Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Кэтрин Валенте

Сентябрь, упав, больно ударилась боком о металлический край пишущей машинки, обросшей лунными сорняками. Клавиши под ее весом тяжело опустились, неразборчиво выплюнув на ленту какое-то слово. От удара зубы Сентябрь тоже клацнули. Она почувствовала, как в бедре что-то хрустнуло, и успела подумать: «О, только не это, я опять сломала ногу», прежде чем начала истекать кровью. Горячая влага просочилась сквозь черный шелк ее брюк в одно мгновение и начала стекать на клавиши пишущей машинки. По бедру пробежала острая боль. Она осторожно приложила руку к ране, и та окрасилась в яркий цвет. Только цвет этот не очень подходил к человеческой ране. Несколько ручейков красной крови действительно сочились по пальцам, но они тонули в горячей и липкой, как сироп, жидкости оранжевого, как пламя костра, цвета. Она даже немного пузырилась.

В ее кармане разбилась апельсиновая шипучка Балласта Донизу. Солнечный свет древних дней, гигантских папоротников и диметродонов, вервалов и памяти, хранящей все, что было, и жаждущей снова вернуться к бытию. Она быстро растекалась, густая и блестящая, капая во внутренности пишущей машинки, брызгая на каретку.

Сентябрь с облегчением рассмеялась, но тут же зажмурилась от боли, потому что осколки бутылочки все же вонзились в бедро. Она скатилась с промокшей пишущей машинки и шлепнулась прямо в реку крови Луны, все еще проступающей из не вполне затянувшихся каньонов. Сентябрь старалась не промочить ноги в теплой планетарной жидкости, но неосторожно отклонилась слишком далеко назад и снова рухнула на пишущую машинку, заливая ее апельсиновой шипучкой, невероятно древним светом.

Пишущая машинка начала дымиться.

Сначала Сентябрь подумала, что машинка горит. Ярко-оранжевая субстанция, покрытая, как шкура леопарда, пятнами крови Сентябрь, булькала и сочилась по клавишам. Она шипела и искрилась, лучи солнечного света пробивались наружу и втягивались обратно, солнечный свет давно минувших дней, когда феи были молоды, когда они украли свои первые крылья, когда вервалы и диметродоны, яблоки бессмертия и циклопы впитывали его тепло и блеск своей кожей. Солнечный свет хотел, чтобы все становилось больше, хотел сделать все таким, каким оно было когда-то: полчища гигантских папоротников, диметродонов и яблочных садов, покрывающие всю голодную землю. Шипучка из аппарата Балласта Донизу впитывалась в клавиши, сахарный сироп растворял буквы. Она благоухала, как сама добродетель, живая, растущая, прилежная, в полном расцвете сил. Но под ней пишущая машинка распадалась на части, съеживаясь и вздымаясь одновременно, пока не взорвалась, как влюбленный вулкан. А потом пишущая машинка превратилась в девушку.

Она была огромная, выше и сильнее любой феи, какую Сентябрь видела или могла вообразить. Ее крылья широко распахнулись призмами огненных цветов, стекловидные мембраны отсвечивали красным и зеленым в свете все еще несущихся по кругу звезд, все еще вспыхивающих закатов и рассветов, которые тасовались, как карты в колоде. В вышине маленькая красная луна все расширялась, озера и моря размазались пеной по ее лику, за снежные пики уже цеплялся отсвет матери-Луны. Волосы феи венцом окружали голову, перевитые зелеными лозами и побегами, в которых, словно новые звезды, вспыхивали розы. Самоцветы покрывали ее тело от головы до пят. Фея посмотрела вниз на Сентябрь. Глаза ее были черными, как начало мира, полными горящих белых звезд.

Фея ухватила Сентябрь огромными руками, как куклу. И начала смеяться.

Сентябрь посмотрела вниз, борясь с головокружением. Суббота карабкался по спине Аэла, спеша ей на помощь. Сайдерскин упал на колени, рубиновые глаза его наполнились горькими слезами. Сентябрь хотела позвать их, но не смогла. У нее перехватило горло. Арустук сверкала и сияла в новой стеклянной полосатой шкуре. Сентябрь извивалась в руках феи. От живого, обжигающего, яркого, землистого запаха феи у нее кружилась голова. «Что стало с тобой, Арустук, пока я с криками и свистом гонялась за йети?» Внезапно это показалось важным именно теперь, когда Сентябрь уплывала в тумане запахов и смеха, ползущем в разреженном воздухе. «Я все узнаю, обещаю тебе, мы еще посидим с тобой, как говорила Синий Ветер». Но заставить губы и легкие работать вместе, чтобы выговорить это, она тоже не смогла.

И тут Сентябрь почувствовала, как ее что-то тянет, как крючком за сердце, и это чувство было уже знакомо, она знала, что так будет, но не знала, что так скоро, ведь она всего одно мгновение побыла в Волшебной Стране, всего один миг! Поверх чудовищного плеча феи она видела, что возвращается Синий Ветер, как уже дважды возвращался за ней ее Зеленый собрат, выплывая из-за края мира, чтобы вырвать ее отсюда и отправить домой.

– У меня же был всего один день! – прошептала Сентябрь сдавленным голосом под бесконечно пристальным взглядом феи. – Не прогоняй меня!

Закат и рассвет вспыхивали и пробегали по ее лицу – это йети толкал время вперед, чтобы маленькая красная луна поскорее выросла. Кожа Сентябрь натянулась и горела, будто стала ей мала, будто какая-то отвратительная рука растягивала ее, держа за волосы и за ноги. Сентябрь закричала.

Невидимый крюк внутри тащил ее, фея хохотала диким гулким смехом, Суббота тянулся к ней, От-А-до-Л в панике ревел…

Сентябрь выпала из Волшебной Страны, как капелька пролитой крови.

И тут же вернулась обратно.

Она чувствовала, как Волшебная Страна выталкивает ее прочь, прочь от Субботы, прочь от Аэла, прочь от Арустук, от всего.

Но фея держала ее крепко и продолжала смеяться, все громче и пронзительней, пока смех не достиг силы грома, пока он не стал шквалом, так что даже Сайдерскин вздрогнул. Синий Ветер в сопровождении компании ту́пиков, хлопая на лунном ветру полами черничного пальто, весело носилась вокруг головы йети, сияя как рождественское утро. Она оперлась парчовыми локтями на блестящую темную голову ту́пика и обхватила ладонями подбородок.

– А сколько еще бед ты натворишь, – выкрикнула она, а в синих глазах плясали чертики, – если будешь всех принимать всерьез и делать все, о чем тебя попросят!

Сентябрь прочно застряла в Волшебной Стране, как гвоздь, вбитый по шляпку.

Глава XXI

Девочка, которая исчезла

Сумерки облетали прерию, зажигая огни и сзывая к ужину ударами колокола. Поломанный забор починили, и теперь он был в полном порядке. В проволоке, которой залатали дыру, запуталось несколько свалявшихся прядей шерсти серой гончей. Солнце садилось за главной дорогой – за ферму мистера Альберта, за владения Пауэллов, за домик Сентябрь. Наступила настоящая ночь, полная знакомых счастливых звезд. Луна, та самая луна, наша дорогая луна с ее старым ликом, взошла на юге, полная и яркая, как жизнь.

В амбаре Пауэллов большая чалая кобыла стонала, обливалась потом и тужилась. На свет появился не уклюжий лошадиный комочек. Снежно-белый на фоне спутанной рыжей шерсти матери жеребенок взбрыкнул – и почти немедленно, шатаясь, поднялся на ноги. Его призрачно-белое тело, такое яркое на фоне алой крови, чалой кобылы и амбара, отсвечивало в тусклом свете сумерек.

Полная луна обошла окна амбара, проливаясь в них светом, как молоко.

Только Сентябрь не могла полюбоваться этим, потому что ее там не было. Солнце завтрашнего дня заглянет в ее пустую постель, а женщина с машинным маслом под ногтями закричит голосом, окрашенным паникой, как яркой краской, будя мужа, чтобы он позвонил сестре, прямо сейчас, у мистера Альберта есть телефон, пойди и позвони сестре, и перестань задавать вопросы – а собачка будет рыться в подушках девочки, которая исчезла.