя?

— Профессор, — говорит Фидель. — Мы же смотрим, слушаем, читаем. Вот оттуда и берется.

— Нет, уважаемый Фидель, чтобы понять смысл прочитанного, надо обладать знанием, а чтобы приобрести знание, надо понимать смысл прочитанного.

— Герменевтический круг, — говорит Даша. Она все-таки училась в университете.

— Да, герменевтика, — соглашается профессор. — Без нее все знание превращается в набор бессвязных знаков. Впрочем, нас сейчас интересует даже не это. Пусть будет мир идей по Платону. Пусть будет Вселенная, как мы ее себе представляем, — склад разных вещей. Что именно их соединяет в одно целое, которое мы видим, ощущаем, понимаем, помним?

— А разве так было не всегда? — недоуменно спрашивает Фидель.

— Нет, — радостно сообщает ему профессор. — Вы это сами доказали в своей книге. Не помните? В главе «Акт Творения есть акт познания».

— Я не помню, чтобы я что-то писал, — Фидель выглядел довольно-таки растерянным.

— Писали, писали, — говорит Даша, раскрасневшаяся от выпивки и, очевидно, пережитых приключений. — Не надо отказываться от своих слов! Я по ним диссертацию защитила.

Иван разливает, что осталось в бутылке, по рюмкам, они чокаются и выпивают.

— Естественно, так было не всегда, — продолжает свою лекцию Сергей Сергеевич. Был акт Первотворения, божественный ключ, соединивший небо и землю. «И создал бог небо и землю»… То есть, разделил? Нет, наоборот, соединил. Небо увидело землю, земля — небо. Так появилась структура, Вселенная. Так появилось время и пространство. И все это возникло из Первовещества, я так условно его называю — Первовещество Творения. То, что Бог непосредственно сотворил словом из ничего. Но оставим теологию. Вы слышали, надеюсь, о челябинском метеорите. Так вот, на самом деле он состоял из этого Первовещества. И образцы божественной, или дьявольской, тут многое зависит от веры и точки зрения, глины Творения попали в руки людей. Вы следите за мыслью?

— Профессор, — Фидель посмотрел как-то напряженно. — Какую роль во всем этом играет Офелия?

Сергей Сергеевич вдруг стал выглядеть немного жалким:

— Я не знаю. Вы выясните это завтра.

Георгий уже почти припарковался возле своего дома, когда зазвонил телефон:

— Жора, срочно дуй ко мне, на работу.

Он чертыхнулся про себя, но постарался не выдать голосом своего недовольства:

— Славик, у меня же завтра эта долбанная операция…

— О ней речь и идет. Давай, жду тебя, — Геринг отключился.

Ну, что ж, работа есть работа. Георгий развернулся на крохотном пятачке двора, практически сплошь уставленном машинами, и поехал на Старую площадь.

Было уже поздно. Движения на улицах почти не было. Свет на улицах отключили из-за экономии, и только редкие окна в домах были освещены, что еще сильнее подчеркивало темноту и пустынность города в этот час.

Георгий остановился на красный свет светофора. Его взгляд случайно упал на взбесившийся компас. И тут его флюоресцирующая стрелка, до того сливавшаяся в своем вращении в диск, внезапно остановилась.

Загорелся зеленый, и Георгий, хмыкнув, включил скорость и выехал на перекресток. Боковым зрением он заметил надвигающийся на него справа силуэт огромного грузовика. Скрежет металла — последнее, что он слышал перед тем, как потерять сознание.

— Мои улитки, — Сергей Сергеевич кивнул в сторону своих компьютеров. — Собрали и проанализировали огромный массив данных. Если коротко, ситуация выглядит примерно так. Первовещество запускает процесс внутренней эволюции материи, причем даже не непосредственно, а и через вторичные-третичные эффекты. Ну, грубо говоря, берем образец Первовещества, воздействуем им на какой-нибудь объект, и этот объект сам становится активным. Вся трудность состоит в том, чтобы добиться управляемой реакции. Был построен исследовательский центр, в Печатниках. С некоторыми образцами его продукции вы хорошо знакомы.

— Это какие же образцы? — Иван обнял Дашу за плечи.

— Псевдоморфы, например. И гасты. Если в технологии псевдоморфов первична кибернетика, мне ли вам, Ваня, объяснять, то гасты изначально проектировались как идеальные солдаты, или чернорабочие, второе, судя по всему, ближе к истине. Представьте себе рабочего, или работницу, у которого нет прошлого, нет никакого общественного положения или статуса. У них нет ничего, даже документов. Но базовые знания, необходимые для выполнения несложных функций, у них есть, эти знания закладываются в микрочип, построенный на основе технологии псевдоморфов, кстати.

— Какой организм был использован в качестве основы? — профессионально заинтересовался Иван.

— Улитка. Обычная виноградная улитка.

— Я понимаю, что вы сами работаете с улитками, но не тормозят ли они?

— О, это предрассудок! Улитки медленно передвигаются, но думают и эволюционируют они поразительно быстро. И еще они, буквально как губки, впитывают информацию. Одного чипа на основе улитки хватает, чтобы серийный гаст имел общие представления о мире и базовые трудовые навыки.

— Это все означает, что гасты не люди? — было видно, что Фиделя почему-то сильно заинтересовал этот вопрос.

— Это философский вопрос. Что есть человек?

— Мыслящая улитка, — неожиданно для самого себя произнес Фидель.

— Угу, — ответил профессор. — Только без панциря, который нам бы не помешал. Ладно, не будем прерываться.

С этими словами он вышел и вскоре вернулся с очередной бутылкой водки:

— Не люблю холодную водку. Заморозка этого божественного и самого честного напитка убивает в нем душу. Водка должна быть комнатной температуры, как и вода. Дарья, не сообразите ли что-нибудь на закуску? Все, что найдете в холодильнике…

— Сергей Сергеич, — начал Фидель. — У меня к вам конкретный вопрос: что будет со всеми нами, когда я вытащу Офелию?

Он замялся, что никак не вязалось с его обликом:

— У меня есть опасения…

— Можете не опасаться, — перебил его профессор. — Просто знайте, что вас попытаются убрать при первом удобном случае. Не дайте им такого шанса.

Геринг стоял на этом перекрестке и не знал, что делать. Его брат, его Жорик, лежал сейчас в реанимобиле, и врачи боролись за его жизнь. Боролись не за страх, а за совесть, он лично проследил за этим.

Повсюду на асфальте валялись куски пластмассы, комья грязи и искореженные детали неизвестного ему назначения. Грузовик протащил машину Георгия, смятую и перекрученную, не один десяток метров, а сейчас водитель, едва не убивший — или все-таки убивший? — его родного брата, лепетал полицейским какую-то чушь: