Бледное солнце Сиверии - Александр Меньшов

Исаев замолчал.

— Так что там? — подал голос Стержнев.

— В любом деле всё решают деньги, — неопределенно ответил Жуга. — Даже для бунта нужно золото. Вот чем команда «Валира» тут, в Сиверии, занималась.

— А причём тут Молотовы? — снова спросил Стержнев.

— Самому интересно… Ты, говоришь, что тут ещё ко всему прочему и твои ратники внезапно заболели?.. У меня только один вывод напрашивается: скорее всего, это дело рук купцов, может и Молотовых. Сдаётся мне, что они финансировали мятежников. А когда стало ясно, что медный прииск особых денег не приносит… ты же, Бор, сам говорил, что наёмник плохо отзывался о медяках… Да положи ты свою колбасу! Махаешь перед носом!

Я чуть опешил и молча поклал её на стол.

— Ты хочешь сказать, что слухи о том, что Молотвы чеканят монету, правда? — привстал Влад.

— Боюсь, что так.

— Но Щука прямо ничего не сказал, — вставил я своё слово.

— Но намекнул же, — улыбнулся Исаев. — Жаль, что Щука подох. В который раз удостоверяюсь, что рядом с тобой, Бор, даже цветы вянут… Эх, если бы ты не уничтожил списки, то вопрос решился бы очень быстро.

— Да, видно наёмники были в отчаянии, раз напали малым числом на гоблинов, — усмехнулся Стержнев.

— Они ещё говорили о третьей группе, — вспомнил я. — Она пошла в храм.

— Какой храм? — не понял Исаев.

— Да я почём знаю…

— Куда пошла? — Влад нахмурился. — В храм? На севере, почти в тундре, там, где заложили астральный порт…

— На мысе Доброй Надежды? — уточнил Исаев. — И что там?

— Мен-Хаттон. Ермолай Сотников всё думал когда-нибудь добраться до него и…

— Некрополь?.. Проклятый Храм… О, Святой Тенсес!

— Мен-Хаттон, — продолжал Стержнев, — это древнее кладбище народа Зэм. Мой старый знакомый Гордей, по прозвищу Витязь, командует на мысе отрядом Защитников Лиги. Вот он как-то мне говорил, что среди разведчиков ходят слухи о сокровищах, спрятанных в глубинах Некрополя. Но никто не решается туда ходить. Истории разные бают… Про оживших мертвецов, ну и в том же духе.

— Не хватало нам на голову ещё и культистов Тэпа! — буркнул Исаев. — Если и они причастны к мятежу…

Жуга не закончил, уставившись в пол. В комнате повисло молчание. Все обдумывали информацию, сопоставляли факты.

— У меня сейчас другое в голове не укладывается, — сказал Стержнев. — Откуда в поселении гоблинов взялся шлем Ермолая?

— Да уж, загадка, — кивнул головой Исаев, глядя на старый шлем. — Это точно его?

— Точно. Мне ли не знать!

— Не хочу никого обижать, но Ермолай порою сам нарывался, — Жуга встал и прошёлся взад-вперёд. — Конечно, сам шлем ещё ничего не доказывает… Возможно, он его просто потерял.

— Не думаю, — несколько надменно ответил Стержнев. — Факт в том, что Молотовы ведут себя слишком нагло. Я бы сказал — самоуверенно. Иначе бы они не решились на грабёж гоблинов.

— Это тоже не факт, — отмахнулся Жуга. — Да и вообще весь наш разговор мне сейчас напоминает сплетни торговок на рынке. А вы слышали, а вы видели! Ерунда это всё! Ерунда! Всё пока косвенно, ничего прямого…

— И что тогда делать? — спросил Стержнев.

Спросил и отчего-то посмотрел на меня. Исаев тоже отчего-то уставился мне в глаза.

— Что? — не понял я.

— Тобой ведь заинтересовался Демьян Молотов, так? — с каким-то намёком спросил Влад. — Необходимо войти в его окружение и постараться выяснить…

— Да вы что! Одно дело…

— Да ты не торопись, — остановил меня Жуга. — Обдумай. Посмотри, как возможно войти в доверие…

— Я не такой!

Отворилась дверь и в щёлочку просунулась взлохмаченная голова Егорки.

— Чего тебе? — зло прикрикнул Стержнев.

— Я про тятю бы узнать. Где он?

Влад сразу остыл и потупил взор.

— Выйди, пока. Потом поговорим.

Дверь закрылась, и Стержнев посмотрел на меня.

— Послушай, я не хочу давить, — вдруг сказал он, — но если бы я сам мог или умел… мне ведь не дано… Хотя бы в память о Туре. Попробуй, а? Ведь такой шанс.

Я молчал, скрежеща зубами.

Перед глазами снова встал образ сотника, яростно отбивающего атаки гоблинов. Подожжённые мною дома посёлка хорошо освещали местность, и пока я тянул на себе израненного наёмника, всё слышал громыхающий голос Тура.

Кажется, он молился:

— …Тенсес, дай мне силы хранить верность Свету… наставь на путь… помоги… помоги…

Последнее слово въелось в мозг, словно клещ под кожу.

«Помоги… О, Тенсес, помоги и мне! Как бы хотелось веровать в твой Дар!» — наверное, я никогда не испытывал столь «болезненных» мыслей.

И снова я в который раз увидел ту картину, когда гоблины свалили Тура наземь, и разорвали его на части. Первое, что я увидел, это была его правая рука, сжимающая меч.

Удивительно, но даже до конца своей жизни, он не выронил оружие. Меч сиял холодным, но приятным глазу, голубоватым светом.

А потом, кажется, была голова…

Не заметно для себя, я обнаружил себя стоящим на улице. Морозный воздух обжигал горящее лицо.

— Дяденька, — кто-то дёрнул меня за рукав.

Это был Егор. Он ничего не спрашивал, а просто заглядывал мне в глаза. Сидевшие за ним собаки тоже смотрели на меня каким-то странным взглядом. Мне казалось, что вся эта троица ждёт, что я сейчас во всеуслышание объявлю:

— Тур задержался в пути. Идёт через тайгу. Завтра должен добраться.

Но я молчал. А они всё смотрели на меня. И ждали.

— Послушай, парень, — начал я.

Слова никак не хотели складываться в предложения. Я чувствовал себя полным дураком. И ещё чувствовал себя виноватым.

Может, надо было настоять? Может, надо было потребовать от сотника, чтобы он незамедлительно уходил в Молотовку, а не пёрся со мной в поселение гоблинов?

Проклятье! Дурацкая ситуация!

— Послушай, парень… Егор… Тятя… Тур… был храбрым человеком…

Это всё не те слова! Ерунда!

— Он мужественный человек! Если бы не его помощь…

Егор опустил голову. Я думал, что он сейчас заплачет, но парень с силой закусил нижнюю губу.

Что ж ему сказать? Как успокоить? Приободрить?

Эх, Бор, Бор! Чему ты в жизни только научился, кроме того, что убивать?

— Он умер, — это всё, что смог я сказать.

— Умер? Навсегда умер?

Слова, будто колючий ёж, застряли в горле.

Навсегда? О, Тенсес! За что мне это?

— Навсегда, — глухо ответил я, сжимая зубы до ужасного хруста.

Егор медленно развернулся и побрёл прочь. Псы прямо с человеческой печалью в глазах посмотрели на меня, а потом, опустив хвосты, также медленно поплелись за мальчиком.