Любовь со вкусом вишни - Татьяна Алюшина

На время обеда Игорь заменил Пирата на какой-то там позиции, Ника так и не поняла на какой, да и какая, собственно, разница! Хоть восьмая из «Камасутры», тут бы на самом деле не кукукнуться от происходящего.

Когда опустились сумерки, дом был преображен до такой степени, что становилось жутко до мурашек. Это был теперь совершенно другой дом, в котором жил хозяин с абсолютно иными привычками, повадками, характером, другими болезнями, запахами, одеждой, мелочами – дом из чужой жизни.

Апельсин, не вынеся непонятных, к тому же незнакомо воняющих перемен, давно убежал во двор и больше не возвращался в дом, только подходил к двери и, переминаясь с лапы на лапу, тихо поскуливал, не нравилось ему происходящее, ой, как не нравилось.

Василий Корнеевич предложил выпить чаю, посумерничать.

– Можно и чаю, а можно и по рюмочке после трудов праведных, – выдвинул встречное предложение Весин.

У Кнурова зазвонил телефон, кивнув головой в знак согласия с предложением «по рюмочке», он нажал кнопку ответа.

– У нас «гости», – сказал ему Пират.

– Шустрые ребята. Приглядывай!

Кнуров набрал другой номер.

– Юра, прибери там повнимательней и встречай нас у первого выхода, да посматривай вокруг, «гости» уже здесь.

Юра относил в схорон последнюю коробку и спутниковую антенну.

– Рюмочку примем в другом месте, – убирая телефон, распорядился Кнуров и объяснил: – Прибыл ваш Михаил Иванович со товарищи. Ну, что ж, Василий Корнеевич, таки пришло время воспользоваться вашими подземными ходами и достижениями строительной инженерии.

– Значит, не зря мы с Игорем трудились! – улыбнулся довольно Василий Корнеевич.

– Еще как не зря! Так, Кнут, забирай их, и уходите через первый ход, Юра вас встретит, идите к машинам и ждите звонка. Василий Корнеевич, Апельсина вперед и объясните ему, что и как, чтоб обошлось без озвучения отхода.

Он с ненавистью смотрел в затылок своего водителя, сидевшего за рулем служебной машины, в данный момент безнадежно застрявшей в пробке на Тверской.

Ни пробка, ни водитель, впрочем, не имели никакого отношения к мучившей, изводившей, душившей его ярости.

Как можно было так лохануться?! Как, вашу мать?!

Как можно было пропустить этот дом, который, оказывается, всегда принадлежал бабке?! А теперь и девке этой!

Ведь если где и прятать что, так в доме, да и сама девка наверняка там отсиживается!

«Сука! Удавлю!!»

Подчиненного, отвечающего за информацию о девушке и попавшего под первую, неконтролируемую вспышку злости начальника, уже увезли в больницу, избитого до бесчувствия.

Если бы он не выместил на ком-то необузданный взрыв переполнявших эмоций, то вряд ли смог бы сейчас спокойно ехать на условленное место встречи со своей группой.

«Ничего, вечером будем на месте, а уж там мы точно что-то найдем и барышню сбежавшую. Нет, ну какова сука!»

Веронику раздражало бездействие.

Поздно ночью их с дедушкой и Апельсином привезли в дом Антона и Натальи Ринковых, а рано утром, пока они еще спали, все мужчины уехали.

Вернувшись вечером с работы, Антон попытался успокоить девушку, объяснил, что раз Матерый взялся, он сделает все как надо.

Хозяева замечательные люди, и их дети, и няня с домработницей, и дом, и пришедшая Дина с сыном Иваном, и это еще больше раздражало Нику, потому что их с дедушкой, не спрашивая, привезли и навязали этим хорошим людям. Веронике было очень неудобно пользоваться их гостеприимством.

Дедушка, который не мог сидеть без работы, тут же нашел себе очень важное дело. Он, стараясь быть тактичным, поинтересовался у Натальи, почему они не разводят огород, места же на участке предостаточно, хоть зеленушку какую к столу посадить.

– Да не умеем мы и как-то не думали об этом, – ответила она.

– Вы позволите мне поогородничать у вас? – спросил он у хозяйки. – Мы с Никушей уедем домой, а у вас зелень всякая будет к столу, это всегда в радость.

– Да, конечно, Василий Корнеевич, делайте что хотите и где хотите, только с двумя условиями! Первое, вы станете делать только то, что вам действительно нравится и доставляет удовольствие, и второе, вы дадите мне железное обещание, что не будете перетруждаться!

– Договорились!

Они обошли вдвоем с Натальей весь участок, подобрали место для грядок за домом, так чтоб и не на виду, и не совсем уж маленький получился огородец, и освещение чтобы достаточное, съездили на станцию и еще куда-то, купили семена, рассаду, и Василий Корнеевич приступил к делу.

Ника с удовольствием возилась с детьми и взялась помогать Наталье готовить. Апельсин, удвоив бдительность, обходил новые владения.

Кнуров ехал в дом к Ринковым совсем уж поздно, к ночи. Он устал, почти не спал и злился.

Тайник они нашли, подивившись мудрости покойного Игоря-Олега, но указания в нем были совершенно непонятны, и ясно, что без Василия Корнеевича в послании не разобраться.

Он просидел в архиве весь день, мало того, пришлось обращаться к Деду, чтобы получить разрешение. Дед, конечно, умница, присмотревшись к Сергею, сразу расщелкал, что он ввязался в какое-то непростое дело и уже взял интересный след, лишних вопросов не задавал, но мягко потребовал доложить детали. И хотя Кнуров давно уже не был его подчиненным, «сынком», как их всех называл генерал, но докладывать все-таки пришлось.

Да к тому же пришлось принимать в офисе срочного клиента, и хоть не любил Сергей совмещать дела, но иногда приходилось.

Кнуров поймал себя на том, что торопится, и сбавил скорость.

Он хотел видеть Нику, ее зеленые глаза, слышать спокойный, с придыханием голос, паузы между слов, эти летящие прядки волос, еле уловимый вишневый запах, вызывающий воспоминания о греховном наслаждении вишнево-коньячного шоколадного вкуса.

«Нет, нет, Матерый, это не для тебя! Кнуров, ты сбрендил! – вел он серьезный диалог с собой. – Никаких западаний. Ожиданий! Чур меня, чур!»

С этой Вероникой невозможны отношения, к которым он привык. Никакого легкого постельно-разговорного жанра, никаких отстраненно-безнадежных «я позвоню».

Она другая. Просто другая, и все, – слишком настоящая, умная и правильная девочка, из разряда тех, от которых он как раз держался на максимально возможном расстоянии.

Он битый-перебитый мужик – свободный «ходок», циник до костного мозга.

«Вот и нечего туда лезть! Между прочим, она тебя и не приглашала!»

Кнуров уволился в запас, когда приперло совсем уж по самое «не могу!» – вот именно по это самое он и не мог видеть и терпеть – глупые, преступные приказы, обусловленные высокой политикой, а чаще просто тупостью и бздением штабных начальников или большими деньгами, не мог видеть, как из-за этого гибнут молодые пацаны и разваливается армия. И много-много всякого дерьма той же направленности, о котором ни вспоминать, ни думать не хочется и тем паче становиться участником.