Лекарство от измены - Кэролайн Роу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасайтесь, кто хочет сохранить жизнь! Дон Перико, сюда приближается король с пятьюдесятью всадниками, он хочет убить вас!
Это был Томас де Бельмонте, покрытый пылью и грязью, задыхающийся от напряжения, прислонившийся в полном истощении от потери сил.
Первым, кто среагировал на сообщение, была донья Исабель. С криком ужаса она рухнула со стула на пол в глубоком обмороке. Когда Ракель встала рядом с ней на колени на холодном каменном полу, ее лежащая без сознания подопечная зашептала:
— Падай, Ракель! Нас обеих будет унести гораздо труднее!
Ракель упала в обморок поверх доньи Исабель.
Монтбуй бросился к своей невесте, увидел переплетенные тела двух женщин и разразился проклятиями. Он поглядел на западную дверь, узнал Бельмонте и сразу же ощутил подозрения.
— Что, черт возьми, вы…
Его речь прервал топот босых ног, бегущих к церкви.
— Господин, — кричал парень из усадьбы, которому позволили ненадолго отвлечься от своих обязанностей в прачечной, — господин, там в усадьбе вас сейчас ищет отряд солдат. Скоро они приедут сюда. Хозяйка послала меня сюда, чтобы предупредить вас. Они спросили, где вы и где донья. Человек, который вел их, сказал, что он ее отец. Хозяйка сказала, чтобы я бежал сюда как можно быстрее. Я взял лошадь, чтобы прискакать побыстрее и предупредить вас.
— Довольно, парень, — пробормотал Томас.
— Возьми лошадей, — сказал Монтбуй своему человеку. — Наших лошадей.
— А что с доньями?
— Доньи могут присоединиться к своим родителям в аду, — сказал Монтбуй и бросился из церкви.
Донья Исабель и Ракель медленно поднялись на ноги. Дон Томас пошел к алтарю, подавляя желание броситься бежать. Священник мирно храпел. Все встало на свои места.
Свадебный завтрак, который торопливо готовился для дона Перико де Монтбуя и его невесты, не пропал впустую. Уменьшившаяся, но гораздо более счастливая, часть участников свадьбы села за стол под деревьями и принялась за жирную форель, цыплят, нафаршированных травами, орехами и сушеными абрикосами, жареного ягненка с луком и чесноком, ветчину, сыр, фрукты и всевозможные виды хлеба, риса и овощей. С холмов веял легкий ветерок, блюда привлекали своими ароматами, вина дона Гильома де Балтье лились рекой. Две заложницы и их спаситель были в отличном настроении; дворецкий и его жена энергично обслуживали пиршество с видом людей, которые только что победили самого заклятого своего врага.
Внезапно Томас наклонился через стол, на лице у него было написано беспокойство.
— Моя донья, — произнес он, — тысяча извинений, но последнее время вы были очень больны. Возможно, неблагоразумно так напрягаться.
— Вы хотели бы уморить меня голодом ради моего здоровья, дон Томас? — улыбаясь, спросила она.
— О, нет, моя донья, — торопливо проговорил он. — Но вчера вы были!..
— Здоровье доньи Исабель улучшается день ото дня, — спокойно сказала Ракель.
— Видите, всюду, где бы я ни была, со мной везде мой лекарь и моя подруга, — сказала Исабель. — И я чувствую себя намного лучше, спасибо. Но скажите нам, дон Томас, как вам удалось приехать так вовремя, чтобы спасти нас?
— Это было очень просто, моя донья. Хозяин гостиницы — по-своему честный человек, — сказал Томас. — Он передал мне ваше сообщение.
— Честный, — негодующе произнесла Ракель. — Он продал нас Монтбую.
— Но ненадолго, Ракель, — сказала ее спутница. — Я подозреваю, что затем он продал нас дону Томасу.
— Я узнал, что Монтбуй может поехать в усадьбу Балтье, — быстро сказал он, стараясь не привлечь внимание к отдельным частям своей истории. — Здешняя милая хозяйка направила меня к церкви, а молодой Марк помог мне. — Он откинулся назад и улыбнулся, очень довольный собой.
— Вы прибыли вовремя, — сказала Исабель. — Если бы священник не был так пьян, то вы бы опоздали и не смогли бы нам помочь.
— Никакого риска, моя донья, — сказал дворецкий. — Я побыл немного с отцом По вчера вечером, а когда уехал, то пить он уже больше не мог. Я знал, что вытащить его из постели сегодня утром будет трудно.
— И так оно и было, — добавила его жена.
— Я принес ему маленькую кожаную фляжку коньяка, — сказал дворецкий. — По правде говоря, это единственный способ заставить отца По двигаться. Мне очень жаль, что я, видимо в помутнении рассудка, оставил ему эту фляжку. Откуда я мог знать, что он всю ее выпьет? — добавил он, качая головой.
— И он действительно выпил все? — спросила донья Исабель.
— О да, — сказал Томас.
— А отряд из пятидесяти лошадей был вашим изобретением?
— Боюсь, что да.
— Дон Томас, вы спасли меня от ужасной судьбы. Я вам очень благодарна. — Она указала на его пустой стакан дворецкому, который поторопился наполнить его. — Бокал вина — это небольшая благодарность за все, что вы сделали для меня, но с чего-то следует начать, — сказала она, бросив на него взгляд из-под ресниц. — Я уверена, что мой отец также будет вам благодарен.
— Спасибо, моя донья, — натянуто произнес он. Из-за этого веселья он почти забыл, кем она была, пока ее слова не напомнили ему. Он не мог шутить с нею, как если бы она была работницей на ферме или его собственной младшей сестренкой.
Исабель посмотрела на него оценивающе.
— Вы оскорблены жалким видом моей благодарности, — произнесла она. — Мне очень жаль. Если бы у меня были ларцы с рубинами, уверяю вас, я сочла бы, что это слишком малая цена за мое спасение. Вам больше понравились бы рубины?
— Нет, моя донья, — сказал он. — Рубины, должно быть, прекрасны, но мне достаточно вашей благодарности. Мне больше ничего не нужно.
— Да, — сказала она. — Ваши речи весьма изящны, дон Томас. Вы научились этому при дворе? Но вы не прикоснулись к вину. Разве вы не составите мне компанию? Такого вина нам в монастыре не подают.
Он поднял свой стакан и выпил.
— Вам хотелось бы стать монахиней? — спросил он, чтобы сказать хоть что-нибудь.
— Какой странный вопрос, дон Томас! Вы что, подбираете доний из хороших семейств для какого-то определенного ордена? Или готовы посадить под замок всех женщин там, где с ними не будет никаких хлопот?
— Нет, моя донья. Конечно, нет. Но мне говорили, что вы долго были среди монахинь, и я задался вопросом…
— Не понравилось ли мне это? — Она остановилась и сузила глаза. — Есть ли у вашего вопроса правильный ответ? Я обязательно должна ответить «да» или «нет»?
— Что я могу сказать вам, моя донья? Я не имею никакого права судить вас. Но любой мужчина мог бы надеяться, что вы предпочтете остаться в миру.
— Ах, думаю, что я поняла. Позвольте мне ответить. Это довольно тихая жизнь, в которой обычно не происходит никаких похищений; но я не думаю, что мне понравилось бы провести там всю свою жизнь. У меня нет спокойствия духа доньи Эликсенды. И поэтому, если мне удастся, я постараюсь выйти замуж. Если именно это вы подразумеваете под словами «остаться в миру».
— Вам нравится мысль о браке? — спросил дон Томас.
— Как я могу ответить на это? Вы видели, как меня ужасала перспектива брака с доном Перико. Все зависит от обстоятельств. Когда-нибудь, возможно, появится другой мужчина. И если он понравится моему отцу и я полюблю его, и он полюбит меня достаточно для того, чтобы выносить мои недостатки, я выйду замуж. Как вы думаете, это возможно, дон Томас? Или в этом слишком много всяких «если» и «может быть»?
— Моя донья, эта страна, должно быть, переполнена богатыми и родовитыми мужчинами, которые будут сражаться за вашу руку, — сказал Томас, пораженный горечью, прозвучавшей под внешней насмешкой.
— Вы так думаете? Тогда они должны были сражаться довольно далеко от стен монастыря, потому что я ничего не слышала. В мою келью не долетало на рассвете ни одного звука из их любовных серенад.
— Возможно, они боятся…
— Доньи Эликсенды? Да, порой она может внушать страх.
— Вас, моя донья, и вашего положения.
— Вряд ли, — сказал Исабель. — Вот вы, к примеру. Вы подхватили меня на руки, даже без каких-то там «прошу прощения», и отнесли в гостиницу. Но тогда, возможно вы были храбрее, чем большинство из них. И к тому же вы прогнали Монтбуя.
Неожиданно для себя Томас рассмеялся.
— Возможно, он просто более робок, чем многие другие.
— Вы несправедливы к нему. Он был храбр, как лев, когда имел дело с двумя беспомощными женщинами. Но, возможно, я не выйду замуж, — сказала она, и снова на ее лице появилось выражение усталости и беспокойства. — Ведь я хочу выйти замуж только за того, кого я полюблю, а я не могу любить того, кто не любит меня. Вы верите в то, что влюбленные чахнут о тех, с кем они не могут соединиться, и умирают из-за любви к тому, кто не любит их? Я не верю. Ракель, — добавила она, поднимаясь, — по правде говоря, я устала. Прежде чем мы снова пустимся в дорогу, я хотела бы отдохнуть. Если это возможно, дон Томас.