Ставка на проигрыш - Михаил Черненок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пейте на здоровье.
Юрий Павлович, чуть не расплескав воду, наполнил стакан, поднес его ко рту и опорожнил такими крупными глотками, словно несколько суток кряду страдал от жажды. Когда он сел на прежнее место, Бирюков в присутствии приглашенных понятых положил на стол несколько протоколов с наклеенными и скрепленными печатью фотографиями, среди которых был один снимок Сипенятина. Объяснив суть дела, попросил Юрия Павловича внимательно посмотреть фотоснимки и сказать, не знает ли он кого-либо из сфотографированных.
На лице Деменского появилось такое выражение, как будто он решал неимоверно трудную задачу. Но на снимке так никого и не признал. Отпустив понятых, Антон посмотрел Деменскому в глаза:
— И еще один вопрос… У кого вы купили старую Библию, принадлежавшую когда-то некой Дарье Сипенятиной?
Брови Деменского удивленно дернулись, однако ответил он на этот раз не задумываясь и, как показалось Антону, довольно искренне:
— Несколько лет назад по моей просьбе Алик Зарванцев где-то раздобыл.
— Где конкретно?
— Не интересовался этим.
Задав еще несколько уточняющих вопросов, Бирюков дал прочитать Деменскому протокол и, когда тот расписался в правильности своих показаний, пожелал всего доброго. Юрий Павлович молча направился к двери. Взявшись за ручку, неожиданно обернулся:
— Скажите, товарищ капитан, врачи спасут Холодову?
— Не волнуйтесь, — уклонился от ответа Антон.
Деменский чуть постоял и вышел из кабинета. Вскоре появился оживленный Голубев. Осводовцы подтвердили, что Анатолий Николаевич Овчинников имеет собственный катер «Прогресс» с подвесным мотором «Вихрь-30», но недавно лишен водительских прав за управление в нетрезвом состоянии. Узнав, что он вышел на своем «Прогрессе» в Обское море, начальник навигационно-технической инспекции ОСВОДа пообещал немедленно отыскать нарушителя и доставить его в Новосибирск.
Скороговоркой пересказав все это, Голубев спросил Антона:
— Ну и как Деменский?
Бирюков нахмуренно придвинул к себе протокол допроса.
— Недоговаривает чего-то Юрий Павлович, словно боится.
— Хоть что-то ценное сказал?
— Конечно. Выяснился, Слава, мужчина кавказской наружности — Реваз Давидович Степнадзе, работает проводником.
— Что будем делать?
— Дел хватит. Прежде всего надо снять отпечатки пальцев вот с этого стакана. — Антон посмотрел на стакан, из которого пил Деменский, и перевел взгляд на пепельницу. — Окурки тоже на экспертизу.
— Ясно.
— Затем, Слава, свяжись с уголовным розыском Свердловска и попроси выяснить: когда, до какого города вылетел от них Деменский и действительно ли жил он у своей сестры на улице Минометчиков вот по этому адресу… — Оторвав от настольного календаря старый листок, Бирюков написал номер дома и квартиры. — После того позвони в угрозыск Челябинска. Пусть разузнают что можно о Холодовой и проверят в аэропорту вылет Деменского в Новосибирск. Когда это сделаешь, займись Ревазом Степнадзе. Узнай о нем что возможно и постарайся встретиться.
— А если Степнадзе, допустим, сейчас нет в городе?
— Тогда, чтобы не терять времени, попробуй раздобыть его фотографию и по всем правилам предъяви Ксении Макаровне на опознание. Кстати, среди прочих снимков покажи и фото Сипенятина. Может, в день происшествия старушка видела Васю у квартиры Деменского… — Антон чуть задумался. — Хотя знаешь что, Слава… Перед тем как все это делать, позвони-ка начальнику шестого отделения милиции капитану Ильиных Юрию Васильевичу. Пусть он через своих оперативников узнает, не появлялся ли Вася Сипенятин у своей мамаши, живущей по улице Кожевникова. Понял задание?
— Так точно.
— Действуй. А я сейчас отправлюсь искать Алика Зарванцева.
Однако подняться из-за стола Бирюкову не дал телефонный звонок. Звонил хирург Широков — лечащий врач Холодовой.
— Уголовный розыск? — тревожно спросил Алексей Алексеевич. — Прошу кого-либо из ваших сотрудников срочно приехать в клинику. У нас что-то непонятное произошло.
Глава V
Бритоголовый худенький Широков торопливо провел Бирюкова в пустующую ординаторскую и усадил возле стола, на котором в банке стоял букет гладиолусов. Словно не зная, как начать разговор, он потер ладонью рубец старого шрама на подбородке, затем сунул руку в карман халата и достал листочки желтоватой бумаги с короткой строчкой текста, отпечатанного заглавными буквами. «Поправляйся и молчи. С приветом друзья», — прочитал Антон.
— Вчера утром неизвестный мужчина пытался передать больной, поступившей в клинику по вашему ведомству, — сказал Широков и положил на стол двадцатипятирублевую купюру. — Вот «чаевые» нянечке оставил и цветы. — Показал на букет гладиолусов.
— Почему об этом так долго молчали, Алексей Алексеевич? — недовольно спросил Бирюков.
— Нянечка молчала. — Широков, выглянув в коридор, громко позвал: — Рената Петровна!.. Извольте в ординаторскую пожаловать.
Через минуту Бирюков увидел очень высокую и похожую на грузинку молодую женщину с черными как смоль волосами, заплетенными в толстую длинную косу.
— Расскажите, Рената Петровна, как деньги к вам попали, — строго сказал хирург.
— Я уже объясняла, Алексей Алексеевич, — обидчиво проговорила женщина.
— Вы не мне, сотруднику уголовного розыска объясните.
Нянечка, демонстративно уставясь в окно, капризно повела плечами и заговорила. Задавая уточняющие вопросы, Бирюков выяснил, что мужчина, приносивший записку, был среднего возраста, не так чтобы старый, но уже и не молодой. Лицо загорелое. Одет в голубую рубашку с завернутыми до локтей рукавами и светлые брюки. На голове — соломенная широкополая шляпа, как сомбреро. Цвет волос из-за шляпы нянечка не разглядела. Записку просил передать женщине сразу, как та придет в сознание. Ни имени, ни фамилии ее не называл, сказал лишь: «Той, которая упала с третьего этажа и вчера вечером на «Скорой» в клинику поступила».
— Как он вам деньги предложил?
— Сказал, если больная поправится, выпейте с друзьями за ее здоровье. Я спросила: «Разве сами не можете этого сделать?» Он улыбнулся: «Понимаете, в длительную командировку уезжаю и не смогу узнать, когда дело на улучшение пойдет».
— Почему сразу об этом не рассказали Алексею Алексеевичу?
— Думала, больная скоро поправится.
Антон показал несколько фотографий:
— Из этих никто не появлялся в клинике?
— Нет, — внимательно перебрав снимки, ответила нянечка.
— Разрешите?.. — протягивая к фотографиям руку, вдруг попросил Широков. На снимке Сипенятина взгляд его задержался. Антон отпустил нянечку из ординаторской и настороженно спросил:
— Что, Алексей Алексеевич, знакомая личность?
— Нет, — возвращая фотографии, ответил хирург. — Наивное какое-то лицо у парня.
— Зато дела этот парень творит не наивные, — пряча снимки в карман, сказал Антон. — Если кто-то будет интересоваться больной, сообщите, пожалуйста, нам.
— Непременно сообщу.
До многоэтажного дома, в котором жил Алик Зарванцев, от клиники было рукой подать. Отыскав нужную квартиру, Бирюков несколько раз надавил на кнопку электрического звонка. В квартире вроде бы тявкнула собачонка, но открывать дверь не торопились. Пришлось позвонить еще. Наконец в прихожей послышались глухие шаги, дважды щелкнул замок. В распахнувшейся двери показался мужчина в новеньком, словно с иголочки, белом костюме. Густая, чуть не до плеч, грива волос и выбритое до синевы крупноносое лицо плохо сочетались с юношески подтянутой фигурой, поэтому определить возраст мужчины с первого взгляда было нелегко.
— Мне нужен Алик Зарванцев, — сказал Антон.
Мужчина помедлил, но тут же нараспев проговорил:
— Пра-а-ашу…
Судя по глухой тишине, кроме мужчины и лопоухой таксы, в квартире никого не было.
— Простите, с кем имею честь?.. — белозубо улыбнулся мужчина.
— Бирюков. Из уголовного розыска.
— Документик можно посмотреть?
«Бдительный гражданин», — доставая удостоверение, подумал Антон.
Мужчина несколько раз взглянул на Антона, сличая его внешность с фотографией, и широким жестом показал на распахнутую дверь в комнату.
— Пра-а-ашу… — снова пропел он, пропуская Бирюкова впереди себя. — Альберт Евгеньевич Зарванцев к вашим услугам. Можете называть Аликом.
Комната, куда Зарванцев провел Антона, привлекала внимание росписью стен. От пола до потолка на стенах резвились вызывающе грудастые русалки, в разных позах улыбались и плакали обнаженные красавицы, а мускулистые гладиаторы с фиговыми листками кололи кинжалами заморских чудищ. Пробелы между рисунками заполняли размашистые цветные автографы.