Делириум - Лорен Оливер

— Я не знала, что с мамой что-то не так. Не знала, что она больна. Я была маленькой девочкой, понимаешь?

Я не отрываю глаз от горизонта, от этой непрерывающейся линии, прямой, как натянутый канат. Вода уходит от нас, и, как когда-то в детстве, я воображаю, что она уже больше никогда не вернется, что океан исчезнет навсегда за краем земли, как губы в оскале обнажают зубы, и останется только твердое холодное дно.

— Если бы я знала, может быть, я бы смогла…

В последнюю секунду голос мне изменяет, я не в силах закончить предложение.

«Может быть, я бы смогла остановить это».

Этого я никогда прежде не говорила, даже не позволяла себе думать такое. Но эта мысль всегда была в моем мозгу, как отвесная скала, которую не пробить и не обойти: я могла остановить это, я должна была остановить это…

Мы сидим и молчим. Пока я рассказывала свою историю, мамаша собрала вещи и увела ребенка домой, мы с Алексом остались на берегу одни. Теперь, когда слова иссякли, я поражаюсь, как много рассказала о себе практически незнакомому человеку, к тому же парню. Мне вдруг становится жутко неловко. Я судорожно пытаюсь придумать, что бы еще такое сказать, что-нибудь безобидное, об отливе или погоде, но, как обычно, мозг, когда он больше всего мне нужен, отказывается включаться в работу. Я боюсь даже взглянуть на Алекса, а когда набираюсь мужества, вижу, что он не отрываясь смотрит на океан. Лицо у него абсолютно непроницаемое, только маленький мускул подергивается на скуле. Ну вот и все, этого я и боялась — теперь он будет стыдиться, что знаком со мной, история моей семьи вызывает у него отвращение, и я с этой заразой в крови теперь тоже ему противна. Он сейчас встанет и скажет, что лучше нам больше не встречаться. Это странно, я ведь даже не знаю Алекса, и между нами непреодолимая пропасть, но меня расстраивает мысль о том, что мы больше не увидимся.

Еще две секунды, и я вскочу на ноги и убегу, лишь бы не кивать и не притворяться, что все понимаю, когда он будет говорить: «Послушай, Лина, мне очень жаль, но…» И посмотрит с тем самым, хорошо знакомым выражением в глазах.

(В прошлом году на Холме появился бешеный пес. Он бросался на всех подряд, кусался, из пасти у него текла пена. Чесоточный и блохастый, он отощал от голода, к тому же у него не было одной лапы, но все равно, чтобы пристрелить его, потребовалось два копа. Поглазеть на это собралась целая толпа. Я тоже там была, возвращалась с пробежки. Тогда я впервые поняла, почему люди всегда так на меня смотрят и кривят губу, когда слышат фамилию Хэлоуэй. Да, им меня жалко, но еще, когда они меня видят, они испытывают отвращение и боятся заразы. Так же они тогда смотрели на того пса, пока он бегал кругами, щелкал пастью и брызгал пеной. А потом, когда третья пуля прикончила его наконец и он перестал дергаться, вся толпа с облегчением вздохнула.)

И когда молчание становится уже совершенно невыносимым, Алекс тихонько касается пальцем моего локтя.

— Давай наперегонки.

Он встает, стряхивает с шорт песок и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. И снова улыбается. В эту секунду я ему бесконечно благодарна — он не собирается попрекать меня прошлым моей семьи, он не считает меня грязной или ущербной. Когда Алекс рывком поднимает меня на ноги, мне кажется, что он дважды пожал мне руку. Это так здорово, как наш тайный знак с Ханой.

— Только если ты готов к поражению, — говорю я.

Алекс удивленно поднимает брови.

— Так ты думаешь, что бегаешь быстрее меня?

— Я не думаю, я знаю.

— Посмотрим. — Он склоняет голову набок. — Ну, кто первый до буйка?

Этого я не ожидала. Вода еще не ушла так далеко от берега, буйки плавают на глубине фута в четыре или больше.

— Ты хочешь бежать до буйка?

— Испугалась? — с улыбкой спрашивает Алекс.

— Я не испугалась, просто…

— Вот и отлично. — Алекс двумя пальцами стряхивает невидимую песчинку с моего плеча. — Тогда давай так — меньше болтовни, больше… Побежали!

Он выкрикивает последнее слово и срывается с места. Я не была готова, и проходит целых две секунды, прежде чем я бросаюсь за ним вдогонку.

— Нечестно! Ты не предупредил! — кричу я.

После отлива на оголившемся дне кое-где остались лужицы, брызги летят у нас из под ног, одежда становится мокрой, и мы оба хохочем на бегу. Я запутываюсь ногой в клубке красно-лиловых водорослей и чуть не впечатываюсь лицом в песок, но успеваю выставить вперед руки. Я вскакиваю на ноги и уже почти нагоняю Алекса, а он в этот момент наклонятся, зачерпывает пригоршню мокрого песка, разворачивается и швыряет его в меня. Я с визгом уворачиваюсь, но немного песка все же попадает мне в щеку и стекает вместе с водой по шее.

— Ты жульничаешь! — задыхаясь от бега и смеха, кричу я.

— Нельзя жульничать, если нет правил! — кричит через плечо Алекс.

— Ах нет правил?!

Мы бежим уже по голень в воде, и я начинаю брызгать ему в спину водой. Алекс разворачивается, делает рукой дугу по воде, и брызги веером летят в мою сторону. Я пытаюсь увернуться, но теряю равновесие, падаю и в результате оказываюсь в воде по локоть. Шорты и нижняя половина футболки намокают, а я чуть не задыхаюсь от неожиданности и холода. Алекс продолжает идти вперед, он откидывает назад голову, ослепительно улыбается и смеется так громко, что кажется, его смех способен перелететь через Грейт-Диамонд-айленд, нырнуть за горизонт и долететь через океан до других земель. Я поднимаюсь с четверенек и бросаюсь вперед. До буйков осталось двадцать футов, вода доходит мне до колен, потом до бедер, до пояса, и я уже наполовину бегу, наполовину плыву, загребая руками, как веслами. Я задыхаюсь от смеха и не могу ни о чем думать, все мое внимание сфокусировано на подпрыгивающем на воде ярко-красном буйке. У меня одна цель — победа, я должна победить. До цели остается всего несколько футов, Алекс все еще впереди, мои тенниски стали тяжелыми, словно свинцом налились, одежда тянет ко дну, как будто карманы набиты камнями. Я бросаюсь вперед и, схватив Алекса, погружаю его под воду, потом упираюсь ногой в его бедро, отталкиваюсь и лечу к ближайшему буйку. Я шлепаю по буйку ладонью, и он отскакивает назад. Мы, наверное, в четверти мили от берега, и вода все еще уходит, так что я могу встать на дно. Волны бьют мне в грудь, я торжествующе поднимаю обе руки. Алекс добирается до меня, он трясет головой, и брызги веером разлетаются во все стороны.

— Я выиграла, — выдыхаю я.

— Ты жульничала.

Алекс делает еще два шага и падает спиной на натянутый между буйками трос. Он откидывается назад и смотрит на небо, футболка его намокла, с ресниц на щеки стекают капли воды.