Цунами. История двух волн - Аня Ким

— Нина, моя невеста, — он повторил то же самое по-японски для мамы и ободряюще сжал мою руку.

Затем мы прошли в дом. Пол первого этажа был выполнен из светлого дерева. Интерьер был очень приятным. Разные материалы дополняли друг друга цветом и фактурой, создавая деликатную игру светлого и темного, гладкого и шероховатого. Пространство первого этажа было разделено на зоны но перегородок почти не было. В центре дома располагалась стеклянная комната с садиком и фонтаном внутри. Мы прошли в обеденную зону и присели за низенький столик. Все вели себя так, словно трапеза была основным для чего мы приехали. Меня постоянно спрашивали, нравится ли мне еда, не хочу ли я еще, так что я быстро почувствовала, что не могу больше проглотить ни куска. Затем отец принялся расспрашивать Хиро по-японски, то и дело, бросая на меня хмурые взгляды. У меня свело живот, на какой-то момент я ощутила себя скорее вещью, чем человеком. Хиро между тем выглядел спокойным и даже расслабленным. Он отвечал на вопросы, кивал и отрицательно мотал головой. Выражение лица его отца становилось все более застывшим. Наконец он обратился ко мне.

— Так вы студентка? Чем занимаетесь в Японии?

Этого вопроса я ждала, поэтому отвечать было легко. Я рассказала о работе отца, о своем первом приезде, о интересе к изучению японского языка и посещении языковой школы. Он задал мне вопрос на японском, который я, разумеется, не поняла, но потом перешел снова на английский.

— Так, что, в России совсем плохо с молодыми людьми? Почему вы решили выйти замуж за японца?

Я почувствовала раздражение. Он считает меня глупой? Или считает дураком своего сына?

— Я не решала выходить замуж за японца. Я хочу быть вместе с вашим сыном. То что он японец не имеет решающего значения. Я хотела бы быть с ним, будь он испанцем, эскимосом или нигерийцем, мне все равно.

— Это я сделал ей предложение, — перебил меня Хиро.

— Да уж, я, по крайней мере, надеюсь, что ей хватило воспитания не просить тебя об этом самой!

Я вспыхнула до корней волос. На языке вертелся ехидный ответ, но я промолчала. Хиро снова заговорил по-японски.

После ужина мужчины поднялись наверх, и я осталась с мамой Хиро, которая совсем не говорила по-английски. Во время нашего диалога с его отцом я прониклась к ней сочувствием. Она не понимала, о чем мы говорим, и сидела, не поднимая кроткого взгляда. И вообще ей должно быть нелегко живется с таким мужем. Я прошлась по комнате, показала на стеклянный сад рукой и сказала "очень красиво" по-японски. Она поблагодарила, потом предложила мне чаю. Я отпила немного из маленькой чашки. Неловкость нарастала, и я попросилась в туалет, сделала жест, словно мою руки. Она показала на лестницу и потом направо.

Я поднялась наверх и в поисках туалета наткнулась на кабинет, где разговаривали Хиро с отцом. Мне не видно было лицо его отца, только слышен резкий голос. Он раздраженно отчитывал Хиро, а тот спокойно отвечал, односложно, кажется, повторяя одно и то же. За очередной резкой репликой он пожал плечами и, улыбнувшись, ответил парой предложений. Наступила тишина, а потом отец с размаху ударил его по лицу. Звук пощечины был таким громким и резким, что я вздрогнула и прикрыла рот рукой. Хиро же продолжал стоять, не шелохнувшись и расправив плечи, словно к нему это никак не относилось. Он смотрел прямо перед собой.

Я, испугавшись, что они сейчас выйдут, и у меня не получится совладать с собой, спустилась вниз. Через несколько бесконечных минут, как ни в чем ни бывало, к нам присоединился Хиро. Я была так зла, что почти ничего не говорила, мои губы, словно сковала судорога. Мне хотелось высказать все, что я думаю об их семье и отношениях внутри нее и единственное, что меня сдерживало, это понимание, что я сделаю Хиро только хуже. Периодически он бросал на меня внимательные взгляды. Я, сославшись на плохое самочувствие, попросила его завершить наш визит пораньше. Его отец спустился проститься, но больше не обмолвился со мной ни одним словом. Это было единственным приятным событием за вечер.

Сидя на скутере, позади Хиро, я подумала, что могла бы убить за него. Мне так хотелось защитить его от этих семейных неурядиц, но я не могла. Я могла только любить его, учиться и работать, чтобы у него не было причин волноваться за меня. Каждый раз, когда мы обсуждали мое будущее обучение и трудоустройство в Японии, он так тщательно искал варианты, что мне казалось, будто его пугает предположение, что я могу стать зависимой от него. При этом он предложил открыть для меня отдельный счет и откладывать туда ежемесячный взнос на мое обучение. Я, разумеется, отказалась, но сами по себе это навязчивое стремление сделать меня независимой немного пугало.

Еще, во время этой поездки я думала о копировании поведения родителей. Могу ли я ожидать, что в будущем мой солнечный Хиро будет смотреть на меня таким же холодным, безжалостным взглядом, как смотрел его отец? Что будет так же безразлично отодвигать меня в сторону, как делал его отец с его матерью. От одной этой мысли меня передернуло. Я всегда считала, что родительская модель поведения очень сильна, но мне не хотелось верить, что это единственный вариант развития событий. Мы молоды и умны, у нас должно хватить сил, построить другой мир для нас самих. Должно?

Я спрыгнула на землю, но Хиро остался сидеть на байке, вертя в руках шлем.

— Прости, — сказал он, не поднимая на меня взгляд. — Я понимаю, что тебя это задело. В сущности, я сам виноват, ты тут не при чем.

Он устало потер глаза. Я осторожно дотронулась до его пальцев. Моя рука скользнула в его ладонь, и я переплела его пальцы со своими. Я постаралась заставить свой голос звучать бодрее:

— По крайней мере, теперь у тебя есть недостатки. Я уже начала волноваться, осознавая свое несовершенство! Теперь я могу ссылаться на бесчувственных свекров в семейных ссорах, это отличные новости! — он обнял меня и засмеялся, как мне показалось с облегчением. Я замерла, прижавшись к нему. Потом спросила уже серьезно.

— Ты в порядке? — он удивленно посмотрел на меня и кивнул. Я пояснила. — Я поднялась наверх в уборную и застала часть вашего разговора с отцом. И то, что я увидела, мне не понравилось.

Я осторожно дотронулась ладонью до его щеки, но он отстранился.

— Я сам перегнул палку. Можно