Ходоки во времени. Освоение времени. Книга 1 - Виктор Васильевич Ананишнов

ужас перед слепой стихией моря, только что угрожавшей их жизням, смешивался с моим…

Лёжа на диване в своей квартире, обутый, в перепачканной и влажной одежде, я впервые осознал многие как будто бы нелепости, замеченные мной у ходоков.

Мне казалось, что Сарый, мой Учитель, – неряха и грязнуля. И то. Ведь практически все его проявления в квартире после ухода в прошлое заканчивались очередным мытьём полов и новой стиркой. Но я никогда не задумывался, почему это он имеет такой нереспектабельный вид? Казалось, что он таков в жизни. Так вот, что бы я сказал полугодие назад, видя себя в таком, как сегодня, образе на диване, да ещё среди бела дня? И себя не признал бы, и по шее такому нахалу и разгильдяю поддал бы, поди.

Да, во времени побегать мне как-то никак не удаётся.

Может быть, в этом и заключался план моих Учителей, подсказавших побегать в прошлом? Дабы я вкусил неприятностей, поджидающих человека, который втиснулся в неизвестную обстановку, в жизнь незнакомых, отличающихся от него людей: по нравам, по стремлениям, по духу времени. Потому-то они, Учители мои, сами надолго осели в нашем веке, нашли туземцев, подобных мне, обзавелись знакомствами, освоили мораль нашего общества и прониклись проблемами нашей повседневности. И живут!..

А мне вот, молодому и неискушённому, предложили побегать и нюхнуть, так сказать, синь пороху, и заодно убедиться, что пахнет он так себе: опасно и скучно, как туристу на второй неделе бесконечных переездов, после надоедливой скороговорки гидов и мелькания достопримечательностей, а их, таких, и дома пруд пруди.

Сарый время от времени заглядывал в комнату, понимающе качал головой и вновь уходил на кухню.

Замечая его, я опять удивлялся тому, как он обжился у меня, как пополнел, обрёл плавные движения, речь умно-медлительную, да и слова стал употреблять приличные. Даже вежливости научился (или вспомнил о ней). Здравствуй! там, или спасибо стал говорить, то есть всему тому, чего у него не было, как мне представлялось, вначале нашего знакомства.

Заглянув ко мне в очередной раз, он сказал:

– Симон скоро придёт, а ты…

А я… Лежал грязный, невесть от чего обиженный. И жалел себя. Тьфу!

До прихода Симона успел привести себя в порядок: сменил одежду, умылся, побрился. Рассказал при этом Сарыю, что со мной приключилось. Ах, ах! – причитал Учитель, и было неясно, притворяется он или искренне сопереживает вместе со мной.

– Странный ты, Ваня, какой-то, – сказал он, когда я закончил описание трагедии на далёком японском острове. – Это ты уже в который раз по газетке, будто неразумная бабочка на огонёк, полетел?

– Ну и что в этом странного?

– Обычно молодёжь иных приключений ищет. Веселья, женщин…

«Ишь, каналья! – хотелось мне съязвить. – Старый крючок, а туда же!»

Но не сказал. Обидится опять. Но если с ним говорить, когда он вот так, не кривляется, а по серьёзному, то многое, наверное, можно узнать. И о будущем в том числе.

– Одно другому не мешает, – нейтрально заявил я.

Однако он разгадал меня.

– Не хитри, Ваня. Я ведь не то что слишком умный и проницательный, но старый. Людей на своём веку повидал разных, да ещё во временном срезе. Так уж. Ваня, говори то, что думаешь. А думаешь ты обо мне не очень… корректно. Но я ведь когда-то тоже был молодым, таким как ты, и помню заботы тех лет. Недаром сказано: блажен, кто смолоду был молод. А ты… – И со сварливыми нотками передразнил меня: – Одно другому не мешает…

Пожалуй, это было самое длинное, связное и не лишённое логики высказывание Сарыя за всё то время, пока он меня учил ходьбе во времени.

– Да мне, и вправду, интересно было посмотреть на цунами! – искренне воскликнул я. – А остальное… Я не аскет, конечно, но… знаешь, даже как-то в голову не приходило заводить знакомства с женщинами в прошлом. Здесь, я имею в виду настоящее, такое дело как будто естественно, а там… Не знаю…

Рукой с растопыренными пальцами я повёл у головы, показывая своё сомнение. В конце концов, так оно и было. Здесь и где-то там, во времени, для меня ещё существовало порознь.

– Понимаю, – тихо проговорил Сарый, в задумчивости потрепал себя узкой кистью руки за подбородок и, шмыгнув носом, помрачнел лицом.

Наверное, вспомнил что-то неприятное.

Я отвернулся к окну…

В природе наступило сухое лето.

Дожди, пожаловался Сарый, не выпадали с весны.

Неужели уже прошёл год, как я стал КЕРГИШЕТОМ?!.

Небо над крышами домов светлело белёсым однотонным покрывалом. Листья на деревьях, стремительно выросших рядом с домом, поблекли, кое-где свернулись в трубочку и повисли безжизненно. Ветер где-то затаился и забыл свои обязанности: дуть, освежать, приносить грозы.

А я наступление лета пропустил мимо…

Мне стало жарко и душно, я заметил, что взмок от пота. Ничего не хотелось. Ни прихода Симона, ни разговора какого-либо с Сарыем, ни думать, ни, тем более, что-то делать или совершать какие-то поступки. Вот так бы вечно стоять и смотреть на мир через свили стекла, опершись локтями о подоконник, вяло перебирать воспоминания и образы.

Короткий звонок предупредил о приходе Симона.

– Наконец-то! – радостно засуетился Сарый и поспешил открывать дверь.

Я поплёлся за ним следом.

Симон… В синей свободной блузе независимого художника, с сумкой через плечо, строгий и подчёркнуто холодный. Он протянул сухую горячую руку для пожатия, снял сумку и аккуратно повесил её на вешалку. Поправил взмахом руки короткие волосы.

– Камен, что нового?

Учитель развел руками – ничего.

– Так… А у меня новости…

Пропажа ходоков

– Исчез Кристофер.

– Час от часу не легче, – всплеснул руками Сарый. – Ну, подлецы! Никак не успокоятся.

– Кристофер, – спросил Иван, – это кто?

– Ты его видел, – сказал Симон. – При встрече ходоков он обвинил Радича.

– Да, да, – вспомнил Иван и выразил внимание предстоящему рассказу Симона, но тот молчал.

– Что же это такое у нас происходит? – посетовал Сарый и тоже не получил ответа.

– Так что теперь? – снова поинтересовался Иван, не дождавшись ничего.

Симон после его слов с прищуром посмотрел на него, и… ещё помолчал.

Своим поведением он сегодня удивлял Ивана.

– Поговорим теперь об аппаратчиках, – наконец, сказал Симон, игнорируя всё, что было сказано до того. – Надо к ним сходить и передать вот это. – Симон протянул Ивану коробочку. – Здесь для них инструкция, что следует делать.

Побывав в будущем времени и посетив институт Непосредственных исторических свидетельств и контактов или ИНИСК, Симон не мог доложить там ничего существенного, кроме как пересказать услышанное от Толкачёва. Однако даже этих довольно скудных сведений хватило, чтобы сделать некоторые выводы и составить программу действий аппаратчиков, оказавшихся в плену у времени.

Свой век, быстрый в развитии, стремительный в проникновении в тайну тайн природы, обогащённый новыми зрелищами и элементами активного отдыха, Симон не любил. Ходок во времени с детства, он отстал и отвык, подобно большинству ходоков, от всего того, чего достигли его