Нечего бояться - Татьяна Зингер

После забрала свои продукты и понеслась подальше от площади. В воздухе пахло отчаянием, и запах вызывал тошноту.

-- Постой, -- Ник нагнал меня, перевел дыхание, -- успокойся, пожалуйста.

-- Не представляю, о чем речь, -- отрезала я.

-- Я буду помогать им, понимаешь? Буду. Пока есть лишняя пища, пока хожу и зарабатываю.

-- Почему они не работают сами?! -- я остановилась, отложив коробку, уперла руки в бока. -- Почему просят, когда видят, что ты делишься последним?! Тот попрошайка выглядел здоровее тебя. А женщина общалась с нами так, будто мы ей обязаны.

-- Тебе показалось, -- мягко и осторожно. -- Разве последнее? Вон сколько осталось.

Я пересчитала количество его банок. Ровно семь штучек -- по разу в день. Смешная порция, неспособная утолить аппетит. Глупое упрямство! Он предпочтет падать в голодные обмороки, но не отказывать другим. Те люди, косящиеся жадными взглядами, тоже получают продуктовую помощь, зачем они лезут к нам? Знают о щедрости Ника? И приближают своего благодетеля к смерти от голода.

Из принципа не буду заниматься благотворительностью. Еда моя и Ника, ничья больше. Страшно представить, как он жил раньше, без "моих" продуктов.

-- Ларка, -- повторил Ник, тоже поставив коробку и приобняв меня, -- всё хорошо.

Злость обхватила костлявыми пальцами горло, притянула к себе, поцеловала колючими губами в лоб.

-- Нет, не хорошо, -- я скинула его руки. -- Подумай о себе. Сколько у нас осталось? Год-полтора? Крохи!

-- Ты непременно найдешь лекарство, -- на бескровных губах засияла улыбка.

-- Ха-ха-ха! -- пнула носом башмака коробку, консервы грустно звякнули. -- Обязательно. Щелкну пальцами -- и найду, -- показательно щелкнула и развела руками. -- Ник! Для чего ты притворяешься, что ничего не происходит? Смеешься, увиливаешь от важных тем?.. Ты хоть осознаешь, что скоро умрешь? Ведешь себя как раньше...

Слова вылетели прежде, чем я успела приглушить их. Грубые, жестокие, беспощадные слова, за которые я непременно прокляну себя до конца дней.

-- А ты не понимаешь? -- непривычно серьезно спросил Ник.

Тихий, твердый голос без капли веселья отрезвлял.

-- Чего? -- наивно уточнила я.

-- Я готовлю тебя к своей смерти.

Будто в живот ударило кулаком. Лишило дыхания и почти повалило на землю. Как в замедленной съемке я осознавала сказанное. Шестеренки в голове крутились безо всякой охоты, скрипели от ржавчины.

Он молчал, оценивал реакцию. Неужели с самого первого дня Ник старался ради меня? Водил на бесполезные прогулки, устраивал пикники в запущенном парке. Дарил поникшие цветы. И отшучивался, когда я пробовала говорить о болезни.

Он жил не потому, что боялся обсуждать смерть. Разумеется, он давно свыкся с ней. Он старался ради меня... Чтобы я запомнила его счастливым, прежним Ником, а не изморенным мальчишкой из Косса с выпирающими ребрами и синяками под глазами от недосыпа и истощения. А я брюзжала, отправляла домой, ругала за букеты. Это не он не осознавал, что скоро умрет, а я не дорожила проведенными вместе днями.

Ник, так и не дождавшись ответа, подхватил обе коробки и понес их в сторону лаборатории. Я плелась позади, сдерживая жгущие глаза слезы. Казалось, каждая секунда молчания расширяла пропасть между нами. Раз -- и общение сведется к минимуму. Два -- мы больше не друзья. Три -- я останусь в одиночестве жалеть себя, а он угаснет, но продолжит ходить на завод и раздавать продукты нуждающимся. Четыре...

-- Видала? -- вдруг присвистнул Ник. -- Крыса пробежала размером с кошку. Помнишь, как математичка визжала от малюсенького крысеныша? Вот бы подложить ей такую, откормленную.

Он опять навесил маску безмятежности. А я подыграла спектаклю, выдавила смешок.

Ник донес консервы и ушел -- рано вставать на смену. Я же, очутившись в пустой лаборатории, поняла: хватит сидеть сложа руки. Пора выбросить надежды о лекарстве, созданном кем-то другим. Честь выпала мне -- воспользуюсь ею. Неважно, какими способами и что положив на карту. Ради Ника...

Тело наполнилось легкостью, изнутри разлилось тепло. Я словно окунулась в горячую ванну после прогулки морозной зимой. Уверенность согревала, твердя: "Ты справишься". Времени и средств хватит. И Ник продержится. Говорят, человек куда сильнее, чем кажется. Когда он узнает, что я близка к цели, то вытерпит, дождется. Я вылечу его, помогу городу, стану героиней. Да, именно так и случится!

...Тем вечером, перед сном, я нашла на локте маленькое черное пятнышко.Глава 6.

Я битый час стояла в душе и ожесточенно смывала пятно. Растерла кожу до красноты и царапин. Пар валил из кабинки, горячие капли падали на плечи, но к щиколоткам скатывались точно льдинки. Увы, "грязь" не исчезла. Осознав поражение, я завернулась в полотенце и вышла, бессильно упала на кушетку, уставилась в потолок.

Не было страшно. Совсем. Что-то отвечающее за испуг отмерло, погасло. Трепыхалась единственная мысль: "Никто не должен об этом узнать".

Горожане, солдаты, Единство, Ник -- никто. Я ошибалась, времени не осталось, и остаток потрачу с толком. Надолго скрыть болезнь не получится, но когда правительство вынесет приказ об отстранении зараженного доктора, у меня накопится целый планшет наработок или даже готовых рецептов. А может, я сумею излечить себя -- лучшего доказательства действенности лекарства нельзя придумать. Надо записать нынешние показатели.

Теперь я понимала давние слова Дины: прививки бесполезны в умирающем городе.

Ночь провела за сбором анализов и подсчетом результатов. Оказалось, втыкать иглы в чужих людей проще, чем в себя. Я долго собиралась с духом... От вида капельки крови на пальце замутило.

"День первый. При осмотре пациента на внутренней стороне локтя обнаружено темное пятно диаметром в сантиметр. Иных изменений не выявлено. Показатели организма в норме. Состояние стабильное". И так далее, на лист текста.

Утром примчался встревоженный донельзя Ник. В наспех одетом рабочем комбинезоне, с торчащим краем рубашки над резинкой штанов. На щеке красовалась зубная паста. С рассветом разнеслась пугающая новость: в Коссе вспышка мора. За вчерашний вечер и эту ночь около сотни человек обнаружило на себе пятна.

-- Ты как?! -- он крутил меня, а я натягивала рукав ночной рубашки на кончики пальцев и изображала возмущение.

-- Ник, я медик. Неужели не разгляжу моровое пятно? Я осматриваю себя каждый день, не беспокойся.

-- Да, извини, -- облегченно выдохнул, покосился на часы. -- Опаздываю... Простишь, что прибежал и тут же убегаю?

-- Нет, конечно, -- и выпихнула его за порог.

Наш спектакль получил вторую сюжетную линию: к мнимому спокойствию добавилось лживое здоровье. Великолепная дружба! Интересно, сколько в ней осталось процентов искренности?