Цунами. История двух волн - Аня Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снизу здания казались мне довольно однообразными, но отсюда было видно, что вариаций форм и размеров довольно много. Застройка была довольно хаотичной, мне не удалось обнаружить закономерностей. Мое внимание привлекла красная башня на четырех опорах.
— Эйфелева башня в Токио? Красная?
— Это Токийская Телебашня. Немного напоминает Эйфелеву, да. Это самое высокое здание в Японии.
— Она очень отличается по дизайну от окружающих небоскребов. Как будто иностранка, — я внезапно почувствовала прилив нежности по отношению к одинокой Токийской телебашне. Хиро взял меня за руку, и я положила голову ему на плечо.
— Ей уже много лет, отношение к дизайну поменялось за это время. А теперь посмотри, вот там слева вдали строится Небесное Древо в Сумида — новая телебашня. Через год строительство закончится, и она отнимет у нынешней звание самого высокого здания в Японии.
— Так всегда происходит, правда? Как бы хорошо ты ни держался, кто-то придет и будет лучше тебя.
— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое.
Я посмотрела на него с удивлением.
— Мне казалось, что желание быть лучше как раз про японцев. Разве не так японские компании достигали высоких результатов, и их продукция стала эталоном качества.
Он покачал головой.
— Японские компании это не про соревнование. Это скорее про образ жизни, компания — семья и ты работаешь на благо семьи, наравне со всеми. Сознание же что все когда-нибудь кончится, принятие этого, своеобразный фатализм значительно облегчает жизнь.
Я потрясла головой.
— Это что-то азиатское и мне трудно принять. Я как-то смотрела японский фильм, про деревню, где люди умирали от голода и поэтому старики уходили в горы умирать. Основной темой фильма было, как спокойно старая женщина принимает свой конец, что смерь старых обеспечивает жизнь молодых.
— Разве это не так?
Я пожала плечами.
— Это как-то жестоко.
— Тогда жизнь вообще жестока. Живые существа постоянно умирают. И постоянно рождаются. Прямо сейчас пока мы сидим тут. Когда принимаешь это жить понятнее и проще.
Вопрос давно крутился у меня на языке, и казалось, сейчас был самый момент для него.
— Ты никогда не думал о времени для нас? Что если это все зря? Если мы проведем это время, так стараясь удержаться вместе, а потом, через десять, пятнадцать лет проснемся чужими людьми? Поймем, что между нами нет ничего общего, что мы потратили лучшее время жизни на борьбу за пустоту? Ты обнаружил, что живешь с женщиной, которая не любит тебя и не понимает, Хиро. Ты возненавидишь меня за это?
Он помолчал, а потом ответил спокойно и уверенно:
— Однажды все мои родные умрут. И я умру. Мои кости превратятся в пыль. Вещи, которыми я окружал себя, станут пеплом. Деньги, которые я зарабатывал с таким трудом, превратятся в ничто, и увидеть их можно будет только в музее. Мои правнуки не вспомнят моего имени. И знаешь, что останется?
Мне стало холодно от его слов, я поежилась.
— И что же?
— Ничего. Не останется ничего.
— Тогда зачем стараться, если ничего не имеет значения?
Он притянул меня к себе и прижался губами к моему виску. Нет, даже не коснулся, застыл в сантиметре от меня. Знакомое магнетическое ощущение, тянущее меня к нему наполнило кожу в этом месте теплом. И я была уверена, что он чувствует то же самое. Он прошептал мне в ухо.
— Вот то — что существует прямо сейчас. Если жить, в опасении, что все, что ты любишь однажды превратится в прах, то будешь просто стоять на месте. Давай лучше будем считать, что только это реальность и только это имеет значение.
Он поднялся и потянул меня к другому окну.
— Гляди, какой сегодня чистый воздух! Ты знаешь, что это на горизонте?
Я улыбнулась
— Это Фуджи-сан.
Заходящее солнце уже окрасило гору в тона разгорающегося пожара. Тонкие облака на ее фоне тоже стали золотисто-оранжевыми, будто вулкан снова стал действующим и по склону льется горячая лава. Я знала, что Хиро поднимался на гору в студенчестве.
— Может быть как-нибудь поднимемся на нее вместе?
Он сделал вид, что колеблется.
— Вообще есть народная мудрость, которая гласит, что кто не был на вершине Фуджи, тот — дурак.
— А кто был там дважды, тот — дважды дурак, — закончила я, — это не ответ на мой вопрос.
— Глупая, я пойду с тобой куда угодно.
Нас ждал столик в ресторане здесь же на смотровой.
Город догорал в закатном свете. Быстро стемнело, мы сидели за столиком у окна и наблюдали, как постепенно появляются огоньки. Ночной Токио будто бы принарядился, чтобы отправиться на праздник. Пара взмахов искрящейся пудры, хрустальные грани небоскребов отражают пульсирующее золото магистралей. Телебашня зажглась оранжевым светом, словно маяк для невидимых кораблей. Мы были в сказке, где время остановилось. Закончив с ужином, мы поднялись на открытую площадку чуть выше.
Вид открывался потрясающий, у меня дух захватило от черно-золотой панорамы. Ветер наверху был довольно сильным и Хиро обнял меня за плечи. Город был бесконечным. Огни тянулись до самого горизонта. То есть я понимала, что Токио это не один город, что, скорее всего там, вдали уже другие префектуры, но одно дело знать и другое видеть своими глазами.
Я поискала глазами аэропорт, но Нарита был слишком далеко отсюда. Через неделю я улетала.
— Иногда мне кажется, что я тебя обокрал, — вдруг задумчиво сказал Хиро. — У нас не было долгих свиданий, мы не держались за руки и не ходили в кино месяцами. Из-за того, что я боялся потерять тебя так сильно, я сразу превратил нашу жизнь в рутину. Меня пугает, что однажды ты можешь упрекнуть меня в этом.
Я покачала головой. Ветер дул так сильно, что мне казалось — он может унести меня отсюда.
— У нас будет целый год порознь. Спасибо тебе, что сегодняшняя рутина даст мне сил, чтобы пережить это.
Глава 12
Запомнить. Мне нужно запомнить солоноватый привкус токийского лета на его губах. Шелковистую гладкость его кожи. Послушные прикосновению пряди волос. Землю, теряющую притяжение, когда он подхватывает меня на руки. Тяжесть его головы на моих коленях. Удержать, запомнить, сохранить. Расстаться.
Друг, любовник, возлюбленный.
Мы прощались в аэропорту Нарита. Стояли друг против друга, как заблудившиеся дети. Я думала, что Земля слишком большая. Мне хотелось, чтобы обжитая площадь ограничилась несколькими километрами. Чтобы некуда было уйти-уехать. Чтобы в
