История в стиле fine - Михаил Сергеевич Шахназаров

– Верно. Только вот дискотеки точно на выходных не будет…

Васю из школы исключили. После случившегося не хотели брать даже в коррекционную. Его родитель получил микроинфаркт и стал красным как партбилет, с которым ему пришлось расстаться.

Красивая ее проза…

– Не удалась жизня, Майкл. Не удалась, б** скотинушка. Чес-слово, обидно… О! Смотри, смотри, какой «поршик» ушел! Символ, б**… Вот это я понимаю. Символ процветания и беспечности. Символ неизведанного мною счастья и забвения скотской жизни моей, Богом проклятой и дьяволу неинтересной. Приедет сейчас к домику загородному. Газончик как на «Сантьяго Бернабеу» – по бокам аллей фонарики. Каждая травинушка как маникюрными ножницами подточена. Короче, настоящий латышский фэн-шуй, б**. Латыши же, б**, окромя шашлыков и фэн-шуя ничего не видели. А слышали только про их Диевс свиети, Лачплесиса и Вию Артмане. А он сейчас на «поршике» домой… И жена встречает. Тварь высокой красоты! Реальнее сисек только Кордильеры, и все остальное под силикончик ее колышащийся. Он ей колечко в подарок, она ему – легкий коктейль, улыбочку желания. Потом французский поцелуй на шкуре белого медведя под вальсы Штрауса. То есть строчить будет так, что мишка белый оживет. А потом… Камин, винище по двести пятьдесят баксов за бутыль. Свечи, джакузи, б**. Это жизня… Красивая ее проза. Слушай, а вот я подумал вчера… Знаешь, чувствую, что писать могу. В смысле, нормальную прозу. Рвет голову от идей и желания творить! Когда от лавэ карманы пухли, и думать об этом не желал. А сейчас просыпаюсь, а в голове уже заготовки крутятся, сюжеты, образы. И образов… До едрени матери – образов этих! Нашло как-то само собой. Может, талант? Наверное, все же есть у меня талант. Дремал вот всю жизнь – и пробудился! Наброски кое-какие сделал, но не хочу показывать. Это интимно. Не дневник, конечно, но все равно интимно. Может, помру в нищете, а потом уже опубликуют, признают. Слава, деньги, б**, премия Букера. Майкл, а кем был этот Букер? Ну не молчи, Майкл… Слушай, а вот и вправду! Авось и признают! На надгробье эпитафия известного поэта, б**. Посмертно и красиво признают. А сейчас… На кофе денег нет. Дожил… Как пришли бабки, так и ушли. И этот сладкий девяносто третий год ушел, Майкл. Денежные ливни, ураганы наличности, тайфуны безудержного кайфа. Кокаином недавно предлагали заняться. Я отказался. Лучше житуха впроголодь, чем тюрьма. Правильно я говорю, Майкл? Скажи, ну я правильно говорю? Проснись, Майкл! Ну, чего ты молчишь, как луфарь перед жаркой?

– А луфарей жарят?

– Да жарят-то всех… Это рыба, кстати. Ну, я про луфаря…

– А… Спасибо, что просветил. Я-то, бедолага, думал, что фамилия.

У Вадика был период тотального безденежья. Наша компания привыкла к его стенаниям, густо сдобренным мягоньким «б**». Он садился у большой витрины кафе «Снежная Королева» и, б**кая, жаловался: на унижающую его достоинство бедность, продажных девок, вертлявую судьбу. Ему было всего двадцать шесть лет. Деньги он бестолково промотал годом раньше. Тратил на девиц, шмотки, загрантуры и кокаин. Бизнес скоропостижно кончился, деньги ответили предсказуемой взаимностью. Остались часы «Longines», двухкомнатная квартира и превращающийся в «жигули» Nissan. Старые подружки отдавались по инерции, но без подавляющих действительность стонов. Одни бережно успокаивали, другие невзначай плевали в душу. Плевки Вадика ранили. Нагибали его как стебелек.

Кристина, напомаживая перед зеркалом губы, философски произнесла:

– Тебе еще везет, Вадька. Тебя Господь мордой не обидел. А так бы ты на меня не влез. Ну, сам посуди. Денег у тебя нет, мобилка только на прием пашет, машина на свалку просится. Ты вышел из моды, Вадик. Но я тебя, где-то в глубине души, люблю. Не знаю за что, но люблю. Поэтому звони.

Мобила Вадика действительно работала только на прием, и поэтому призыв Кристины звонить он воспринял как удар. Вадик повторил все это раз семь. Мне казалось, что я был рядом с Кристиной, когда она царапала его самолюбие и красила «свисток». Купил Вадиму виски. Думал – успокоится, остынет. Но он зашкворчал еще громче:

– Где моральные устои, Майкл? Где?! Я вышел из моды, б**! Когда у меня были деньги, я был модным. Как Версаче! Пусть он был пидером, но он был модным. И я был модным… Модным, но не пидером… А сейчас – вышел… Как пара туфель, как пиджак, б**, как хит месячной давности. Этой сучке двадцать один год, а она меня списала в утиль. Она заставила меня страдать – уничтожила! А мой внутренний мир?! Гюго, Достоевский, Тютчев, Бунин, б**! Гении, творцы! Они тоже вышли из моды?! Я стал ненавидеть деньги, Майкл… Это все они. Но я хочу заработать их снова! Знаешь почему?! Я хочу доказать, что могу. Заработать денег – это значит их поиметь. Так вот, я хочу их, б**, поиметь. Конечно, я куплю себе дом, машину, обновлю гардероб. Но жену я буду искать, наряжаясь в обноски из сиконд-хэндов.

– «Сэконд», вообще-то, правильнее. В них на карнавалы хорошо рядиться. Пыль времен, аура покойных негров и вьетнамцев, забытые в пиджаках гондоны. А я там иногда отовариваюсь. Прикинь, недавно маскарадную масочку прикупил. Венецианскую. Всего-то пятьдесят центов, а в Венеции я такие по двадцать баксов видел.

– Ты успешен и поэтому непредсказуем. Ты ходишь в сэконд на маскарад. А маскарад души?! Это будет маскарад души! Пусть избранница увидит во мне тепло, пусть любит не за кошелек. Женюсь на молоденькой хорошей умничке. И, конечно, святая благотворительность. Безусловно! Помощь сирым и убогим! Долг перед Вселенной, даунами и имбецилами! Это же дети галактической мудрости, посланцы перекренившегося в черных дырах разума… Вот ты же помогаешь детскому дому – и тебе приятно. Ты засыпаешь с мыслями о том, как маленькие шалунишки благодаря тебе видят хорошие сны и улыбаются. И малышам хорошо. Их челюсти трещат от радости! Они жрут твое контрабандное мясо и верят в пришедшее внезапно счастье. Потому что сыты, б**! Детишкам же по фигу, какое мясо жрать. Тем более сиротам. Контрабандное даже вкуснее. Это я тебе говорю: прошлый шашлык был вообще фантастическим. Мертвые свиньи потели от нервного перенапряжения. Они пересекали границу и мечтали о стали шампура. Дети… Бедные обездоленные сиротинушки. Эх-х-х, Майкл! Заработаю денег, возьму под опеку детский приют. Игрушки, шоколадки, книжки… И хорошие книжки: про маленьких оленят, пушистых белочек, веселых бурундучков, добрых волшебников. Где о добре, б**, о сердечности. На кой им этих телепузиков крутят? Уродуют юные души, зомбируют ходячими локаторами.