Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич

сеточку капрона откровенным бесстыдством, теперь казалось однообразно глупым и уже приевшимся. Придумывать нетронутые сознанием образы надо было заранее. Быть может, что-то поменять – но что? Внутри поднималась волна отвращения к жене, к себе, к этим спасающим дырявым колготкам. Решение было, но случалось оно крайне редко, именно случалось. Сам он его не искал – верил в провидение.

Но когда уже казалось, что от всех мысленных потуг закружится голова, подступит тошнота, – он вспоминал о дочке. Только она, такая милая и непорочная, кроткая его кровинушка, спасала от обнажённой пошлости натужных семейных отношений.

Отпросившись со службы на обед – он забирал её из детского сада, шли гулять, держались за руки, – приходило спокойствие. Так прошедшей весной в выходные им понравилось блуждать в лесопарке, благо, от дома недалеко – только через виадук перейти. Ходили туда при малейшей возможности. Всё дальше от дома и всё ближе к тому месту, которое он когда-то мысленно заблокировал и не думал о нём в присутствии дочери. Но в последнее время ему хотелось привести её именно туда и рассказать, как он «выясняет отношения». Наказывает негодниц за неуважение к своей форме, к законам страны. Ему казалось, что дочка должна его понять – ведь она часть его. Но та была ещё совсем маленькая и могла воспринять всё не так, как надо, поэтому осторожничал.

Следуя по тому же пути, он внимательно смотрел по сторонам, вспоминая свои воспитательные прогулки, знакомый пост ГАИ, который становился наглядным примером подчинения власти. Именно здесь Павел обращал внимание девочек, какой должен быть порядок. Как они должны относиться к служителю закона, к его форме. И только дочке не надо было об этом говорить. Она всегда его понимала, не нуждалась в поучениях и указаниях.

Этой весной он всё же не утерпел и решил сам посетить то место. Посмотреть, что осталось с осени, вспомнить, как всё было. Но за полгода следы исчезли, всё поросло травой, покрылось листвой. Он подумал тогда, что надо бы оставлять какие-то приметы на деревьях. Быть может, привязать на стволе шарфик воспитанницы или прикрепить сандалик. Может, вырезать на берёзе важные слова, которые заставить читать перед выяснением отношений?

Это было бы основательно и хорошим напоминанием. Хотя и в этот раз он почувствовал на том месте некую успокоенность, которой хватило на несколько месяцев.

Павел поплевал на огонёк папиросы и затушил её в блюдце. Направился в детскую комнату. Ему не надо было зажигать свет, он мог найти дочку вслепую. По исходящему от её тела едва уловимому сонному теплу. Рука никогда не ошибалась. Дочка лежала на кроватке, раскинув рученьки, шевелила губами. Он с ужасом вспомнил свой сон, вздрогнул от пережитого кошмара, осторожно погладил девочку по головке. Шелковистые растрёпанные волосы коснулись ладони, и на душе стало совсем легко. Вот оно чудо – маленькое солнышко его жизни. На следующий год наденет школьную форму, и он будет её провожать в своём милицейском кителе, повесит на грудь все медали и знаки отличия. Никто не посмеет обидеть ребёнка.

Вернувшись в спальню, он снова забрался под одеяло и сразу уснул, не потревожив жену.

Снова открыл глаза, когда за окном уже было светло. Прошёл в ванную комнату, принял душ. Форма висела на вешалке – тщательно выглаженная, начищенные ботинки стояли в прихожей.

Жена готовила завтрак. Павел заглянул в комнату дочери. Она не спала. Откинув одеяло, играла на кровати в куклы. Причёсывала их, кормила завтраком. Павел вспомнил своих «Барби» из детства и, сев на простыню рядом с дочкой, стал ей помогать. Металлическая посуда из набора внезапно вызвала бурю эмоций, шквал воспоминаний. Хотелось рассказать дочери о своих дошкольных платьицах и куклах, но решил это сделать вечером на прогулке.

Сегодня дежурства не было, но оставаться дома он не хотел. Наспех позавтракав и надев форму, сказал жене, что идёт по делам, вышел на улицу. Утро было тёплое. Солнце пыталось справиться с ночной росой – старательно высушивало на газонах вялую осеннюю траву и павшую разноцветную листву деревьев.

Одернув на себе китель и поправив галстук, стягивающий ворот рубашки, Шувалов двинулся к перекрёстку. Встал на красный свет, ожидая разрешающего сигнала.

Неожиданно увидел, как подошедшая девочка лет пятнадцати с русыми распущенными волосами, в оранжевой курточке и красным ранцем за плечами не останавливаясь ступила на проезжую часть. Пользуясь отсутствием транспорта, двинулась через дорогу.

Шувалова точно ударило электрическим током, он вспыхнул внутри, по телу прошёл жар – неужели она его не заметила, стояла рядом и не видела милиционера, ожидающего разрешающего сигнала? Не может быть! Она сделала это специально у него на виду – хотела показать своё презрение к стражу порядка, к его форме. Он автоматически выхватил из кармана свисток, и громкая трель пронзила утренний просыпающийся город.

Девочка была уже на той стороне тротуара и остановилась в нерешительности. С удивлением оглянулась. Увидев милиционера, строго глядящего в её сторону и указывающего на неё пальцем, замерла, стала ожидать.

Загорелся зелёный свет, и Павел направился через дорогу к ней.

Худенькая школьница с бледным остреньким личиком нетерпеливо нервно оглядывалась по сторонам, точно искала помощи. Было заметно, как она волнуется – в ней боролись два желания: броситься наутёк или начать жалостливо плакать.

Ступая на тротуар, Шувалов точно плыл над землёй, переполненный ощущением своей значимости и величия, олицетворяя неотвратимость правосудия.

– Как тебе не стыдно нарушать правила дорожного движения, да ещё в присутствии сотрудника милиции, – строго начал Шувалов, подходя к ней вплотную. – Ты что, не видела меня?

– Видела, – наивно отозвался подросток, – но ведь машин не было! Вот – только одна сейчас подъехала.

Она указала на синий новенький «форд».

Павел автоматически обернулся. На передних сидениях расположились мужчины в милицейских мундирах. Шувалов обомлел и потерял дар речи. Подполковник с пассажирского сиденья показывал на него пальцем и что-то говорил водителю. Правая рука Павла стала медленно подниматься, чтобы отдать честь, но загорелся зелёный свет, и машина поехала дальше. Шувалов пришёл в себя, почувствовал, как взмокла спина и волосы под фуражкой. Он снял её и провел рукой по голове, приглаживая причёску. Вспомнил о девочке, принял строгий вид:

– Это не имеет значения, есть машины или нет! – внутренне приходя в себя, продолжил возмущаться он. –