Черное озеро (СИ) - К. Разумовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стивер Ландау, хоть и не столь впечатлен потрохами и сном на сосновых лапах, разбросанных по снегу, не высказывает недовольства.
Спиной опираюсь на стену, прохладную и хранящую запах осенней сырости. Надеюсь, что кипы бумаг, разбросанные вокруг, разберут себя сами.
Мален похитил девчонку из отчего дома и угодил с ней в плен. Почему она, а не старшая Романова? Елену было труднее увести? Не мог же этот простофиля решить, что они равноценны!
Елена обещана женой Катэну Гриневицкому, старшему сыну Ланцуга, правящего у подножия западных гор. Мать наследника — Эльги, сестра Кегала Крупского, князя Черноградского. О Западных Горах ходит много слухов, но, благодаря моим некогда близким отношениям с царем, я знаю где правда, а где небылица. В недрах скал должно скрываться с полсотни тоннелей, сделанных для незаметного передвижения наших войск к границе с враждебной Меряной. Эти тоннели могут помочь нам пройти быстро и незаметно в Черноград.
Карты должна быть у Эльги Гриневицкой и Маномы Емельяновой. Вторая — ещё одна сестра Кегала Крупского.
Раз Мален потерпел неудачу, придётся отбросить идею шантажа и прибегнуть к старому доброму воровству.
До Емельяновых ближе, но личная дружина князя Вадока Емельянова когда-то славилась своей ловкостью. Нет времени и желания проверять так ли хорошо обстоят дела с их подготовкой в нынешнее время. С другой стороны, основные силы наверняка брошены на мою поимку, и охрана поместья будет слабее.
До Гриневицких путь дольше, да и горный массив с одной стороны от княжества помешает пробраться незамеченными, так как основное сосредоточение дружинников будет у границ с Торговым Путём и Выжженными Землями. Там, откуда идём мы.
Думай, Разумовский. Взращенный при царском дворе, охотник за всякой мерзостью, я точно способен отыскать жалкий клочок бумаги в гадюшнике княжеской семьи.
Забавно осознавать, что со временем я стал тем, на кого сам вел охоту.
Воспоминания о широких богато украшенных улицах Асквы теплятся на краю сознания. Дороги, мощенные брусчаткой, сливались тут и там и всегда приводили к царскому дворцу. Запах выпечки и сладостей тянулся по улицам шлейфом. Двух, а то и трехэтажные дома, отделанные узорами и лепниной были не редкостью, а привычным глазу зрелищем. Монастыри, сияющие золотыми куполами в свете полуденного солнца, влекли верующих. В столице всегда было много идолопоклонников.
Перед кем бы я склонил колени сейчас?
Перед отмщением. Моя жизнь, одна третья её часть точно, ушли на то, чтобы царь захлебнулся горем, как я когда-то своим.
— Амур?
Идэр стоит в дверях, вцепившись тонкими загорелыми пальцами в деревянную окантовку.
Не люблю, когда меня отвлекают.
Встаю, раздвигая бумаги и свертки руками. Они заполоняют собой практически все пространство вокруг. Чертежи и записки к ним. Вот лодка с особым построением носовой части, похожей на ту, какой кичатся в Варварском Крае. Они устанавливают фигуры богов, чтобы те благословляли их путь.
Идиоты. Богам нет дела до людей и уж тем более, если они высекли из бревна симпатичную фигурку Похоти с застывшими волосами, будто их разбрасывает ветер.
Признаться, я был бы впечатлён, если бы мою тушку так бессовестно приукрасили и пригвоздили к форштевню. Но всё ещё не настолько, чтобы мне было интересно благословлять кучку рукастых лизоблюдов.
Главная идолопоклонница почла меня своим присутствием в столь отвратительно долгий день. Быть беде?
— Чего тебе?
Идэр вздыхает и склоняет голову набок. До глупости простое действие переносит меня в нашу душную спальню, темную, с кучей покрывал, подушек и с безвкусной лепниной под потолком.
Отвратительная эта штука — память, она не дала мне поехать с катушек в Лощине, но при том же брала измором года напролёт.
— Воровка сказала, что готова. Пока ты вел переговоры с княжной, она дописала свою ересь, и мы с Хастахом её привязали. Мало ли.
Тонкая фигура вырисовывается под рясой, изогнутая, как змея. Идэр прислонилась к косяку, сложив руки на груди. Браслеты звякают, соприкасаясь с массивными цепями на её шее, которую так хочется свернуть.
Она почти не изменилась. Миндалевидные глаза, подведенные сурьмой, ловят каждое движение, в поисках одобрения.
Поднимаюсь и шаркая плетусь к двери прямо по оставшимся чертежам. Они всё равно бесполезны в достижении моего умысла.
— Я же сказал, чтобы вы её не трогали.
— Ты же не серьезно имел это… — Идэр прерывается на полуслове и меняет тему: — Ты выглядишь неважно. — с беспокойством тараторит предательница, протягивая руку к моей груди. Замираю, стараясь не смотреть на неё. Ладонь холодная и костлявая. Такая, как и тогда. Столько лет прошло, а я помню, как держал её за эту ручонку и надевал обручальное кольцо на палец. Как будто это было вчера.
Давай, вырви мне то, что ты так милосердно оставила от сердца и покончим со всем этим.
Идэр нежно гладит шрамы под рубашкой. Напрягаюсь.
Балдахин, холодные подушки и рубиновое платье, сползающее с острых плеч на пол. Тихие шаги, как по песчаному берегу, нежные объятия и запах ладана, навсегда впитавшийся в бронзовую кожу и волосы, цвета воронового крыла.
— Гордишься своей работой?
Бывшая невеста вскидывает брови, изображая удивление.
— Дорогой, я просто хочу помочь тебе.
Ее навязчивое желание спасти меня раздражает больше женоненавистничества Хастаха и глупой доверчивости Малена. Я не нуждаюсь в спасении и сочувствии. Мне не нужна любовь и жалость. Хочу, чтобы меня уважали и продолжали бояться. Я добьюсь отмщения, если не общей идеей, то хотя бы безукоризненным подчинением.
— Не думаешь, что питать тайную симпатию к бывшему любовнику — клише? — рычу я, разглядывая тонкие загорелые пальцы, увешанные кольцами.
Она никогда не знала меры. Ни в чем. Как и я.
— Не думаешь, что общаться с бывшей невестой как с дерьмом — двойное клише? — она говорит мягко, выводя пальцем невидимые узоры над сердцем.
Может, я действительно должен дать ей вторую попытку?
Импульсивный и несдержанный, я прыгаю на одни и те же грабли, ожидая поглаживания вместо отрезвляющего удара по лбу.
Делаю шаг вперед, встав к ней почти вплотную. Идэр мешкает и замирает. Чувствую тепло её дыхания на шее. Она гладит ключицы и спускается ниже, проводя кончиками пальцев по солнечному сплетению. Тошнит. От всего — лжи, предательства, от которого ей никогда
