Человек и Церковь. Путь свободы и любви - Этери Чаландзия

В современном мире никому нет дела до твоей святости. Совершай духовные подвиги на своем столпе сколько хочешь – в мире рок-н-ролла ты никому не интересен, на тебя никто внимания не обратит. Ты можешь исцелять, ходить по водам, мертвых воскрешать – для этого мира это ровно ничего не значит. Кто-то обратит внимание, остановится на минуту, скажет: «Круто!», отвернется и пойдет дальше, забудет обо всем и вернется к самому себе и своим делишкам.

Бунюэль снимал свой фильм в 1960-х годах и очень точно угадал настроения. Современный мир – он таков. Отказ от проблемы поиска истины и от стремления приблизиться к пониманию самих себя превратил все самое важное и прекрасное в стеб. Теперь все смешно, все несерьезно, все прикольно, за что ни зацепись. Такой мир очень близок к аду по своему внутреннему состоянию.

В одном из песнопений, которое поется на Страстной неделе, есть слова про «ад всесмехливый». Господь, распятый на кресте, умерший и погребенный, спускается в преисподнюю, и Его встречает этот «всесмехливый ад». Смех и хохот встречают Истину. Этот ад кажется таким могущественным, таким настоящим и всепобеждающим, подвергающим в своей насмешливости сомнению буквально все.

Вот это состояние адской всесмехливости проявляется сегодня в разных аспектах современной жизни, но прежде всего в искусстве. Конечно, вне всякого сомнения, в любое время, в том числе и сейчас, на этой территории происходит и нечто прекрасное, таланты неизбывны и всегда есть место индивидуальности и авторскому высказыванию, которое не подчиняется моде. Однако проблема постмодернизма как некой «слепой и пустой зоны», лишенной системы координат и потребности в поисках ответов на самые простые и одновременно сложные вопросы, продолжает существовать. Современный мир не оставляет места Богу, в нем нет вопросов, Бог стал неинтересен. И этот процесс характерен не только для нашей страны. Это процесс, охвативший все человечество.

Особенности современного искусства сформированы, прежде всего, системой ценностей, в центре которой – стремление к благополучию. Это, в общем, искусство пресыщенного мира, искусство сознания, которому все позволено. За современными формами искусства стоит не столько атеистическое мышление, сколько новый виток научно-технического прогресса. Атеизм XX в. рождал очень серьезные смыслы. И те же Бунюэль, Чехов, Фет и многие другие, искренне считавшие себя атеистами, обнажали свои сердце и душу, заставляя людей ужасаться, шокировали их, но тем не менее пробуждали человеческие чувства. Они заставляли думать, страдать, плакать. Порой даже испытывать чувство отвращения, как это делает, скажем, Ларс фон Триер сегодня. Но его фильмы тем не менее – это не постмодернистское искусство, это работы настоящего художника.

Современные технологии чрезвычайно ускорили процесс и многое упростили. Раньше освоение творческой профессии требовало многолетних усилий, теперь можно, например, купить фотокамеру и за один день стать фотографом. Понять, что обладаешь слухом и каким-то голоском, – и начать петь, гастролировать и выступать. В этом есть свои положительные стороны – творчество перестало быть уделом избранных и приобрело массовый характер. Любому можно самовыразиться, проявиться, показать себя. Минус в том, что одновременно с доступностью снизилась планка. И дело не только в том, что можно плюнуть краской на холст и прославиться, дело в том, что искусство перестает быть призванием. Снимать, писать, рисовать, сочинять можно между делом, левой ногой, не обладая ни знаниями, ни пониманием своего уровня и места в искусстве. Более того, ценности подменяются, непрофессионализм или хулиганство объявляются концептом. Порой достаточно создать случайный «артефакт» – и ты популярный концептуалист.

Всё доступно всем. Процветает искусство скандала, а не искусство идеи, искусство провокации, а не смыслов, искусство отрицания, а не познания себя и мира. Кто ты, зачем живешь, что будет с тобой завтра, после смерти, что такое любовь, почему ты любишь? Такими вопросами мало кто задается. Но это вопросы вечные, и потребность приблизиться к их пониманию и заставляет человечество развиваться, в том числе и через поиски в области искусства и культуры.

Но как определить, какое искусство полезно, а какое вредно, хорош или плох текст, прогрессивна ли идея или художественный прием? Это тема и культурологических, и общественных, и церковных дискуссий. Бодлер, например, написал «Цветы зла», сборник лучших его стихов. Там в числе прочих есть и стихи, посвященные Сатане. Вредные они или нет? Эти стихи – попытка поэта разобраться в себе самом, в своей душе, в том, что и почему с ним происходит, как устроен этот мир и каково его место в нем. Читатель понимает и чувствует, что испытывал Шарль Бодлер, какую боль, какое разочарование в жизни, в любви, в своих отношениях с Богом пришлось ему пережить, чтобы «цветы зла» проросли в его душе. Все это признаки настоящего искусства, которое просто не может быть вредным.

Тебе, о Сатана, мольбы и песнопенья!О, где бы ни был ты: в лазурных небесах,Где некогда царил, иль в адских пропастях,Где молча опочил в час страшного паденья, —Пошли душе моей твой непробудный сонПод древом роковым добра и зла познанья,Когда твое чело, как храма очертанья,Ветвями осенит оно со всех сторон!

Есть произведения, откровенно пропагандирующие зло. Какие-нибудь сталинские или фашистские агитки, например. С ними все понятно. Но бывают очень изобретательные и талантливые проповедники зла. Такие манипуляторы могут использовать свой дар во вред себе и другим. В этом смысле талант – это испытание и ответственность.

Настоящее искусство очень многого требует от человека. Это масскульт, который всегда процветает, не нуждается в серьезных затратах энергии – ни интеллектуальной, ни душевной. А путь истинного познания оказывается порой крайне непростым. Внутренние переживания способны выкристаллизовать самую суть человека. Это сложный, но благодарный путь.

В сфере искусства всегда будут находиться более и менее талантливые люди, проблема в том, что оно само сегодня стало достоянием технологов. Перестало быть выражением бытийности и перешло в социум. Актуальное искусство стало социальным. Проекты собираются, как фигурки из кубиков, как церкви из конструктора. Вот они есть, а завтра их уже нет. Дизайн и реклама стали искусством.

И это симптоматично. Как только кончается бытийность, начинается обыденность. Искусство все больше выполняет функцию обслуживания. Художественными средствами реализуются социальные протесты, реклама становится своего рода перформансом. В свою очередь, в кинематографе и театре драматургия мельчает, из нее уходит трагедия; конфликты, поступки, герои становятся менее масштабными. Пространство словно съеживается.

Есть и обратные примеры. В современном кинематографе это Андрей Звягинцев, без всякого сомнения. Александр Сокуров из тех художников, что живут стремлением к осмыслению бытия. Сергей Гандлевский и Тимур Кибиров держат марку настоящих поэтов. Тот же Тимур Кибиров вроде бы действует в плоскости постмодернизма, но недавно вышел сборник его православно-кафолических стихов, совершенно удивительных, по-настоящему христианских.

ДРАЗНИЛКА

Лучезарный ЛюциферСовершенно обнаглел!Но архангел МихаилХулиганство прекратил.Вображала хвост поджала,К нам на землю убежала!Из надмирных горних сферК нам свалился Люцифер.Но и с нами он опятьСтал в царя горы играть!Всех столкнул и занял онСамый-самый высший трон.Шишел-мышел в князи вышел!«Кто меня сильней и выше?!Высоко сижу,Далеко гляжу —Ни единогоВысшегоНе нахожу!»Но нашелся одинЧеловеческий Сын,Он поднялся повыше его!Так высоко-высоко,Так высоко,Что уж выше и нет ничего!Он поднялсяНа высоту Креста,А тебе не прыгнуть выше хвоста,Лучезарный, мятежный дух,Повелитель навозных мух!ПолетелЛюциферВверх тормашкамиВо помойную яму с какашками!А кто с ним якшается,Тот сам так называется!

В прозе я бы упомянул Виктора Пелевина. С моей точки зрения, он вряд ли является выдающимся писателем, но, без сомнения, одарен и талантлив. И его случай показателен: он сам похож на человека глубоко переживающего и мыслящего, но словно принявшего решение никуда и никого не вести за собой. Он производит на свет много вроде бы серьезных и глубоких идей, явно чувствует абсурд момента, делает порой пророческие выводы, но все это не имеет продолжения. Его поиск, если он и есть, ни к чему не приводит. Доминирует опять же постмодернистская недосказанность, нет сформулированной идеи, всё как-то ни да, ни нет, ни черное, ни белое.