Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Кэтрин Валенте

– Аэл, – позвала она тихо, как будто это значило, что они здесь только вдвоем, как это было однажды в поле с красными цветочками и деревьями, которые были почти как хурма, только не хурма. – Отчего ты заплакал в Библиотеке, когда мы открыли ларец?

Виверн взрыхлил когтями чешуйчатой ноги тонкую угольно-черную почву джунглей. Его оранжевые усики встрепенулись раз, потом другой, как хвост лошади, отгоняющей муху. От-А-до-Л очень туго обернул вокруг себя длинный алый хвост, будто пытаясь взять себя в руки.

– Не смейся надо мной. Я – большой зверь, и очень свирепый, и много времени провел один. Я не боюсь одиночества и могу задать ему трепку.

Сентябрь серьезно кивнула, хотя с трудом сдерживала улыбку, глядя на милую ящерку и ее свирепый нос. Огненные глаза От-А-до-Л блеснули в темноте.

– Я вспомнил тот день в поле светящейся пшеницы, когда ты пожелала нам всем оставаться целыми и невредимыми и мы проснулись, залитые солнечным светом.

– Но это же совсем не грустное воспоминание.

– Ох, Сентябрь, – вздохнул зверь. – Мы-то проснулись целыми и невредимыми, и солнце было таким теплым, а ты исчезла прямо на наших глазах, будто тебя и не было никогда, и прошли годы, три года прошло в мире, в котором тебя будто и не было! Может быть, ты умерла или просто не собиралась возвращаться, или, может, в твоем мире прошло еще больше времени, и ты выросла, и ходила на свидания, и забыла меня, а мне так тебя не хватало. И когда мы все же нашли тебя по прошествии этих трех лет, танцующей с тенями в той зеленой долине, ты вдруг раз – и исчезла снова, будто исчезать – это твой коронный номер. И часа не прошло, чтобы я не скучал по тебе, а ты снова исчезла! Субботе тоже было очень непросто, конечно, но ведь еще до того, как мы его встретили, ты уже ездила на моей спине и называла меня твоим. Помнишь ли ты эти слова? Я их помню. Я чувствовал… будто я вырос… будто у меня выросли передние лапы. Будто я не был больше виверном, но кем-то немного другим, потому что у меня появились передние лапы в форме девочки, я мог схватить ими целую Волшебную Страну и трясти ее, пока не вытрясешь что-нибудь хорошее. Но как только я их заполучил, их тут же отрезали, и я по тебе скучал, и это смешное слово, которое начинается с С, но нельзя его за это винить, потому что это правильное слово. Мне тебя не хватало. Как передних лап, как умения летать.

Сентябрь положила руку на грудь. Сердце ее сжалось в кулак, пытаясь одновременно спрятаться в груди и вырваться наружу. Но она не станет плакать. Нельзя. Уж очень Аэл разволновался.

– Ну что ж, – быстро проговорила она, расправляя плечи. Смотри и будь готова к встрече с тем, что увидишь. – Пошли!

Виверн и марид, казалось, сдулись, как два шарика, красный и голубой. Они легонько кивнули, будто говоря, что всегда знали, что так и случится. Это же Сентябрь все-таки. Какой была, такой и будет всегда.

– Мы вместе, – мягко сказала Сентябрь и протянула руки. – Я понимаю, что вы сказали, мисс Канделябра, но, как ни взгляни, наши судьбы переплетены и крепко сшиты. – Она запнулась на мгновение, посмотрела вниз на струящийся черный шелк своего одеяния и на свои маленькие руки. – Крепче, чем тени, – закончила она.

Бурак поскакала прочь. Ее хвост и крылья вспыхивали мерцающими огоньками спрятанных под ними молний. Аэл бросился ее догонять, оставляя ночной пикник без колебаний. Сердце его яростно билось в груди – его не бросили, он не один, он скачет через лес созревших бурь, топчет лапами подстилку Молниеносных Джунглей. С каждым ударом когтями ему казалось, что сейчас он дохнёт огнем, таким сильным было его возбуждение, но с каждым скачком он икал, давясь пурпурным пузырем, что бился изнутри о частокол его длинных зубов. Виверн чувствовал, как давление внутри него поднимается, струя огня становится больше, толще, горячей и все неотвратимей, будто в его животе пекут каравай хлеба, тяжелый как якорь. Это должно случиться, он чувствовал это, и как бы он ни пытался не дать этому случиться, он уже едва мог дышать из-за жара в горле. От-А-до-Л вырвался вперед, обогнав Бурак и своих друзей. Некоторые вещи надо делать в одиночку, как сказала ослица. Он не даст им это увидеть и не позволит огню опалить их. Молнии затрещали, засверкали и разрезали воздух вокруг виверна как раз в тот момент, когда фиолетовый цветок пламени распустился из его пасти, скручиваясь и завиваясь под пологом леса.

Но деревья не загорелись. Молниеносные Джунгли, казалось, упивались пламенем, как свежей водой. Они и сами были из огня, света и разрядов. Баобабы, полные огня, стали еще ярче, омывая воздух чистыми вспышками и хрустящими побегами разрядов.

Ноги Сентябрь и Субботы не могли тягаться с ослиными или виверновыми, поэтому они тряслись вслед на Арустук, которая с ревом летела под ветвями леса, над почерневшими стволами, рассекая шквальные лозы ветровым стеклом. Молниеносные Джунгли шумели в ушах Сентябрь статическим электричеством, словно из радио в ореховом корпусе, что стояло у них дома в гостиной. Вся процессия неслась по направлению к кромке деревьев, приземистые стволы которых четко виднелись впереди, как черные строчные буквы. Наконец, с последним раздвоенным всполохом света, змеившимся впереди них, Арустук вырвалась из чащи на поле серебристой поросли, на луг из крошечных, замерзших на лету брызг дождя, торчащих из почвы, как трава. Круглые черные озерки, глубокие и темные, как кровь, проступали на поверхности луга и вели прямо в горы, как бессрочный приговор…

Глава XIV

Нет

в которой Сентябрь встречает пару лунатиков, необычную вычислительную систему, несколько заблуждений и собственную судьбу, после чего наша героиня совершает одно решительное действие

Округлившимися глазами Сентябрь следила за дугой совершенно черных озер, исчезающей далеко в горах, так что не видно, где они кончаются. Каждое озеро идеально круглое, бездонное и чернее ночи. Странные, растущие из земли хрустальные брызги дождя, словно замерзшие на лету, образовали стебли, тростинки и стручки – очень бледные на фоне очень черных озер – и хрустели под их ногами, колесами Арустук и копытами Канделябры. Все они стояли меж двух больших прудов, разделенных узким травяным перешейком.

– Мы называем это Эллипсис, – сказала Бурак. Ее жесткие кудри сверкали молниеросой.

– О, Аэл, – вздохнул Суббота. Виверн, все еще возвышаясь над маридом, но уже не так, как раньше, печально повесил голову.

– Да ладно тебе, – сказала Сентябрь и погладила его длинную шею. – Все не так страшно. Я всегда хотела взять тебя с собой, чтобы познакомить с мамой. Теперь ты сможешь поместиться в нашем доме. Не беспокойся и, пожалуйста, не бойся!

Невыносимый, пронзающий уши грохот эхом раскатился в ночи. Руки Сентябрь невольно прижались к ушам. Глаза зажмурились, а все тело оцепенело – Сайдерскин вернулся за ними, этот ужасный кулак сейчас снова махнет над лугом и прудами, но на этот раз Арустук не прикроет ее своей дверцей. Ее просто расплющит. Суббота со вновь обретенной силой и ловкостью воздушного гимнаста прыгнул к ней и обхватил руками, укрывая.

Грохот снова сотряс холодный воздух.

Только вот вслед за раскатом грома не появилась лапа йети, подобно тому как в Молниеносных Джунглях гром не последовал за молнией. Сентябрь открыла глаза. Последовал третий раскат сокрушительного грохота, и опять ни порывов ветра, ни вспышек – только тонкий металлический смех. Через пруды Эллипсиса, ниже уровня воды, летело в огне и пене пушечное ядро, цветом напоминая планету Юпитер. Выстрел исходил из водоема на некотором отдалении от них и несся через воду, оставляя за собой пенный след, исчезая, когда озерцо заканчивалось, и снова появляясь в следующем. Наконец в темном круге рядом с ними выстрел нашел цель. Ядро взорвалось, ударившись о травяную корзину огромного полосатого воздушного шара, зависшего под водной рябью. От этого зрелища у Сентябрь слегка закружилась голова. Воздушный шар висел глубоко в воде, словно это была не вода, а небо, а они будто стояли на странной цирковой платформе выше неба, глядя вниз на воздушные создания. Корзина шара качнулась, но не сломалась. Отметка от взрыва в форме звезды с шипением расплылась на травяном боку корзины, рядом с множеством других таких же дымящихся отметок.

– И это ты называешь любовным посланием, Чернобровка? Пахнет так, будто гоблин спалил ненужный улей, – снова задребезжал тоненький металлический смех. Он пробивался из глубины озерца, смягчаясь, истончаясь и затихая по пути. Сентябрь заглянула в озеро. Белый воздушный шар переливался полосками цвета морской волны. Из его горловины время от времени вырывались цепочки пузырьков, удерживая его в высоте – или в глубине, кому как нравится называть то, что летает под водой. Но в корзине никого не было видно. Кто-то там наверняка прятался! В обугленной траве открылась дверца, из нее высунулось жерло пушечки из чистого серебра, блестящего как стекло. Жерло пушки было отлито в форме мужской головы со ртом, разинутым для прицельной стрельбы, и с завитками прядей из серебряных бабочек. Тело пушки и ее руки были стянуты назад и вниз больничной смирительной рубашкой. Второе ядро с ревом вылетело из зеркально-серебряного рта, на это раз напоминающее расцветкой планету Нептун – ярко-бирюзовое с кипенно-белым.