Убейте меня - Велор Сильвер

— Ну что, проснулся? Сейчас мы поставим тебе утренний укольчик, и ты можешь отправляться на завтрак. Он состоится буквально через десять минут.

Она подошла ко мне, я лег на бок. Ловким движением руки она подняла край пижамы и кольнула в бедро. Было не больно.

— Ну, все, теперь умывайся и на завтрак. Я забегу к тебе через часик.

Когда она покинула палату, я опустил ноги в тапочки. Поскольку ни халата, ни других принадлежностей у меня не оказалось, я зашаркал к двери. Там, в душевой, на полке лежала стопка полотенец. Я взял самое верхнее и, раздевшись, встал под душ.

Теплые струи воды приятно согревали плечи и спину. Я даже сразу проснулся. После душа направился в столовую.

Там за маленькими столиками сидели пациенты. Все как один в пижамах и тапочках. Наверное, именно это отличало всех больных от медперсонала и посетителей.

На столах никаких баночек со специями и уж тем более салфеток и зубочисток. Тарелки выдавал поваренок в самом углу. Так же как и все, я взял пустую тарелку, ложку, чашку и направился за раздачей.

Этим утром на завтрак предлагалась перловая каша, вишневый кисель и корочка белого хлеба без масла.

Мне даже не понадобился разнос, все донес до стола в руках. Стол выбрал в самом углу, подальше от остальных. Не было никакого желания общаться.

Пока завтракал, оглядывал из угла всех остальных. Возраст подростков, примерно от одиннадцати до восемнадцати. Все мальчики. То ли здесь просто не принимали девчонок, то ли только пацаны были сумасшедшими, не знаю.

В общем, некоторые сидели парами и тихо общались. Те, что были постарше, вели себя совершенно нормально, на вид и не скажешь, что сумасшедшие. Один мальчишка лет двенадцати сидел напротив меня также один. На его детском лице все время менялись эмоции: от улыбки до слез. Плача и смеясь, он безостановочно ел свою кашу. Доедая, бежал за добавкой, и снова все повторялось сначала. Удивительно.

После завтрака все столовые приборы у нас забирали. В палаты мы возвращались по одному. На каждом углу — медперсонал, который внимательно следил за тобой.

Только потом я узнал почему. Все дело в том, что почти каждый месяц в клинике происходили самоубийства. Больные то и дело лезут в петлю, иногда выбрасываются из окна. Реже бились головами о каменные стены, но таких если ловили, то сразу закрывали в камеры с особым режимом. Свободы они автоматически лишались на долгое время.

Иногда больные просто-напросто сбегали. Но в такой отличительной одежде их быстро находили и возвращали назад. Ведь общеизвестно, если ты псих, то опасен. Если вдруг прикончишь человека, то тебя никогда не посадят, а будут содержать здесь. Ты будешь обитать в этих стенах как в санатории.

Глядя на всех остальных, мне было трудно понять, болен ли я вообще. Ведь на первый взгляд я совершенно обычный человек. Большинство больных тоже ни чем не отличались в своем поведении. Также тихо общались, также изучали вновь прибывших, также отворачивались.

После завтрака я не стал гулять как все, а пошел в палату. Там, скинув тапки, лег на кровать. Закинув руки за голову, уставился в потолок.

Следом за мной вернулся мой сокамерник. Оказывается, он был несколько старше меня. На вид лет семнадцать. Высокий, сутулый, в очках. Очки, правда, всегда оставлял на тумбочке и с собой не брал. Странный.

Я громко поздоровался, он что-то буркнул в ответ и лег на кровать. При этом надел очки. Диалог не задался. Я снова посмотрел в потолок.

В тот момент я вдруг вспомнил о предсказании Паулины. Ведьма предсказывала мне такой исход и даже предлагала уехать подальше из деревни, чтобы избежать этого кошмара. Знал бы я тогда, что все так случится, то бежал бы из деревни без оглядки.

Ни за что не допустил бы подобного. Слишком высока оказалась цена моей беспечности. Отныне я должен был научиться рассчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. Так поступают мужчины, так буду поступать я.

Еще ведьма просила меня, чтобы я пришел к ней сразу после случившегося. Вероятно, она знала, что все произойдет именно так. Ведь если бы я прибежал в тот день к ней, то не встретил бы доктора. Не приехал бы в дурдом и не стал пациентом.

Признаться, у меня совершенно вылетело из головы это обещание. Нельзя было сказать, чтобы я сожалел о случившемся. В тот момент уже было все равно.

Кроме того, я вдруг вспомнил еще одно предсказание. Колдунья прочитала мне свое видение по чайной чашке. Оно гласило, что вскоре я покину родную деревню и уеду далеко-далеко. Сейчас я очень надеялся, что это не психушка. Ведь нельзя же считать дурдом далеким краем.

Дверь в палату распахнулась, и на пороге появилась Марта. В руках — стойка для капельницы, в карманах — пакет с ватой и шприцем.

Она сразу же направилась ко мне.

— Очень хорошо, что ты на месте. Сейчас поставлю укол и капельницу, отчего сразу же уснешь. Кстати, врач прописал тебе лекарства, начнешь принимать их уже вечером.

Я повернулся на бок, она шлепнула безболезненный укол. Через мгновение поставила капельницу и вышла из палаты.

Снова блаженные волны по всему телу и снова приятная усталость. Интересно, что они такое ставят? В следующий миг я просто вырубился.

02 июля 1994 года

Прошло три недели с момента моего пребывания здесь. Каждый день я то и делал, что спал. Спал сразу после завтрака, спал после обеда и даже просыпал ужин. Сны не снились, а если и снились, то я их не помнил. Каждый день капельницы, таблетки, уколы. От них мой мозг просто отключался, я двигался как лунатик. Действительность воспринималась как реальный сон, при этом я утратил способность к мыслям и размышлениям.

С одной стороны, я был живой человек, который встает, чистит зубы, принимает душ, завтракает и в то же время ко всему безразличен. Как животное. Радовался, что жив, остальное безразлично.

С другой стороны, я радовался именно этому. Теперь все, что раньше было со мной, стало таким далеким и таким нереальным. Все казалось страшным сном.

Сегодня был первый день, когда мне отменили капельницы. Теперь мне ставили только уколы, да и то только на ночь. Настало время таблеток или колес, как мы их называли.

Мы выпивали их разом, всю горсть, запивая двумя глотками воды. Затем отправлялись на завтрак.

С некоторыми из пациентов-подростков я даже подружился, однако это длилось недолго. Кого-то выписывали, и их сменяли незнакомые сердитые лица. Кого-то переводили в другие отделения.

Когда я спешил на уколы, то каждый раз натыкался на одного парня. Двухметровый увалень, крепкий в плечах, с трехдневной щетиной. На вид ему было все тридцать, на деле же, семнадцать лет.