Пещера - Валерий Бардаш

На кухне было жарко. Она разрешила слегка раскрыть занавески. Она подложила небольшую подушку на клейкое сиденье стула. Одежда на кухне была совершенно неуместна. Вкус спелых абрикосов в полном согласии со вкусами перевалившего на вторую половину жаркого лета. Поры свободы и легкости, лености и желания. Она отказывалась от вина. Оставалось еще два абрикоса, но он поднял ее на плечо и понес к их кровати с двумя мокрыми пятнами на помятой простыне. Она ощутила одно из пятен спиной и раскинула в стороны свои руки и ноги.

Вечером дома она помыла арбуз и взяла в руки большой нож. Одна в пустом доме. Две половины разделились с многообещающим хрустом. Она отправляла в рот сладкий кусок за куском, радуясь своей свободе. Где-то есть ее счастье. Она только должна начать его искать.

– Папа, а инопланетяне есть?

– Что? Не знаю. Наверно, нет. Почему ты спрашиваешь?

– Грустно, если их нет.

– Почему грустно?

– Что больше никого нет. Мы одни.

– Мы всегда одни, сынок. Всегда живем в одиночку.

Дмитрий посмотрел на сына. Забываю, с кем говорю. Товарищ по восхождению. Зачем такие слова мальчику? Сам узнает. Эх, дела. Дмитрию не нравилась атмосфера в палатке.

– Как твоя голова?

– Хорошо, – Саша ответил на вопрос не задумываясь.

Дмитрий сам не знал, зачем продолжает задавать этот вопрос. Терпеливый. Наверно, думает, что так принято на восхождении. Павел тоже не возражает. Два бодрячка. Дмитрий не решался пока тормошить друга. Лежит с закрытыми глазами. Молодец, дотащился. До пещеры совсем ничего. Все заберемся. Там спасение.

– А в пещере кто-нибудь живет?

– Нет, там никто не живет. Я там никого не видел.

– А ты много раз там был?

– Много.

– И никого не видел?

– Никого.

– Может, они уходили?

– Может. Почему ты думаешь, что там кто-то живет?

– Она волшебная?

– Волшебная.

– Она меня вылечит?

– Да.

– У меня ничего не болит. Меня не надо лечить. Дядю Пашу надо. Ты сможешь его туда донести? Он тяжелый.

– Дядю Пашу не надо нести. Он сам дойдет. Да, Паша?

Павел открыл глаза и попытался улыбнуться. Не расслышал вопроса.

– Хочешь чаю? Поднимайся, мы тебе оставили полкружки. Я еще сделаю, если нужно.

Дмитрию пришлось возвратиться за ним. Он нашел Павла в двух веревках внизу. Совершенно обессиленного. Освобожденный от рюкзака, Павел заметно ожил и стал подниматься, подпираемый другом. Очень обрадовался, когда увидел палатку.

Дмитрия испугали его глаза. Когда Павел поднял очки поверх каски. В них отсутствовало что-то, пугающе отсутствовало. Дмитрий никогда не видел таких глаз. Он промолчал.

Осталось совсем немного, почти пришли. Только бы пережить ночь. Нужно заставить его попить чаю. Пускай отдохнет. Дмитрий посмотрел на живые глаза Саши. Ничего у него там нет. Какая опухоль? Скорее всех в пещеру. Мой сын.

Последнюю веревку Саша попросился идти сам. И прошел, хорошо прошел. Благо ветер утих. Погода благоприятствует. Только бы пережить ночь.

Никаких признаков оживления. Видит, что я слежу, или не видит?

– Паша, чай остыл. Поднимайся, попей.

– Ага.

– Давай, давай. Тебе нужно попить. Целый день шел. Рюкзак тяжелый тащил. Давай, Паша, приподнимись немного.

Павел неохотно поддался. Он отпил несколько глотков и откинулся назад на стенку палатки. Не свалил бы.

– Устал я сегодня, – Павел оглядел своих товарищей. Заинтересованные глаза мальчика, пронизывающие друга. Он улыбнулся Саше.

– Как дела?

– Хорошо.

– Ты молодец, хорошо сегодня шел. Сам?

– Папа разрешил только одну веревку. Я бы мог все пройти.

– Молодец. Еще пройдешь. Придет время.

– Пей, пока теплый.

– Пью. Завтра возьмем только веревку?

– Да. Возьмем еще горелку на всякий случай. Больше ничего не надо. Отсюда два, максимум три часа хода. Просто, по полке, а в конце полки немного вверх по легким скалкам. На полке есть несколько неприятных мест, нужна веревка.

Павел допил чай и отдал кружку Дмитрию.

– Устал я сегодня. В конце как будто в стенку уперся. Спасибо, что помог. Наверно, еще бы шел.

– Отдыхай. Завтра можно не подниматься рано. Нам всего нужно пару часов. Отоспимся – и вперед.

Павел кивал головой. У Дмитрия отлегло от сердца. Оклемался, старый хрен. Тяжелое это дело – ходить в горы. Как же я оставил его позади? Почему не сводил в пещеру? О чем думал? Сколько времени потеряно. Завтра, завтра все исправится. Без этих двоих все остальное теряет смысл. Для кого ходить, для чего? Для себя? Чуть не потерял обоих. Завтра затащу их в пещеру. Там отдохнем, восстановимся, а потом спустимся вниз, как полагается. Как настоящие восходители. Только бы ночь пережить. Лицо посветлело, улыбается, силенок бы побольше.

– Паша, давай еще немного.

– Хватит, мне не выйти сегодня из палатки. Наделаю в штаны.

– Ничего, я тебя выведу. Обезвоживание сейчас самая главная опасность, а у нас полно газа. Глупо не пользоваться. Тебе надо еще одну кружку выпить.

– А помнишь, как мы с тобой сидели на той полке три дня. Ни газа, ни еды. Хорошее было время.

– Помню. Пей, чтобы еще раз так привелось приятно посидеть.

– Мы с тобой хорошо ходили. Когда я завязал, сначала вроде было неплохо, но потом как вдруг навалилось. Лет десять прошло, наверно. Так захотелось обратно. Но было поздно.

– Опять за свое, Паша. Никогда не поздно.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Когда-то я думал, что смогу так же хорошо устроить свою жизнь внизу. В безопасности и тепле, у жены под боком. Удавалось себя обманывать какое-то время. И ты был. Приносил воздух гор иногда. Подышать. Потом вдруг стало ясно, что ничего не получается. Где радость? А назад уже поздно. Стал думать, что это неизбежность, старею. Никому не избежать. Но здесь по-прежнему все так же хорошо. Просто и хорошо. Сколько времени потрачено зря.

– Пей, восстанавливайся. Мы с тобой еще походим.

– Было время, я думал о тебе свысока, признаюсь. Уходишь от жизни, внизу построить жизнь сложнее, не каждому по зубам. И правда сложнее, мне тоже оказалось не по зубам. Люди живут, не знают, что теряют. Но я-то знал, я ведь знал, что теряю. Самые лучшие дни в жизни. Слабость или предательство? Глупость, козел я. Ты молодец, Дима. Ты намного умней меня оказался.

– Опять тебя разнесло от чая, Паша. Повторяешься. Не болтай зря, побереги силы. Такое несешь.

– Да, нужно было забраться сюда, довести себя до такого состояния, чтобы наконец поумнеть. У меня ясность в голове как никогда. Неужели завтра дойдем до пещеры?

– Дойдем, отсюда рукой подать.

– Хорошо. Но что бы там ни было, если выживу, теперь я только в горы буду ходить. Пока не загнусь.

Дмитрию не нравились эти разговоры в палатке. Не альпинистские. Ожил, хорошо.

– Паш, давай ночь переживем да следующий день. Допей чай, выйдем на воздух, а потом ляжем спать. Нужно хорошо отдохнуть.

– Ты прав, – Павел отдал Дмитрию пустую кружку, – пора спать. Уже темнеет. Наружу я, пожалуй, не пойду.

– Хорошо. Может, съешь немного каши? Это твоя доля, еще не остыла.

– Нет, не хочу.

– Саша, ты еще хочешь? Придется самому доедать. Зря это вы, хорошая каша.

– Ешь, тебе завтра опять за троих работать.

Павел и Саша молча смотрели, как Дмитрий не спеша доедал кашу.

– Кто-нибудь хочет наружу? Саша тебе не надо? Ну, как хотите.

Дмитрий осторожно вылез из палатки. Ветер значительно утих, во второй половине дня несколько раз показались просветы в облаках. По прогнозу никакого ослабления непогоды не ожидалось, но там иногда ошибаются. В такой ветер просто удовольствие ходить. Дмитрий задрал голову. Темнота. Он осторожно обошел палатку, проверил растяжки, еще раз посмотрел наверх и залез внутрь. Павел и Саша лежали рядом. Никто не поднял головы.

– Как там?

– Ветер утихает. Нормально.

Дмитрий устроился на своем месте и выключил фонарь. В палатке как будто сразу стало холодней. Пришел шум ветра, отдаленный. Они были в хорошо защищенном месте.

Нос Саши подмерзал, но он не хотел его прятать в спальник. Внутри спальника было тепло. Он думал о том, что завтра отец разрешит ему идти самому и они будут помогать дяде Паше. Дядя Паша лежал слева, неподвижный и бесшумный. Саше было хорошо с отцом и дядей Пашей. Он не хотел признаваться, что скучает по маме, по дому. Завтра они попадут в пещеру. Она представлялась ему освещенным радужным светом теплым тихим местом. Он не очень стремился туда и не возражал бы, если бы завтра они пошли сразу вниз, домой. Ему очень нравились горы. Он не ведал еще, что заражен ими до конца своих дней. Что никогда ему больше не усидеть долго внизу. Что будет ему слышаться там шум сопротивляющейся ветру палатки, приютившейся высоко на стене большой горы. Ветер усиливался, утихал и усиливался снова. Саша уже почти привык к нему, он, как отец, почти не обращает на него внимания. Такой же, как отец. Сильный. Он почувствовал, как сон одолевает его.

В момент затишья Павел услышал сопение мальчика. Детский сон, десять лет жизни за детский сон, двадцать. У тебя их нет. А вдруг. Завтра пещера. Павел не мог, как ни старался, заглянуть в завтра. Оно за темной непроницаемой полосой, еще не существует. Всегда мог. Сегодня не может. За темной непроницаемой полосой. Он совсем не чувствовал своего тела. Оно должно заявлять о себе усталостью. Болью в коленях, плечах. Тяжестью в голове. Вдавливающей в землю тяжестью. Так реагирует на усталость здоровое тело. У меня нет никакой картины завтра.