Цунами. История двух волн - Аня Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так это его идея с учебой?
— Он хочет, чтобы я могла нормально работать в Японии и вообще, — я попыталась изобразить тон, с которым это говорил Хиро, — быть независимой.
— Нина, это очень хорошее качество для парня. Он заботится о тебе, точнее он заботится о твоем будущем.
— Я знаю, — неохотно признала я, — но иногда с этой заботой он перегибает палку. Например, он открыл мне счет, хотя я не соглашалась на это. Вообще такое ощущение, что он собрался скоропостижно умереть в ближайшие пару лет, и я неминуемо останусь одна.
— Отец сказал, что он впечатлен. А впечатлить папу смог бы не каждый из твоих мальчиков. Помнишь этого, с крашеными волосами, — мама закатила глаза.
Я никого не помнила. То, что я могла быть с кем-то другим, касаться кого-то другого, целовать другого казалось мне крайним абсурдом. Этого не существовало, просто не могло быть.
Разговор прошел приятнее и проще чем я рассчитывала. Возможно папа разболтав заранее, сослужил мне хорошую службу. Своим заявлением я не привела маму в полный шок, скорее немного озадачила. Позже вечером, разговаривая с Хиро по скайпу, я позвала маму к телефону и виртуально "познакомила" их.
— Ты похожа на маму. У тебя такие же глаза и форма лица.
— Да, на детских фото мы как близнецы. А ты не похож ни на одного из родителей.
— Да, не похож, — его лицо омрачилось. — У тебя замечательные родители. Я даже завидую.
— Они станут и твоими родителями тоже, я согласна делиться. Бьюсь об заклад, в семейных ссорах мама станет поддерживать тебя, она от тебя уже без ума!
Мне хотелось заставлять его смеяться. Когда он улыбался, когда на его щеках появлялись эти очаровательные ямочки, когда со лба исчезала настороженная складка, когда он хохотал, обнажая зубы, мое сердце вело себя как детская игрушка на резиновом шнуре. Я могла бы смотреть, как он смеется вечно.
Он напомнил мне про документы и про японский. Мы разговаривали до поздней ночи, а следующим утром начался сентябрь.
Я подала документы, и мне назначили день дополнительных экзаменов. В целом было впечатление, что меня уже взяли и особенных успехов от меня никто не ждет.
Город был прежним. По его улицам ходили те же люди, телевидение транслировало те же передачи, в школах листались старые учебники. Но я была другой.
Агата ждала меня в парке. Мы договорились встретиться во время короткого телефонного разговора, и я понимала, что ее распирает от любопытства.
— О, священная корова, ты подстриглась! Боже мой, как круто, просто умереть можно! Почему ты раньше этого не сделала, я сейчас умру от восхищения! Ты похудела! Вот это джинсы, ты в Японии купила, черт, какие крутые! Давай, скорее, рассказывай, Нина, последние три дня я еле сдерживалась, чтобы не прибежать и не вытрясти из тебя твои эльфийские истории силой!
Агата от возбуждения грызла лак на своих синих ногтях. Кажется, к ее пирсингу добавилось еще одно кольцо, хотя может быть она его просто не носила раньше. Мы устроились на все еще зеленой траве, и я попыталась обрисовать мое сумасшедшее лето в общих чертах.
— И он отказался спать с тобой потому что что? Серьезно? У него проблемы? Может он извращенец, ты смотрела эти японские видео, говорят у них каждый второй того?
— Он не извращенец, — я вспыхнула, — дай договорить.
Когда я дошла до предложения она сделала жест, словно подбирает рукой падающую челюсть.
— Это звучит как долбанная история из Космополитан, ты же понимаешь? Встал на одно колено и, господи, покажи кольцо! Я полна зависти, зайка!
— Когда рассказываешь, и правда звучит несколько странно, — я помнила этот вечер до мельчайших подробностей, но что тут было можно рассказать. Как он сделал вдох и обвел взглядом улицу, словно собирался нырнуть? Как все внутри меня кричало, к черту логику, скажи да, мы должны быть вместе, мы были созданы чтобы быть друг с другом. Я не могла облачить это в слова, слова были слишком хрупкими и разваливались под тяжестью моих эмоций.
Я рассказывала, как мы встречались, катались по городу, как я ночевала у него в дни, когда отца не было дома. Рассказала о наших планах, о смене места учебы, о встрече с его родителями.
— Я не совсем понимаю, — Агата помолчала, — ты учишь японский, переводишься, хочешь переехать в Японию, кардинально меняешь свою жизнь, а что делает он?
Вопрос оказался для меня неожиданным. Я никогда не рассматривала наши отношения, противопоставляя взаимный вклад. Я задумалась.
— Мне кажется, он меняет свою жизнь больше чем я, — наконец ответила я, — в целом мне вообще кажется, что мои действия это поверхность, как у работающего автомобиля. Ты видишь кузов и вращающиеся колеса. А Хиро это двигатель. Он дает мне энергию, он принимает решения и отстаивает их. Создает основу нашей реальности, каркас, для которого мне остается добавить декорацию. Его мир более консервативен и чужероден для иностранцев, не думаю, что принять меня будет Японии легче, чем для мне принять Японию.
А потом мы смотрели фотографии и видео. Самое приятное в общении с Агатой, было то, что даже если она не одобряла мои планы, она принимала мои решения. Насчет разговора с Ритой я была совсем не уверена. В наших отношениях она всегда была ведущей, ее энергия подавляла меня. Но сейчас у меня больше не было желания играть в эти игры, вопрос только в том устроит ли Риту новый формат? Или нам придется забыть о дружбе?
Ян — парень Агаты, уже служил. К счастью его часть находилась недалеко от города, и ребята могли часто видеться. Агата временно переехала к родителям, одной снимать квартиру ей выходило накладно. Жить с родителями ей не слишком нравилось, но она не жаловалась. Разве что картинно скривила лицо при вопросе о ее младших сестрах.
— Растащили всю косметику к чертовой матери. Хоть замок вешай на дверь!
Я подумала о своих отношениях с младшим братом. По правде говоря, отношений у нас почти не было. Он жил в своем собственном, абсолютно мальчишечьем мире, куда я периодически врывалась с требованиями устранить из комнаты остатки еды, грозившие превратиться в биологическое оружие. С помощью в уроках. Или просьбой сделать потише. Когда мне исполнилось лет 13–14, мы отдалились и сблизиться сейчас, было сложной задачей. Но я любила брата, и он любил меня, это я знала наверняка. Возможно,
